Хотя некоторые особенности все же были. Как пишет российский историк Алексей Тепляков, «в Грузии (Батуми) по обвинению в организации покушения на Берию была расстреляна группа подростков-школьников. В 1937-м тройкой под председательством наркома внутренних дел Грузии С.А. Гоглидзе была приговорена к расстрелу группа девушек». Но, с другой стороны, несовершеннолетних расстреливали и в других республиках.
В годы Великой Отечественной войны имя и фотография Берии часто появлялись в центральной печати, как члена ГКО и наркома внутренних дел. После же войны Лаврентий Павлович стал полноправным членом Политбюро и заместителем председателя Совмина. Портреты его несли на демонстрациях во всех городах страны, его именем продолжали называть колхозы и совхозы. Однако оратором Лаврентий Павлович был никаким, с речами выступал, в сравнении с другими вождями, редко, русский язык знал не вполне твердо, да и род его деятельности не располагал к публичности. Ведь Берия возглавлял сверхсекретный Спецкомитет, занимавшийся разработкой и производством ядерного и термоядерного оружия. Поэтому в стране его знали меньше, чем таких коллег по Политбюро, как Молотов, Жданов, Хрущев и особенно Маленков, полуофициальный наследник Сталина в конце 40-х – начале 50-х годов. По иронии судьбы, самый подробный материал, когда-либо опубликованный о Берии в советской печати вплоть до конца 80-х годов, – это отчет о рассмотрении Специальным Судебным присутствием его дела и о приведении в исполнение смертного приговора ему и его товарищам.
А уж после своего ареста и казни Лаврентий Павлович стал восприниматься советской и мировой общественностью форменным исчадием ада, ответственным чуть ли не за все преступления, которые творились в нашей стране в 30–50-е годы. И даже детишки распевали веселую частушку: «Лаврентий Палыч Берия не оправдал доверия, и товарищ Маленков надавал ему пинков». Но довольно скоро эта частушка оказалась под негласным запретом – после того, как уже Георгию Максимилиановичу Маленкову надавал пинков Никита Сергеевич Хрущев. Но в отношении Берии все осталось по-прежнему. «Людоед», «английский шпион», «авантюрист», «палач» – вот самые расхожие определения.
Еще Берию рисовали и рисуют до сих пор величайшим развратником всех времен и народов. Получается этакая помесь Дон Жуана и Синей Бороды. Поскольку чуть ли не всеми своими партнершами овладевал либо силой, либо угрозами, обещая в случае чего отправить туда, куда Макар телят не гонял.
Иной раз, правда, подобные наклонности молва приписывала не только Берии, но и его соратникам. Академик А.Д. Сахаров утверждал: «Запомнился заместитель Берии Деканозов, посол в Германии, который любил ездить на автомобиле по улицам Москвы, высматривая женщин, и тут же насиловал их прямо в своей огромной машине в присутствии охраны и шофера. Сам Берия был интеллигентней. Он любил ходить пешком около своего дома на углу Малой Никитской и Вспольного и указывал на женщин охране («секретарям»), потом их приводили к нему, и он понуждал их к сожительству. После попытки самоубийства одной его четырнадцатилетней жертвы Берия провел всю ночь около ее постели (но девушка погибла)».
Любопытно, что Андрей Дмитриевич здесь приписал Владимиру Георгиевичу Деканозову, действительно расстрелянному вместе с Берией, честь быть его заместителем в НКВД, чего в действительности не было. Деканозов был заместителем наркома иностранных дел, т. е. Молотова, а арестован был, будучи министром внутренних дел Грузии. Самое же интересное то, что Сахаров не Берию, а Деканозова сделал похотливым котом-насильником (народная молва эту роль обычно отводит Берии). Лаврентий же Павлович у «отца советской водородной бомбы» выглядит всего лишь человеком, злоупотребляющим высоким служебным положением с целью принуждения к сожительству приглянувшихся ему девушек и молодых женщин. При этом, однако, его гнусность усиливается совращением несовершеннолетней, которая от отчаяния кончает с собой.
