— Ваш новый начальник, генерал Покровский, придерживается тех же взглядов.

— Конечно, ваше превосходительство, Виктор Леонидович — генерал Добровольческой армии и полностью разделяет взгляды ее вождя, — ответил уверенно Шкуро, уловив вопросительные нотки в словах Деникина.

С разделявшим взгляды вождя Покровским договорились ехать на открытие Рады вместе, причем на автомобиле генерала. Тот, как условились, заехал в Пашковскую пораньше, чтобы перед таким большим политическим событием побеседовать со Шкуро один на один. Генерал был в черкеске, на которой красовался Георгиевский крест. Шкуро тоже оделся по-казачьи. Татьяна подала в кабинет кофе и сладости.

— Полагаю, что мы будем действовать сообща, — сказал Покровский, не столько вопросительно, сколько начальственно.

— По-другому и быть не может, — ответил Шкуро. — Деникин за Фнлнмонова, значит, и мы за него. А за нами и вся Кубань. Верно говорю, Виктор?

— Не вся, Андрей. Быч, Рябовол, Сушков, Калабухов и еще целая группа смотрят в сторону. Хотят своего атамана. Быча, наверное. Или Калабухова. Чтобы Кубанскую республику создать, а Добровольческую армию — в Россию. Благо с немцами теперь войны нет. Ходят слухи, что в Германии революция.

— Ну-у? Как?

— Ничего еще точно неизвестно. Узнаем. Главное, чтобы у нас был порядок. Только мы — боевое Кубанское казачество — имеем право решать, какая должна быть власть на Кубани.

— По-другому и быть не может.

— Будем так держаться на Раде.

Капитан Гензель не рвался в Зимний театр, где открывалась Рада, но Маргарита очень настаивала, и он без особого труда получил пропуск. Они жили неподалеку, в гостинице «Кубань», и пришли, когда до начала события оставалось достаточно времени, чтобы осмотреться и послушать, о чем говорят. В фойе духовой оркестр играл: «На сопках Манчжурии», в богатом ярко освещенном буфете толпились офицеры в черкесках и мундирах, немногочисленные женщины красовались в лучших своих платьях. Некоторые дамы — в поношенных столичных, другие в новомодных французских, доставленных через Новороссийск. Были и настоящие казачки в цветастых платьях, с десятком нижних юбок, делающих их фигуры такими, какие настоящие мужики любят. Все это супружеская чета Гензелей видела и раньше, посещая театр.

Новыми были разговоры:

— В Германии революция.

— Кайзера повесили.

— Нет, он бежал в Африку.

— В России террор. Всех бывших офицеров Чека взяла в заложники.

— Слышали новость? Кутепов женился. На… дальше шепот.

— Вера Холодная умерла в Одессе.

— Кайзера повесили моряки на рее…

Здесь вновь встретились трое старых друзей — капитаны Гензель, Рябов и Чухлов, Целовали ручку мадам Гензель, восхищались ее красотой и туалетом, удивлялись, что муж не на фронте. Даже шутя сожалели: а то бы…

— Все-таки почему же ты, Кирилл, не со своим бароном? — допытывался Рябов.

— Прикомандирован для особых поручений к штабу его превосходительства главнокомандующего.

— Он туда, а я оттуда, — сказал Чухлов. — Формирую новый батальон в Марковской дивизии. А Кирилла прикомандировали к медовому месяцу.

— Ах, какой долгий месяц! — воскликнул Рябов.

— А мы и не замечаем, — кокетливо сказала Маргарита.

— Будешь, Вася, в белой фуражке щеголять? — спросил дотошный Рябов.

— Ив белой фуражке, и в черных погонах в Москву буду входить. Вот Гензель с Врангелем побьют здешних краснюков, чтобы в тылу не мешались, и… вперед к Первопрестольной.

Зазвенел звонок, открылись двери зала, люди потянулись к своим местам. Гензель, стоявший с краю, у окна, бросил взгляд на улицу и обернулся с интригующей новостью:

— Господа! Только что в одном автомобиле подъехали Покровский и Шкуро в сопровождении большого отряда кавалеристов!

Новость удивила многих. Возникли самые фантастические предположения, подтвержденные еще одним эпизодом: Покровский и Шкуро вместе вошли в зал, прошли в ложу и сели рядом.

На ярко освещенной сцене появился седобородый Филимонов и объявил об открытии Чрезвычайной Кубанской Рады. Быстро выстроились хористы в казачьих одеждах, грянул оркестр и зазвучала песня-гимн:

Зал подпевал стоя. Покровский грозно поглядывал на соседей: поют ли? Шкуро вообще любил песни, и на лице его выражалось необходимое чувство умиления и радости.

