— С. Л. по неизвестной причине не дала проверить в своем классе технику чтения.

Ответного слова мне, как всегда, не дали, а все «свидетели» промолчали. Бочка продолжала катиться…

Такие вот методы.

И я должна, профессионально обязана пребывать в хорошем, приподнятом настроении, вселять в моих сотрудников веру в светлое будущее, поддерживать мажорный тон. И шутить. Разумеется, ^зшцно. От избытка хорошего настроения.

Еще я должна планировать свой театральный эксперимент, продолжать вести его, делать подробные записи, анализировать результаты, отчитываться перед родной лабораторией театра НИИ художественного воспитания АПН СССР (это место, где меня понимают и поддерживают). Но лаборатория так далеко, а мое начальство так близко…

Еще должна искать результативные приемы и методы обучения — что-то заимствовать, что-то придумывать.

И опять анализ, выводы, корректировка. И горы литературы. Среди опусов, от которых у меня начиналось разжижение мозгов, а уровень оптимизма взлетал вверх и там зашкаливался (хотелось петь и танцевать от счастья и благоденствия, которыми, оказывается, битком набита наша школа), я научилась отбирать необходимое.

Великий Макаренко, в книгах которого каждый раз открываю что-то новое для себя (дорастаю до понимания?), Сухомлинский, Терский, Иванов, Шаталов, Лысенкова, Ильин, Амонашвили (он каким-то образом заставил вселенную крутиться вокруг своих питомцев— у меня не получается), Щетинин (оставшийся без работы), Соловейчик (умеющий гениально расставить все точки над i и назвать вещи своими именами), Выготский, Гальперин, Лурия, Станиславский, Мочалов. (Книги людей, фамилии которых столь известны, что не нуждаются в инициалах.) Книги по психологии, психиатрии, социологии. «Режиссура как практическая психология» П. М. Ершова, ставшая настольной книгой. Справочники и словари, периодика, художественная и научно-популярная литература. Библиотеки, библиотеки (попробуй купи!).

Общение с друзьями, которые помогают в трудные минуты словом и делом, — еще одна ипостась моей жизни. Я уж не говорю о том, что надо растить свою дочь, быть ей папой и мамой; дом, хозяйство, магазины с очередями, долгие, мучительные и унизительные поиски какой-нибудь мелочи, без которой тем не менее не обойтись, — вроде йода или бельевых прищепок. Каждое лето возить ребенка на курортное лечение — «дикарями» '(путевки не дали ни разу), ездить в Москву «подышать» — пообщаться с родными (они всегда меня понимали и поддерживали), встретиться с интересными людьми, единомышленниками, набрать материал для работы в школе (студия «Союзмультфильм», к/ж «Ералаш», библиотека им. Ушинского, журнал «Веселые картинки», Театр Образцова, ну и, конечно, лаборатория театра НИИ ХВ).

Все это работа. Но ведь надо было еще и отбиваться (инициатива-то наказуема!), выдерживать ежедневные бои.

Мечтаю: открыли бы, в плане заботы о людях, спецгоспиталь (не больницу— госпиталь!) для учителей, контуженных справками, раненных администрацией, наповал убитых во время инспекторских налетов. А то несправедливо получается: хоть ранен, хоть убит — все равно иди в класс и работай.

На одном из совещаний были обнародованы данные по нашей школе:

Это данные, которые невозможно было скрыть, которые вылезли наружу.

Заключение Высокого начальства: «А что — хорошая школа! Другие есть ещё хуже».

Сообщение директора: «Нашу школу решено сделать методическим центром».

Нет, это что, нарочно?..

После очередной атаки неутомимого начальства я поужинала таблетками — головная боль прошла, но зато в голову пришла светлая мысль. А что если поехать на аэровокзал — вот прямо сейчас! — и купить билет на самолёт. До Северного полюса. Вот где райская жизнь: льды, снега — и никаких завучей, никаких инспекторов. Ведь это и есть счастье!

Промаявшись бессонницей, я под утро все-таки уснула, согретая голубой мечтой.

И проспала.

