Если бы у Игоря спросили: «Что происходит?» — он бы задумался. Уж не это ли любовь? А так он как бы беспричинно тяготел. Или тянулся? Вписывался в Настину юность привычным шиком и деньгами. Софа вздыхала, мать недоумевала, но Игорь Львович только чуть поступился принципами — Настя заняла третье почетное место после матери и жены. Команда сыновей и внуков осталась без наград.
Настя к «делу» не пристроилась. Она благополучно училась на экономическом, спокойно заваливала сессии, спокойно расплачивалась с преподавателями Игоревыми деньгами, чирикала по-английски и по-французски, превышала скорость, кокетничала с гаишниками. Она казалась не созданной для жизни, а когда мир перевернулся и спрос на женщин для украшения салонов стал набирать силу, Настя вошла в цену. А Игорь поблагодарил судьбу за счастье для девочки.
Глядя на Настю в перевернутом мире, Игорь понял, что должна обязательно скопиться критическая масса неподходящих людей. Они потом невзначай раскачают лодку. Ничего, что под обломками могут задохнуться целые семьи. Никто до сих пор и не хочет умирать. Настя не была бронетранспортером, но если сопровождающие кричат в рупор: «Уступите дорогу движущемуся транспорту!» — то себе дороже будет не съехать на обочину.
Настя не виновата. А себя Игорь Львович к числу раскачивающих лодку не причислял никогда. И гордился ею, и радовался, и болел. Все чаще отцовские чувства брали верх. Никто не помнит об огне едва вспыхнувшей спички. Иногда ему было больно, но только от того, что жизнь проходит, а суета остается. Иногда — в позорных снах — сладко. Он не изменял Софе, но задыхался от возбуждения, когда ему являлась Настя. К счастью, время поллюций для Игоря Львовича давно миновало. Настя миновала Игоря тоже. К ней пришла любовь к Марку. Который на тот момент супружески проживал с Като. Раньше это называлось «гражданский брак». Теперь же Настю это ничуть не смущало. Игорь Львович пассивно подозревал Марка в склонности к разврату и старался подслушать Настины разговоры с бабушкой Софой. Однажды он застал за этим же занятием свою маму и совсем не удивился. Некоторое время они дежурили вдвоем, как бы не замечая друг друга. Потом — по очереди. Игорь Львович купил маме диктофон, но она обиделась. С диктофоном ее жизнь стала бы механическим приложением, а очень хотелось участвовать. Быть в курсе.
— Бабушка Софа, как ты думаешь, он на мне женится? — встревоженно вопрошала Настя.
— Или на ней, — спокойно заявляла Софа.
— Почему это? Почему? Он же у меня был первым мужчиной, — потупившись, сообщила Настя.
— Уже? Поздравляю.
— Ты меня осуждаешь? Но ты пойми — я не представляю себе жизни без него. Никто другой не может быть моим мужем. Что же мне делать?
— Ждать, — вздыхала Софа.
Мама Игоря злорадствовала за стеной: «Вот до чего докатились». Но чувство семейной солидарности всегда брало верх. Хочешь не хочешь, Настя была членом семьи. И если ей так уж нужен этот гой, то она должна его получить. Мама Игоря тоже вздыхала. Софа таки всегда была плохим советчиком. Чего ж молчать? Мальчик колеблется, наша семья может ему помочь, надо привести его сюда. Надо познакомиться, и он сам сделает правильный выбор. А она — ждать!..
Мама подробно докладывала Игорю свои взгляды на проблему. А он соглашался с Софой. Ему так было лучше. Софа совпадала. Они часто совпадали. В истории с Марком хотелось ставить на Като. Это было справедливо.
А когда Софа уехала, Игорь сделал все, чтобы Настя вышла замуж за Марка. Говорят, что коней на переправе не меняют, особенно если это переправа на тот свет… Маяк по имени Настя… Хотя дрожь в руках вроде унялась, а потом прошла совсем.
