Ты придешь домой к ужину?

Я начала нарезать круги по кухне. К моему великому удивлению, ждать пришлось всего минут пять, и он ответил:

Да. Хочешь пойти в ресторан?

Я улыбнулась. После скандала с родителями он старался быть предупредительным. Однако я не собиралась отказываться от своих планов и написала ему:

Нет, ужинаем дома, у меня для тебя сюрприз…

Мгновенный ответ:

У меня тоже.

Два часа спустя я услышала, как хлопнула входная дверь.

– Ух ты, как вкусно пахнет! – воскликнул Пьер, заходя ко мне на кухню.

– Спасибо.

Пьер поцеловал меня, не как всегда. Обычно мне казалось, будто я бестелесная: я едва успевала почувствовать его губы на своих – такой себе формальный поцелуй. На этот раз он оказался более интенсивным, более сексуальным. Может, в его намерения входил романтический вечер по полной программе? Я на это рассчитывала и, честно говоря, охотно начала бы с десерта. Я вцепилась в его рубашку и поднялась на цыпочки.

– За стол можно сесть и позже, если ты не против, – предложила я.

Пьер легонько засмеялся, продолжая прижиматься к моим губам.

– Хочу сперва узнать, что у тебя за сюрприз.

Я взяла тарелки, и мы пошли к столу. Я сохраняла интригу и предложила сесть за стол. Когда он утолил голод и поудобнее устроился на стуле, я отложила нож с вилкой.

– Кто первый? – спросила я.

– Давай ты.

Я ерзала на стуле, мои глаза блуждали по стенам, я робко улыбнулась ему.

– Ну, в общем… сегодня я кое-что сделала… то, что должна была сделать давным-давно…

Я отхлебнула глоток вина.

– Ну и?.. – поторопил он.

– Я уволилась.

Он выпрямился как-то заторможенно, словно в замедленной съемке. Над нами пролетела вереница тихих ангелов.

– Скажи что-нибудь.

Его лицо напряглось. Он швырнул салфетку, резко поднялся и сурово посмотрел на меня.

– Могла бы раньше сказать! Черт возьми! Я же все-таки твой муж, и такие решения принято принимать вдвоем. Я тоже имею право высказать свое мнение!

Тут уже разозлилась я. В последнее время пустячный спор мгновенно перерастал у нас в скандал. Мы оба были постоянно на взводе. Любая ерунда могла спровоцировать ссору… если он был дома, естественно.

– Пьер, я сама давно мечтаю с тобой поговорить! Но тебя же никогда нет. Вся твоя жизнь – это клиника.

– Так, теперь оказывается, что во всем виноват я! Не переводи стрелки, не трогай мою работу. Я не собираюсь извиняться за то, что хочу добиться успеха.

– Ты меня не слушаешь, ты на меня не смотришь. Временами мне кажется, будто меня не существует. И не думай, что две последние недели все исправили.

– Хватит!

Он закрыл глаза и потер переносицу.

– Не хочу, чтобы мы ссорились, зачем портить вечер? Ну пожалуйста.

Он снова сел, залпом выпил стакан воды, облокотился о стол и потер лицо руками. Потом покачал головой.

– Ты со своими сюрпризами… – пробормотал он.

И правда, на этот раз у меня все вышло как-то не очень.

– Извини… сейчас я…

– Зря я так сорвался, – перебил он.

Он поглядел на меня и, потянувшись через стол, взял мою руку. Я ему улыбнулась. Напряжение спало. По крайней мере, я на это надеялась.

– И потом, в конечном счете это идеально сочетается с моим сюрпризом… На самом деле, лучшего решения ты принять не могла.

Я ошарашенно вытаращила глаза:

– Мы навсегда переезжаем к папуасам?

Он рассмеялся, я тоже. Он крепче сжал мою руку:

– Нет, я хочу ребенка. Разве не пора?

Он напряженно смотрел на меня, явно взволнованный тем, что сейчас сказал, и уверенный, что я подпрыгну до потолка от счастья.

Улыбка понемногу сползла с моего лица. Наши планы утратили синхронность.

– Ты сможешь полностью посвятить себя семье, как это всегда и предусматривалось.