Проснулась ровно в 8, со звонком на урок. (В этот день нам переставили смены, вообще-то мы во 2-ю.) Опоздала на работу!..

Подхожу к школе в 8.25. Постояла немного под дверью кабинета — тихо. Слышу — идёт урок. В голове картины одна страшнее другой: урок ведёт завуч и тут же пишет докладную о том, что С.Л.:

1) опоздала на работу 22.05;

2) вообще не явилась на работу 22.05;

3) часто опаздывает на работу;

4) всегда опаздывает на работу;

5) никогда не приходит на работу!

Набравшись духу, открываю дверь. (Бедные мои опаздыватели!) За столом Инна, пом. командира, ведёт урок. Работа в полном разгаре, ребята тянут руки, отвечают. Трудятся с увлечением и радостью. В классе полный порядок. (Спрашивается: зачем тут я?) Встали, разулыбались.

— Извините, я опоздала…

— Да ну что там, бывает! — великодушно.

— А мы думали, что вы заболели, и решили сами провести уроки.

И ведь смогли бы: опыт есть, не раз вели фрагменты уроков начиная с I класса. А в этом году к концу третьей четверти программу прошли. Я ребятам давала домашние задания, а они — мне.

— Просмотрите свои тетради, посоветуйтесь друг с другом и скажите мне, над чем нам надо ещё поработать, что отшлифовать, в каких разделах чувствуете неуверенность, что бы хотели узнать сверх программы.

Так вот и учим друг друга. Но что же будет дальше?

Вспоминаю, в каком трудном положении оказался мой IV «Б». Но там всё кончилось хорошо: коллектив сумел себя сохранить и заслужить уважение и ребят, и учителей. В той школе оценили надежность ребят, их работоспособность, ответственность, дружбу, социальную активность. И даже В. К., которая с ними воевала четыре года, с V по VIII класс, тоже по-своему оценила. Раиса Федоровна рассказывала со смехом:

— Без конца ссорится с ними, ругает по-всякому, терпеть их не может, но, как только собирается проверка, идёт ко мне: «Дайте ваш класс на открытый урок». Знает, что не подведут.

В этой школе всё сделанное нами дружно втаптывают в грязь с какой-то слепой яростью. Никак не могу понять психологию этих людей. Ведь даже последний подлец внутри-то считает себя человеком порядочным, он обязательно подводит красивую базу под любую творимую им мерзость. Ему надо оправдаться перед собой, чтобы остаться человеком в собственных глазах.

Интересно, как они оправдывают себя? Что они себе внушают? Я не могу понять, и это меня мучает. Ведь мне надо разобраться, чтобы найти противоядие, не допустить произрастания подобного «букета» качеств в моих детях, вовремя и правильно сделать профилактику. Понятно, что «рождёнными ползать» не рождаются. Хватит ли того запаса, что уже есть, или надо искать что-то иное? (Опять я за своё, как сказала бы завуч.)

И грызёт тоска: сколько я могла бы сделать, если бы только работала, а не воевала!

Самый больной для меня вопрос: что будет с ребятами? Узнала, что классным руководителем у них собираются назначить преподавательницу немецкого языка. Иду к ней, так как она к нам не идёт. Хочу познакомить ее с ребятами, ввести в курс дела: по меркам школы наш класс необычен, подход к нему нужен особый. Знаю, как на грубость отреагировал мой IV «Б». Да и с этим классом уже был прецедент.

Я заболела, и с ними несколько дней занималась В. В., потом М.И. Когда я вышла на работу, нам было о чём поговорить!

В.В. начала строить отношения с крика: в их обращении друг к другу во время урока, их раскованности она узрела угрозу авторитету учителя, непослушание, нарушение норм. Дети не соответствовали её эталону учеников. И тогда она принятыми в школе методами, т. е. принуждением, криком, стала требовать послушания, которое ничего общего не имеет с настоящей дисциплиной. Ребята не видели никакого смысла в «тихом сидении», которого от них требовали, да ещё таким тоном, расценили её выпады как несправедливые и грубые и перестали её воспринимать.

Потом, правда, В. В, проявила разумный подход, желание проанализировать ситуацию: