— Слезай, Мария, — крикнул Ротгар, не давая своей лошади наступить на лежавшего на земле Филиппа. — Уходи поскорее отсюда, сейчас начнется драка. Беги поскорее прочь!
— Почему ты ударил Уолтера?
С каким бы удовольствием он вонзил свой меч в руку Гилберта! Но тот продолжал сидеть в седле, с трудом переводя дыхание. Он был настороже, но не рвался к ней, вероятно, пытаясь подтвердить заверение Ротгара, что не причинит ей вреда.
Ротгару удалось развернуть лошадь.
— Поверь мне, Мария. Уолтер — твой враг!
— Уолтер? Не может…
— Ну-ка расскажи ей, как ты ударил ее брата по голове, Уолтер, и сколько ты заплатил тем наемным убийцам, которых ты подослал, к нам к хижине дровосека? Расскажи ей, как прихлебатели Филиппа грабили Лэндуолд, пытаясь бросить подозрение на его жителей, — едко поддразнивал его Ротгар.
— К тому же расскажи, как ты изнасиловал и избил эту сакскую женщину, а вину свалил на меня, — закричал Гилберт.
Дрожа всем телом, испытывая необычное смущение, она ожидала опровержения со стороны человека, которому так доверяла.
— Уолтер? Неужели это правда?
— Глупая сучка, — сказал Уолтер. — Посмотрим, понравится ли твоему идиоту-братику, если у него похитят одну из его женщин, как он украл у меня сегодня ночью Хелуит.
Неожиданный страх охватил ее; любовь и вера, которые она испытывала к нему на протяжении чуть ли ни всей своей жизни, боролись с тем, что видели ее глаза, что слышали ее уши. Она попыталась выпростать свою тунику из-под седла, чтобы сползти с крупа лошади, но Уолтеру удалось перехватить ее одежду.
Пришпорив лошадь, Гилберт начал приближаться к ним с левой стороны. Справа наседал Ротгар. Казалось, они просто хотят раздавить Уолтера между собой, но Уолтер бросил лошадь вперед, ему как-то удалось совладать с ней. Он гоготал, словно маньяк, бормоча что-то о выкупе.
— Ах, Уолтер, — прошептала она, обхватив его за талию двумя руками и прижавшись щекой к спине. Она слышала удары его предательского сердца, — раз, два, три, и с третьим ударом она вонзила свой кинжал ему в горло. Заплакав, она вся сжалась; слезы ее смешивались с горячей, солоноватой кровью Уолтера.
Гилберт пришпорил своего коня, но сакс опередил его. Схватив Марию, он посадил ее рядом с собой в седло, обнял ее, горячо прижавшись лицом к ее лицу. Лошадь Уолтера, не понимая, почему никто не удерживает ее за поводья, озабоченно ходила кругами и, подойдя к лошади Гилберта, сбросила свою ношу на землю. Нужно все же отдать должное этому гадкому саксу за его мужество в бою. Филипп все еще лежал на земле. Ротгар отлично справлялся с кобылой Хью, даже лучше, чем он, Гилберт, если принять во внимание ту слабость, которая время от времени охватывала его. Боевое искусство этого сакса сильно беспокоило его. Он хотел убить Ротгара, надеясь, что сакс не сумеет отбить его нападение верхом. Как это ни странно, но напряжение целого дня не лишило его сил, как это было прежде, голова у него была ясной, несмотря на то, что Мария не втирала ему в шею эту целебную мазь.
Развернув лошадь, он увидел их силуэты, — Ротгара и Марии на фоне ярко освещенного лунным светом неба. Они спешились, а лошадь шла за ними, выискивая в замерзшей земле траву. Он всем сердцем стремился к ней; большими неуклюжими пальцами он стирал бегущие по щекам слезы, нашептывая нежные слова.
— Выходит, ты не женат? — радостно воскликнула Мария. Она не скрывала своего восторга. — Нет, это был всего лишь хитрый трюк. Мы можем…
Гилберт пытался не прислушиваться к их беседе, желая при этом вообще закрыть глаза, чтобы их не видеть вдвоем. Она прижималась к Ротгару, ее бедра похотливо прижимались к его бедрам, ее распущенные волосы рассыпались у нее на спине, она улыбалась, глядя в его лицо.
Знакомый, на сей раз желанный розоватый туман возник опять у него перед глазами, окутывая, словно ватой, его мозг. Слава Богу, он теперь не видел подробностей, не видел, как тесно они прижимались друг к другу. Он обнимал его невесту, — она поклялась выйти за него замуж тогда, в хижине дровосека. Он все время сдерживал свое нетерпение, постоянно попадался на удочку. Она легла вместе с этим саксом по своей собственной воле! Рука его нащупала рукоятку меча. Проткнуть его, один только раз, именно сейчас, когда этот сакс думал лишь об одном оружии, о том, которое болталось у него между ног.
Гилберт покачал головой. Эта соблазнительная мысль ничего ему не принесет, кроме разочарования. Она упадет на кровоточащее тело сакса, завопит о вечной к нему любви. Ему уже приходилось наблюдать подобные сцены. Нет, лучше всего разлучить их. Если только его не будет рядом, она придет к нему. И такое ему приходилось видывать — женщины выражают всегда протест против насильного брака, против рабства, но, тем не менее, они смирялись с судьбой, и некоторым даже потом начинает все нравиться.
Легко, конечно, будет обмануть этого сакса, перехитрить его. В конце концов, норманны завоевали англичан с такой простотой, которая даже вызывала омерзение. Соскочив с коня, он наклонился над Филиппом, сжал его вывихнутое плечо. Тот негромко застонал и быстро задергал головой. Он оставил его лежать на месте, подошел к Уолтеру и пнул его ногой. Послышался глухой стон. Он пнул его посильнее, теперь стон стал громче.
— Да они оба живы, — крикнул Гилберт. — Давай их допросим.
Им очень хотелось узнать, чем руководствовался Уолтер в своем вероломстве, и они подошли поближе.
— Ты же был рыцарем Хью. Для чего ты пытался убить его? — прокричал Гилберт ему на ухо.
— Иди ко всем чертям, Криспин!
Гилберт пожал плечами. Вернувшись к Филиппу, он снова сжал его больное плечо. Он начал выламывать его до тех пор, покуда от крика у него не выступил на лбу пот. Мария вскрикнула и еще плотнее прижалась к саксу, что заставило Гилберта удвоить свои старания, покуда он не услыхал бормотание Уолтера.
— Отстань от него, я расскажу вам о том, что вы хотите узнать.
«Простая, вероятно, надрывная история», — бесстрастно подумал Гилберт. Уолтер продолжал рассказывать. Кто мог подумать, что у этого норманнского рыцаря была такая буйная молодость, что у него даже родился внебрачный сын, Филипп, от одной знатной леди. Или о том, что его семья не разрешила ему жениться и отправила его в ссылку после того, как он разорил их дочь. Принимая во внимание его отношение к Хелуит, можно было понять, что ему самому приходилось несладко.
Уолтеру удавалось не выпускать из поля зрения своего мальчика все эти годы, и он принимал очень близко к сердцу, когда многие отказывались понести за него расходы, связанные со службой в роли оруженосца. Больше всего его разозлило, когда и Мария, и ее брат Хью не пожелали взять его под свое крыло. Герцог Вильгельм, сам внебрачный ребенок, мог, конечно, понять его и решить вопрос в его пользу, но вместо этого поручал Филиппу лишь конторские, чиновничьи обязанности.
Уолтеру удалось бежать вовремя из ссылки, и он предложил план заставить Хью заплатить за то, что его отец отказался когда-то финансировать его безродного сына. И вот наступил день битвы. Уолтер с ней связывал свои надежды на вознаграждение для себя и для сына, он мечтал о том, что такой наградой может стать поместье Лэндуолд, но, к сожалению, Вильгельм подарил его Хью. Уолтеру ничего не досталось. Филиппу предложили такие бедные земли, что такой дар иначе как оскорблением не назовешь.
— Стиллингхэм. Ба! Одно убожество. — Уолтер тяжело дышал, а кровь по-прежнему струилась у него из горла. Жизнь постепенно покидала его. Какие-то несчастные акры, а Хью де Курсону досталось все самое лучшее.
— Но ведь так распорядился сам Вильгельм, Уолтер, — возразила Мария дрожащим голосом. — Хью не имел никакого отношения к его выбору, и не он виноват в нежелании финансировать Филиппа в молодости. Почему же ты хотел убить Хью?
— Потому что я хотел отобрать у него Лэндуолд вместе с Кенуиком и передать их Филиппу, чтобы хоть чем-то заплатить ему за те годы унижения, через которые ему пришлось пройти. Незаконнорожденный сын. Черт бы побрал этого смуглого лесного эльфа, который тогда отвел мой удар! Черт бы его побрал и за то, что он постоянно торчал рядом с Хью, не позволяя мне завершить поставленную перед собой задачу. Лэндуолд должен был перейти Филиппу, а моя уверенная рука позаботилась бы о том, как это нужно сделать.
