Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В общем, все было довольно уныло в доме О’Лири в этот июнь. Я сказала очень вежливо, что не хочу ни к кому присоединяться на семейном празднике в Россморе. Я сказала еще более вежливо, что, возможно, они будут не в восторге, но мне совсем не нравится гулять по берегу реки или продираться сквозь колючие заросли, чтобы убедиться, что Катриона и Джастин не свернули себе шеи на аттракционах в парке. И еще я не думаю, что заведу себе хороших друзей в течение двух недель там. И не будут ли они так любезны отпустить меня в Нью-Йорк, в закусочную, к блинчикам и рогаликам.

А они попросили меня не возвращаться опять к этому вопросу, потому что это просто невозможно.

Поэтому я пошла в свою комнату, заперла дверь от Катрионы и Джастина и посмотрела на себя в зеркало. Я неплохо выглядела, я не была ни толстой, ни неуклюжей, ни прыщавой. Я не была красавицей, но у меня было приятное лицо — такое, какое нравилось бы всем посетителям закусочной, а еще важно то, что у меня хорошая память, я запоминаю людей, и я бы точно знала, кому подать кофе, а кому положить побольше фруктового желе на тост.

Я обычно не слушаю радио, я слушаю CD-плеер. Я бы очень хотела дешевый телевизор в спальню, но папа сказал, что наши карманы не набиты деньгами и поэтому мы не будем делать глупостей. Но я все же включила радио, и там какая-то пожилая женщина решала проблемы своих слушателей. Такие, как она, считают себя разбирающимися во всем, но говорят что-то не то. В общем, одна, конечно глупая, девчонка написала, что ее мать — болезненно подозрительная зануда и это мешает ей ходить куда ей вздумается и заниматься чем ей хочется. Я зевнула и сказала: «Расскажите мне об этом», но я не понимала, почему она считает, что эта пожилая на радио скажет ей что-нибудь хоть капельку полезное.

Пожилая сказала: очень печально, что старые и молодые люди не понимают друг друга, но выход есть. Я думала, она скажет: соглашайся со старшими, следуй их советам, не надейся на невозможное.

Но вместо этого она произнесла: «Ваша мать одинока, дорогая, одинока и растеряна, доверьтесь ей — и вы сделаете ее своим союзником».

Да, гениальная идея. Я стану превращать мою маму в союзника, а через две минуты она скажет: «Не ходи вокруг меня, слышишь?»

«Расскажите матери о своих делах, своих тревогах, пусть она расскажет о своих. Она может отозваться не сразу, но со временем отзовется. Матери юных девушек могут выглядеть самонадеянными, но на самом деле они часто бывают обеспокоенными и неуверенными в себе. Будьте заинтересованными, сначала изображайте интерес, а потом придет настоящий интерес. Вы стоите в преддверии того, чтобы сделать мать вашим большим другом. Сначала сыграйте в дружбу, и со временем она станет реальностью…»

В каком мире живут эти пожилые? Наверное, она заплатила деньги за то, чтобы выступить на радио, и говорит все эти глупости. С ума сойти!

Потом пожилая стала рассказывать историю про двух лучших друзей, которые смертельно поссорились, и она посоветовала тому, кто ей написал, сделать первый шаг и протянуть руку со словами: «Вот моя рука, я не хочу вражды»… Совет, конечно, правильный, но, по-моему, она его где-то вычитала. Одинокие матери, чувствующие себя не в своей тарелке. Ну-ну.

Мама с папой были в ссоре, мы все это знали, потому что это проявлялось в виде подчеркнутой вежливости за ужином. Я не знала, в чем там дело, и это меня не особенно интересовало.

— Катриона, убери локти со стола и окажи уважение тому блюду, которое ваша мама приготовила для всех нас…

— Не говорите все сразу, дети. У вашего папы был длинный и очень тяжелый день…

Я не знаю, по поводу чего они ссорились, честное слово, я не обращала внимания. У них иногда наступало такое охлаждение. Но потом это проходило. Я притворилась, что ничего не замечаю. Катриона и Джастин со своими куриными мозгами все, конечно, заметили и стали комментировать.

— Ты поссорилась с папой? — спросила Катриона.

— Нет, дорогая, конечно нет, — ответила мама ледяным тоном.

— Вы собираетесь разводиться, папа? — поинтересовался Джастин.

— Нет, Джастин, ешь свой ужин, — сказал папа.

— А с кем из вас я останусь? — спросил Джастин, тревожно глядя то на одного, то на другого из родителей.

— Глупости, Джастин, как могут родители, у которых есть такой, как ты, замечательный сын, думать даже о возможности развода? — сказала я. Я говорила с сарказмом, но Джастин не понял моей иронии.

— Ну, тогда все хорошо, — счастливо заявил он и набросился на остаток своего ужина.

Я помогла маме сложить посуду в мойку.

— Ты молодец, Лакки, — сказала она.

— Что поделаешь. Мужчины! — Я вздохнула.

Она быстро взглянула на меня, и, по-моему, у нее в глазах блеснули слезы. Но у меня пока все в порядке с головой, и я не собиралась превращать ее в самую большую подругу, как советовали по радио.

На следующее утро папа сказал, что я ужасная дочь и просто сущее наказание, потому что за последнее время позволяла себе думать, что они собираются разводиться.

Я ничего не сказала. Только пожала плечами.

Папа не пришел к ужину на следующий день, и мама закрылась в столовой со своей сестрой. Я пыталась прислушаться к тому, о чем они говорили, пока не заметила, что Катриона делает то же самое, поэтому я велела ей идти к себе и сказала, что очень плохо подслушивать чужие разговоры.

Папа пришел домой очень поздно. У дверей их спальни ничего не было слышно. Стояла полная тишина.

Из-за этой отчужденности родителей дни были довольно унылые.

Мама работала в детском бутике; работа была только по утрам, и после полудня она могла приходить домой и контролировать нас. От нечего делать я пошла в бутик (нам никогда не разрешалось называть его магазином). Она встревожилась, как всегда тревожатся пожилые люди, когда видят, что на работу к ним вдруг приходит кто-то из домашних. Она решила — что-то случилось.

Я сказала, что ничего не случилось, просто рядом есть новый паста-бар, и мы могли бы вместе пойти туда на ленч, если она хочет. И ее лицо словно осветилось изнутри.

Во время ленча мама сказала:

— Тебе будет тяжело, Лакки, поехать с нами в Россмор в этом году?

Я не стала ей говорить, что ни за что не поеду с ними на эти тоскливые каникулы. Почему-то я вспомнила женщину на радио, говорившую про матерей, которые чувствуют себя неуверенно и одиноко. Стоило попытаться, если я хочу чего-то добиться.

— Может быть, мама, тебе это тоже нелегко, — сказала я.

Она посмотрела на меня:

— Да, Лакки, временами нелегко.

Она замолчала, словно собираясь с мыслями, чтобы сказать что-то очень важное. Я ждала. Я гадала, что же она скажет: что папа ей до смерти надоел, или что она завела себе молодого любовника, или что я могу поехать в Нью-Йорк. На самом деле она сказала совершенно другое.

— Понимаешь, все когда-нибудь кончается, — произнесла она в конце концов.

Это было настолько глупо и бессмысленно, что я не знала, что ответить.

Поэтому я сказала:

— Ты, наверное, права, мама.

Она улыбнулась и похлопала меня по руке, отчего с моей вилки свалились макароны. Я почувствовала себя так, словно жизнь кончилась, если это все, что она может сказать, и всю дорогу до дома гнала перед собой камушек, что было глупо, потому что я исцарапала носки моих новых красивых туфель.

Мама собиралась пойти по магазинам, но я сказала, что я занята. Я боялась, что если я пойду с ней в супермаркет, то сделаю какую-нибудь нелепость. Вместо этого я пошла домой и улеглась на свою кровать и думала о том, как мне будет сорок или еще больше и вся жизнь будет позади. Я включила радио, там передавали что-то ужасно заумное про Джеймса Джойса и про ненормальных иностранцев, приехавших сюда.

Там была девушка, бравшая интервью у какой-то девочки-янки, которая встречала свое шестнадцатилетие, мотаясь со своей мамой на экскурсии, посвященные автору «Улисса». Ладно, пусть я плохая, но я никогда так не сделаю.

47
{"b":"230984","o":1}