Нужно было срочно остановить его.

– Пьер, стоп!

Я выдернула руку:

– Я уволилась из банка не для того, чтобы заводить детей.

Он тоже стал серьезным.

– А почему тогда? – спросил он, сжав челюсти.

– Я нашла место, где можно научиться шить.

– Ты шутишь, надеюсь.

– А что, похоже?

Он посмотрел на меня как на умственно неполноценную.

– Но это же безумие! Что сделано, то сделано. Поздно, ты никогда не будешь дизайнером. Родители подложили тебе свинью…

– Свинью? Издеваешься? Я вскочила со стула.

– Поздно, – снова повторил он. – В твоем возрасте учиться не начинают… Да и учеба – слишком громкое слово. Что она изменит в твоей жизни?!

– Еще как изменит! После курсов я открою мастерскую. Начну с переделок и ремонта, потом понемногу наберу клиенток и стану делать что-то более интересное, буду шить одежду на заказ.

– Погоди-ка, погоди-ка!

Он тоже встал и заходил по комнате.

– Ты намерена заняться ремонтом и переделками?

– Для начала – да. У меня же не будет выбора.

– Бред какой-то! И ты будешь ползать на четвереньках перед нашими приятельницами, чтобы подшить им подол? Насчет того, что будут говорить на вечеринках, лучше уж промолчу!

– Тебя больше волнует, что скажут люди, чем мое счастье? То есть на самом деле ты на стороне моих родителей!

– Вот любительница пафосных фраз по любому поводу! Послушай, Ирис, я устал от тебя. Ты все делаешь шиворот-навыворот, совсем не так, как мы планировали. Я тебя просто не узнаю.

Он схватил валявшийся рядом пиджак:

– Пойду подышу воздухом.

– Давай-давай, уходи, как всегда, от разговора!

Он вышел в сад и растворился в темноте.

Несколько мгновений я сидела в ступоре, потом задула свечи и начала убирать со стола. В одиночестве, обливаясь слезами, мыла посуду. Это были слезы ярости и боли. Опустив голову над раковиной, я шумно шмыгала носом. Почему вечер, который так хорошо начинался, пошел вразнос со скоростью света? Мы стали чужими, говорим на разных языках, разучились слушать, понимать ожидания друг друга.

Минут двадцать спустя я услышала, как стукнула дверь. Я сняла резиновые перчатки и пошла ему навстречу:

– Позволь, я тебе объясню, пожалуйста…

Он окинул меня холодным взглядом:

– Я иду спать.

И, не сказав больше ни слова, вышел.

Итак, мне тридцать один год, мой муж, которого карьера волнует больше, чем жена, неожиданно вспомнил, что у нас должна быть большая семья. Еще у меня только что была работа, единственный плюс которой заключался в том, что она не давала мне сойти с ума, сутками сидя в одиночестве в пустом доме. Я только жена Пьера и больше никто. Я хорошо понимаю, чего от меня ждут: я должна быть милой и покорной, благодушно улыбаться профессиональным подвигам своего обожаемого и нежного супруга, а в будущем стать примерной матерью, которая обустраивает образцовый домашний очаг, рожает ребенка за ребенком и сопровождает все школьные экскурсии своих отпрысков. Я прямо слышала, как свекровь повторяет: “Как хорошо, что ты умеешь шить! Сможешь делать маскарадные костюмы для школьных вечеров и наряды для рождественских постановок”. Жены врачей не обязаны работать. Я была категорически не согласна с этой допотопной точкой зрения. Когда-то родители за меня решили, как мне жить. А теперь и муж собирается сделать то же самое. Я отказываюсь от роли наседки, дающей жизнь белоголовым ребятишкам.

Мы теряем друг друга, вязнем в рутине и полном взаимном непонимании. Пора мне взять все в свои руки. Часть ответственности лежит на Пьере, но я готова признать и собственную вину. Моя инертность, пассивность, горечь последних дней тоже стали одной из причин угасания нашего супружества. Мой профессиональный прорыв спасет нас, я должна доказать это Пьеру. Я снова стану той, в которую он когда-то влюбился.