Они спешились, вождь крикнул сыну, чтобы расседлал лошадей. Затем бросил взгляд на Головню.

- Не торопишься, я вижу. Сполох, подмогни ему. - От гулкого голоса вождя прокатывалась трясучка по всему телу. Не голос - гром. Да и лицо было ему под стать: скуластое, с широкой бородой, а глаза выпуклые - не глаза, а блестящие камушки.

Старик снял со своей лошади тюки, развязал один из них, потащил наружу кусок кровавой мёрзлой требухи. Вождь повернулся к нему. - Так значит, не видел таких ран, говоришь?

- Что ж я, совсем без памяти? - Пламяслав бросил требуху, выпрямился, глянул гневно на вождя: угольки чёрных глаз так и сверкнули. Нижняя губа задрожала от обиды. - Я расскажу тебе, как встретил чёрных пришельцев, вождь. В тот день я держал путь к большой воде - там были места, богатые тюленями. Мы жили тогда близ Великой реки, кормились птицей и рыбой, а Большим-И-Старым мы звали не рогатого и копытного, а усатого и плосконогого. Я искал новые лежбища тюленей для общины, потому что старые оскудели: зловредный Лёд уводил от нас добычу, ослаблял наши тела. Я ехал на собаках. Лёд загромоздил крыльями небо, напрочь стёр окоём, так что тундра слилась с пеленой облаков, петлёй выгнулась назад, как кусок размягчённой кожи. В какой-то миг я заметил, что псы забирают вправо. Я обернулся, посмотрел на свой след: так и было, полоса искривлялась, я больше не ехал к большой воде. Неведомая сила тянула собак в сторону, словно их манили кормёжка и сон. Я подумал: "Лёд ворожит. Хочет погубить меня и собак". Я прощупал глазами округу, высмотрел впереди едва заметные облачка сизого дыма - будто подпалины на боках оленя. Я не знал, что это было: призраки, скользящие в слюдяной дымке неба, или угольная сажа. А псы вдруг ухнули в разверзшуюся пропасть, и я ухнул вслед за ними, полетел вниз по косогору. Я попал в балку, в широкий овраг - края его тонули в бледном мареве. На дне оврага я заметил две собачьи упряжки: горбы из шкур топорщились на коротких и широких санях. Из горбов торчало по скошенной трубе, испускавшей слабый чёрный дымок, а рядом, почти слившись с серыми буграми, отдыхали собаки, полузасыпанные порошей. Едва я появился на склоне, псы вскочили и залаяли, точно свора крикливых бесенят. Я ухватился за вожжи, потянул их, боясь приблизиться к странным нартам. Шерстяные бугры затрепетали, пошли волнами, и наружу выскочили существа, от вида которых меня чуть не стошнило. Их лица были черны как зола и уродливо безбороды, а одежда желтела выскобленной кожей, будто из неё вырвали все до единого волоски, зато на ногах она трепетала густыми лохмами. Головы демонов, увитые песцовым и лисьим мехом, походили на угольные шары, а зубы, блеснувшие в прорези вывернутых губ, сверкали как лёд. Я не сомневался - то были духи земли, тёмные демоны, забирающие души. Я смотрел в их разъятые очи и шептал молитву Огню. Бог тепла помог мне. В последний миг я сумел укротить ошалевших псов и крикнул им: "Хей, хей! Уходим отсюда". Собаки взяли влево и помчались прочь, а демоны защёлкали языками, досадуя, что я ушёл от них. Вот как было дело!

В удивлении и трепете выслушали загонщики этот рассказ. В удивлении, ибо не раз уже слышали его и знали наизусть. В трепете, потому что всякий раз он вызывал у них волнение. Шутка ли - встретить чёрных пришельцев! Никто в общине не видел их, кроме Пламяслава. А слухи ходили разные. Говорили, будто пришельцы умеют летать по воздуху и лишать жизни на расстоянии. Утверждали, будто они питаются тёмной водой из глубин земли, а обычная пища для них - мерзость. Один гость из закаменного края, пришедший менять бронзовые блюда на пушнину и рыбий зуб, толковал, будто пришельцев создал Огонь, чтоб защитить людей от духов Льда, потому-то, дескать, они чёрны как зола.

Пламяслав же, закончив рассказ, вернулся к спору с вождём:

- Ежели пришельцы, то где жилище на нартах? Где труба? Не было там ни того, ни другого, сам видел. А стало быть - колдун.

Вождь пожимал плечами - мало ли какие пришельцы бывают?

- Ты видел раны у волков, - говорил он. - Будь это колдун, он бы наложил заклятье. А тут - словно зверь рогом пронзил. Пришельцы и есть.

Головня и Сполох, прислушиваясь к спору, выкладывали по кругу снежные брикеты - один на другой. Сполох толкнул товарища в бок, прошептал:

- Покажи им находку.

- Не буду.

- Покажи, дурак!

- Отстань.

Вождь подсел к костру, отрезал кусок мёрзлой требухи, которую достал Пламяслав, начал жевать, морщась от отвращения. Затем подкинул в костёр сырого мха и веток ягеля. От огня пошёл густой дым. Ложбина погрузилась во мрак, сделавшись похожей на мутный омут среди серебристого озера. Небо было глухое и морщинистое, точно слепленное из глины.

Пожевав немного, вождь сказал сыну:

- Поднимись, глянь ещё раз, нет там наших?

Сполох сорвался с места, взлетел на возвышенность, постоял, всматриваясь. Потом замахал кому-то, крикнув:

- Эгей, сюда!

Вождь встал и, не переставая жевать, поднялся по склону.

- Вон они, вон! - тыкал рукавицей Сполох, показывая куда-то.

Вождь обкусывал кровавый слипшийся комок требухи. Пламяслав отрешённо сидел у костра. Чуть поодаль бродили лошади - пробивали копытами наст, подцепляли зубами прошлозимнюю несытную траву и ягель.

- Ладно, иди Головне помоги, - сказал вождь.

Сполох вернулся к товарищу, задорно бросил ему на ходу:

- Едут, голубчики.

Спустя некоторое время они услышали отдалённый голос Огонька:

- Мы думали, ты это... за холмы ушёл, вождь. А там, за холмами-то, ну... мёртвое место. Обманул нас Большой-И-Старый. Вот так.

И сразу вернулся страх. Мёртвое место! Скверна к скверне...

Вождь смолчал.

Вскоре пропавшие родичи въехали в ложбину - все трое. Впереди - Светозар на кобыле, за ним - Жар-Косторез, последним - Огонёк на собачьей упряжке. Светозар сполз с лошади, захрипел, вытаращившись дико:

-Мртвй мст. Нд хдть.

Огонёк соскочил с нарт, затараторил:

- Мёртвое место, вождь! Надо это... уходить. Нельзя тут оставаться.

Он переводил речь отца. Сам Светозар говорил с трудом. Пять зим назад медведь своротил ему челюсть, и с тех пор вместо слов у него получались отрывистые звуки, которые он проталкивал сквозь плотно стиснутые зубы.

- Клдн, - гудел он. - Йг чр.

- Да, да, проклятые чары колдуна, - поддакнул Огонёк.

Жар-Косторез взял обеих лошадей под уздцы, похлопал их по мордам. Лошади нагнулись было к снегу, но Косторез дёрнул их за поводья, чтоб не застудили нутро. Огонёк пытался унять разбушевавшихся собак: те дрались, рычали друг на друга и лаяли. Распрягать их было опасно.

- Хоч, хоч, заполошные! - крикнул Огонёк, прохаживаясь по их спинам остолом.

Не сразу и не вдруг, собак удалось успокоить. Ещё немного, и разъярившиеся псы бросились бы рвать на куски лошадей - настолько вошли в раж. Мало кто мог справиться с ними в такие мгновения.

Пока Огонёк разбирался с собаками, вождь расспросил Жара-Костореза о метаниях по тундре. Ответов его Головня не услышал (мешал собачий лай), но по потемневшему лицу вождя сообразил, что дело плохо. Вождь перехватил взгляд Головни, крикнул ему и Сполоху:

- Закончили, бездельники?

Головня окинул взглядом жилище. Постройка уже выросла до уровня человеческого роста, пора было смыкать наклонные стены, завершать купол.

- Сейчас закончим.

За его спиной не утихал шум: повизгивали собаки, фыркали лошади, потрескивал костёр. Вождь распоряжался:

- Огонёк, накорми собак. Жар, привяжи лошадей к нартам, копыта проверь. Светозар, садись сюда, потолкуем. Старик, мох там остался или набрать?

Так буднично звучало это всё, словно и не было где-то там, в серой мгле страшного колдуна с его волшебством, не было мёртвого места за холмами, не было вещи древних, жгущей Головне грудь. А была тундра и был загон, а завтра ещё будет Большой-И-Старый. Всё как всегда.

- Закончили, - объявил Сполох, втыкая снежак в землю. - Принимайте работу.