Тут надо оговориться. Во время следствия 1953 года обвинения в изнасилованиях, принуждении к сожительству и совращении несовершеннолетних предъявляли только Берии. Деканозова чаша сия миновала, что, впрочем, было для него слабым утешением. Но вот насчет того, что кто-то из школьниц, ставших жертвой бериевской похоти, наложил на себя руки, никаких сведений нет. Поэтому очень трудно сказать, что именно из того, что говорили и писали, в том числе и во время следствия, о связях Лаврентия Павловича с женщинами, соответствует истине. Хотя монахом Берия, безусловно, не был.
Только с началом горбачевской перестройки в оценке Берии возникла некая неоднозначность. Начали постепенно открываться архивы, публиковаться более или менее откровенные директивы той эпохи. И выяснилось, что Берия после смерти Сталина стал инициатором реабилитации тех, кто был арестован по «делу врачей» и по некоторым другим громким делам, возникшим в послевоенные годы. Лаврентий Павлович также предлагал объединение Германии, ради которого готов был пожертвовать социализмом в ГДР, нормализовать отношения с Югославией, выступал за заключение перемирия в Корее. Он настаивал на предоставлении большей самостоятельности союзным республикам, на повышении роли национальных кадров и языков. Берия добился закрытия ряда грандиозных, но заведомо нерентабельных и сомнительных в экологическом отношении строек. И он же ратовал за отмену прописки и успел почти вдвое уменьшить лагерное население за счет широкой амнистии. И еще Лаврентий Павлович отстаивал совсем уж революционное – перенос центра власти из партийных органов в советские. Словом, Берия оказался предтечей того, что в той или иной мере стало осуществляться при Горбачеве! Впору было удивиться и задуматься! Но горбачевская перестройка очень быстро закончилась крахом СССР и коммунистического правления, хотя и пощадила инициатора перемен. Бериевская же перестройка привела только к скорой гибели своего творца.
Уже в 90-е годы были опубликованы мемуары сына Лаврентия Берии Серго и последнего уцелевшего бериевца – генерал-лейтенанта госбезопасности Павла Анатольевича Судоплатова, осужденного по делу о мнимом бериевском заговоре. В этих книгах, особенно, что естественно, в сочинении сына, Лаврентий Павлович предстает почти что рыцарем без страха и упрека. Но такого Берию наше общество тоже не приняло. Уж слишком хорошо было известно, что за Берией – не только добрые дела, вроде освобождения из заключения тех, кого не успели расстрелять при Ежове, но и самые настоящие преступления, вроде Катыни. Хотя именно вся правда о Катыни, сказанная только в 1993 году, показала, что к расстрелу польских офицеров и гражданских «социально чуждых» лиц причастен не только и даже не столько Берия – исполнитель, но и практически все тогдашнее Политбюро во главе со Сталиным, принявшее принципиальное решение о казни.
Да, Берия, безусловно, не был ангелом. Но вряд ли справедливо числить его и дьяволом. Правильнее сказать, что Лаврентий Павлович, как и его коллеги по Политбюро, был одним из мелких бесов при дьяволе Сталине.
Каким же человеком был Берия? На этот счет приходится фантазировать. Никаких воспоминаний друзей детства и юности, школьных учителей и университетских преподавателей, родных и близких (за исключением Серго), да и сослуживцев (за исключением Судоплатова) до нас не дошло. При жизни Берии писать воспоминания о нем, равно как и о других членах Политбюро, за исключением Сталина, было не принято. После ареста и казни «лубянского маршала» мемуары о нем в СССР рискнул бы написать разве что сумасшедший. В воспоминаниях ряда военачальников, а также большинства ученых, причастных к атомному проекту, Берия если и упоминается, то исключительно как человек всему мешавший и вечно грозивший всем «выпустить кишки». Некоторое исключение здесь – мемуары академика Андрея Дмитриевича Сахарова, а также появившиеся на исходе перестройки свидетельства другого «атомного академика» – Юлия Борисовича Харитона. Там за Берией признается определенный организаторский талант, хотя и не отрицаются малосимпатичные черты его личности. Действительно, стал бы Сталин терпеть на посту зампреда ГКО, а потом – главы атомного, водородного и ракетного проектов бездаря и вредителя. Ведь от осуществления атомного проекта во многом зависело и политическое будущее самого Иосифа Виссарионовича и возглавляемой им великой страны.