Председателем избрали Рябовола. Первое слово — Деникину: главная власть в белой России. Генерал вышел, неторопливо, в несколько помятом мундире с Георгиевскими крестами, на лице его было отвлеченное выражение тяжелых раздумий о судьбах родины. Был он похож на старого священника, ведущего службу. Говорил спокойно, лишь иногда в голосе возникала некоторая угроза — это для самостийников.

— Добровольческая армия, созданная героем России генералом Корниловым, освободила Кубанскую землю от большевистской чумы, — говорил генерал, — добровольцы шли в бой в жару и стужу, переносили невероятные лишения, гибли тысячами с одной заветной мыслью — спасти Россию. Троцкий знает нашу силу и кричит: «Все на Южный фронт! Мы должны разрубить завязывающийся узел контрреволюции». Большевистский командующий намеревается бросить на нас, на Юг России, огромные полчища своей Красной Армии, в которой собраны китайцы, калмыки, башкиры, пленные немцы и австрийцы, самые жестокие и кровожадные головорезы многих национальностей. Они никому не дают пощады, особенно нам, русским православным людям. Их гимн — «Интернационал». При таком положении вещей пора бросить споры, интриги, местничество. Все для борьбы! Большевизм должен быть раздавлен. Россия должна быть освобождена, вступив с боями на Кубанскую землю. Добровольческая армия встречала радушный, сердечный прием и гостеприимный кров. Но в последнее время идет широкая агитация, отчасти оплачиваемая иноземными деньгами, отчасти подогреваемая людьми, которые жадными руками тянутся к власти, не разбирая способов и средств. Хотят поселить рознь в рядах армии и особенно между кубанскими казаками и добровольцами. Хотят привести армию в то жалкое состояние, в каком она была зимою 1917 года. Это те самые люди, которые смиренно кланялись большевикам, скрывались в подполье или прятались за добровольческие штыки. Мне хочется сказать этим господам: «Вы думаете, что опасность более не угрожает вашей драгоценной жизни? Напротив, Борьба с большевизмом далеко еще не окончена. Идет самый сильный, самый страшный девятый вал, а потому — не трогайте армию. Не играйте с огнем. Пока огонь в железных стенах, он греет, но когда вырвется наружу, произойдет пожар, и кто знает, не на ваши ли головы обрушатся расшатанные вами, подгоревшие балки? России нужна сильная, могучая армия». За шесть с лишним лет войны, за время русской революции я достаточно часто смотрел в глаза смерти и перенес достаточно тяжелые нравственные пытки. Кажется, трудно чем-либо запугать меня, боевого генерала. Но когда думаю о том позоре, о том страшном несчастье, когда поверженную в прах и раздерганную в клочья Родину нашу на предстоящем судбище народов некому даже защитить, — мне хочется рыдать от тяжкой невыносимой боли. Теперь, когда близится час окончания мировой войны, когда все государства в числе лучших мужей совета, облеченных доверием народов, будут решать судьбы мира, кем будет представлена Россия? Теми ли, что надругались над всем святым нашим, которые плюнули в душу русского человека и грязным большевистским сапогом растоптали ее? Теми ли, что предательски отвернулись от своей Родины и вражескими штыками создали себе временное и призрачное благополучие? Теми ли, наконец, кто честно и беззаветно борются за спасение родины, но говорят на разных языках и до сих пор не могут никак столковаться друг с другом? Нужна единая временная власть и единая вооруженная сила, на которую могла бы опереться эта власть. Добровольческая армия берет на себя инициативу создания и того и другого. Добровольческая армия, собирая вокруг себя и вооруженные силы, и людей государственного опыта, приглашает все части русского государства, признающие единую, неделимую Россию, сомкнуться вокруг нас для совместного государственного строительства, для общей борьбы с врагами России, для единого представительства и защиты русских интересов на будущем мирном конгрессе. Такое единение всех государственных образований и всех государственно мыслящих русских людей тем более возможно, что Добровольческая армия, ведя борьбу за самое бытие России, не преследует никаких реакционных целей и не предрешает ни формы будущего образа правления, ни даже тех путей, какими русский народ объявит свою волю. Единение возможно и потому, что Добровольческая армия признает необходимость и теперь, и в будущем самой широкой автономии составных частей русского государства и крайне бережного отношения к вековому укладу казачьего быта. Мы боремся за Россию, а не за власть. Счастье родины я ставлю на первый план. Если когда-либо, после нашей победы возникнет борьба за форму правления, я в ней участвовать не буду. Нисколько не насилуя совесть, я считаю одинаково возможным честно служить России при монархии и при республике, лишь бы знать уверенно, что народ русский желает именно такой власти.