Покинув его дом и забравшись в свой «фольксаэро», я заметил мужчину, который уставился в витрину соседней бакалейной лавки-автомата, находившейся рядом с подъездом Морта Циммермана. Подобные витрины не настолько интересны, чтобы так пристально их разглядывать, но мое внимание привлекло не это.

У меня возникло смутное чувство, что мы знакомы и что надо бы поздороваться, но я никак не мог вспомнить его имя.

Я включил воздушную подушку и выжал педаль газа. Миновав полквартала, я вспомнил. Это было не совсем знакомство. Прошлым вечером я видел его в «Дыре». Он сидел в кабинке сразу позади меня. Мне он показался одиноким посетителем; пока я там был, он ни разу не двинулся с места, а просидел до закрытия.

Не представляя себе точно зачем, я зашел в библиотеку. Думаю, у меня была смутная мысль попытаться найти что-нибудь новенькое, чем можно было бы привести в восторг Уэнтуорта Уилкинза. Приди я с по-настоящему взрывоподобной темой, то, вероятно, смог бы использовать Морта для написания статьи и сохранить свой имидж, если не перед Старой Головешкой, то перед коммерческим директором «Джорнал». Тогда я снова приобрел бы статус специального, корреспондента, то есть имел бы условия, когда фактически не нес бы ответственности перед Блакстоном и никому по-настоящему не, был бы подотчетен.

В библиотеке я ничего не нашел. Так или иначе, я непроизвольно занялся проверкой утверждений Морта о политике. При этом не, могу сказать, что политика когда-либо меня особо интересовала.

Насчет двухпартийной системы он был прав. Третья партия стала делом позапрошлых лет. Я проверил данные по местным выборам. С каждыми проходящими выборами партиям меньшинств становились все патетичней, а количество штатов, где они попадали в бюллетени, становилось все меньше. Прогибиционистская партия[12] – одна из трех старейших в стране – была включена в бюллетени только в одиннадцати штатах и имела менее двадцати тысяч голосов. Социалистическая лейбористская партия – третья в стране по величине, набравшая почти миллион голосов при Юджине Дебзе[13] , – на последних выборах добилась успеха в семнадцати штатах; правда, в некоторых из них регистрация кандидатов была чисто формальной – фактически они не баллотировались.

Не знаю, почему это вызывало мое беспокойство.

Мне это было неинтересно.

В то же время я просмотрел кое-какую статистику по преступности.

Количество преступлений, а особенно мелких и среди несовершеннолетних, росло не как-нибудь, а в геометрической прогрессии. Количество же наказаний, очевидно для компенсации, уменьшалось почти с той же скоростью. Какой-нибудь молодой подонок мог натворить все что угодно, кроме, быть может, убийства или крупного ограбления, и отделаться тем, что его лишь слегка пожурят. К тому времени, когда он станет завзятым нарушителем, может статься, у него появятся покровители, которые замяли бы и более серьезные дела.

Идей, которые могли бы произвести впечатление на Уилкинза, у меня не было. Старо как мир. Подобной статистикой людей забрасывали так долго, что она просто перестала их волновать.

Мне пришло в голову, что существует множество вещей, которые перестали волновать людей. Вещей, которыми они были сыты по горло и к которым они относились с цинизмом.

Наступал разгар дня. Я сказал себе: «Шабаш», решив отправиться в «Дыру», как только получу чек с зарплатой.

По совпадению, когда я выходил из библиотеки, вдоль по улице прошел человек, которого я видел у автоматической бакалеи рядом с домом Морта Циммермана.

В заведении Сэма я болтаюсь, по сути дела, по двум причинам. По трем, если учесть тот факт, что он гасит мои чеки. Остальные две – это темное пиво и то, что заведение находится в боковой улочке, где всегда можно найти стоянку.

Я нашел свободное место, выключив воздушную подушку, опустил «фольксаэро» и зашел в «Дыру».

Пока я забирался на свой обычный табурет, Сэм продолжал вяло протирать стойку бара тряпкой.

– Хай, мистер Майерс, – поздоровался он. – Тут сегодня один парень спрашивал о вас.

– Обо мне? – сердито переспросил я.

– Угу. – Он взял кружку и направился к крану.

– Что ему было нужно?

– Я так и не понял, – сказал он. – Мне показалось, что он больше хотел узнать о вас, нежели чем, где вы находитесь или когда вы обычно сюда заваливаетесь.

– Странно, почему он искал меня не в редакции?

– Мистер Майерс, нет ли у вас каких-нибудь врагов? – спросил Сэм.

– У меня? Да кому я нужен!

– Ага, – он кивнул головой, как бы соглашаясь, – пожалуй, что так.

– Да так оно и есть! – гаркнул я, неожиданно разозлившись. – Представь на секунду: что если я буду иметь дело с выпивкой у кого-нибудь еще?

– Господи, мистер Майерс! – воскликнул Сэм с широко раскрытыми глазами. – Да я не имел в виду ничего такого. Вы мой лучший клиент.

– Ха! – фыркнул я. – Так что там с этим парнем?

– Он задал кучу, ну, вроде как наводящих вопросов.

– Каких именно?

– По большей части не припомню. Да и ответов дать я на них не мог. Вроде того как, над чем вы сейчас работаете, о чем вы мне говорили. Черт, я только-то и сказал ему, что вы вообще никогда не говорите чего-то, заслуживающего особого внимания.

Я одарил его долгим пристальным взглядом.

Кто– то вошел и проскользнул в кабинку, находившуюся как раз за моей спиной. Я обернулся, но громила с ничего не выражающим лицом был мне незнаком.

Кружка следовала за кружкой. Вечер тянулся медленно, Сэм был не очень занят, а потому большую часть времени слушал мое нытье. Выплакав в его жилетку все, что накопилось, я завел речь о вещах, которые мы обсуждали с Мортом Циммерманом с утра. О цинизме в обществе по отношению к политике, уменьшении процента голосующих среди избирателей и тому подобных делах.

Сэм в основном выражал свое согласие.

Когда я наконец рассчитался, снаружи был темно, а внутри у меня приятно.

О громиле, сидевшем позади меня в кабинке, я уже забыл. Когда я соскользнул с табурета, он тоже расплатился по счету и последовал за мной.

Пивом я нагрузился изрядно, и меня слегка заботило: не лучше ли поймать автокэб, а «фольксаэро» оставить там, где он стоит.