Три года назад Настя влетела к нему домой с криками, состоящими из неподдающихся расшифровке междометий. Игорь испугался, что худшее из Софиной зарубежной поездки уже случилось. Он ждал этого со дня на день и не мог понять, почему сначала сообщили девочке.
— Что случилось? — прошептал он.
Шепот произвел на Настю гипнотическое воздействие.
— Марка посадят в тюрьму. Или убьют, — прошептала она.
«Слава богу, — Игорь облегченно вздохнул, — еще не Софа».
— Он не виноват, Игорь, правда, не виноват. Помоги… — Слезы прервали Настану речь.
— Ты вразумительно можешь рассказать?
Она помотала головой:
— Като может, она завтра к тебе придет. Но он ни в чем не виноват, верь мне.
— Ты уже успела подружиться с Като? Мерзавка.
Настя его не услышала. Она спасала Марка, и бредни моральных устоев ей в этом все равно не помогли бы. На кой только этот Марк нужен был Игорю?
— А как делить-то будете? — поинтересовался он.
— Потом, дед, все потом. Като сказала, что сначала надо помочь, а потом она сама разберется.
— То есть выбросит его, а ты руки и подставишь? — Игорь еще никогда так сильно не злился на Настю, и даже крымский инцидент был, по сути, пустяком по сравнению с его новой старческой злостью на приблудившуюся внучку.
— Он не виноват, дед… — в который раз всхлипнула Настя.
Со слов Насти выяснилось: Марк был не виноват в том, что однажды в пятницу поехал с другом и двумя юными девами в лесок. Он не был виноват, когда, поселившись в кемпинге, напился до состояния, которое на Игоревом языке означает «фартык» — готовый. Не его вина, что он возжелал девицу, а потом вместе с ней — быструю езду. И какой русский папа назвал его этим библейским именем? Ключи достали у пьяного товарища. Такие вещи вообще нужно держать в сейфе. Ишь ты, разбрасывается машинами. Лес оказался не подготовленным для проведения гонок класса «Формулы 1». И если бы Марк был Шумахер… О, если бы Марк был во всех отношениях Шумахер… Машина врезалась в дерево на скорости девяносто километров в час. Девица превратилась в фарш. Марк аккуратно собрал его и перенес на сиденье водителя. Он тоже пострадал. Раздробил все кости в правой ноге. И он ни в чем не виноват. Кто мог подумать, что Уголовный кодекс предполагает по этому поводу массу незатейливых наказаний? И кто бы знал, что проституток не выращивают в инкубаторах? У них тоже есть родители, братья, родственники. Но особенно опасны братья…
Игорь Львович узнал, что история о пьяной угонщице будет стоить десять тысяч долларов плюс проблемы с ее родственниками. Тогда это было не так чтобы дешево. Но для Игоря в первый раз. В первый раз, когда лодка сама стукнула его по носу. Его жизнь вряд ли оценили бы дороже. Потому что его мама была в Нью-Йорке…
— Что ты будешь продавать? — спросил Игорь Львович у Като.
— Марка. Я буду продавать Марка. Насте, — спокойно ответила та.
— У тебя есть коммерческая жилка — продавать задорого то, чем уже не будешь пользоваться. — Игорь улыбнулся. Разговаривать о Марке, как о вещи, было несравненно легче.
— Я не сказала, что не буду пользоваться. Я не знаю.
Игорь считал, что по-хорошему Като надо бы поплакать. Попросить. Дожать Настю. Но Като как бы замерла и настаивала. Игорь даже мог бы ее уважать.
— А ты останешься ни с чем. Ты подумала?
— Вы похожи на ведьму из «Русалочки». Вам нужны мои зеленые волосы? — Като улыбнулась. — Я останусь всего лишь без Марка. Потому что вы обязательно поможете Насте.
Марк лежал в больнице. У Андрея. Там собирали кости по кусочкам. Марк хотел выжить. Настя стремилась за него замуж. Игорь Львович поставил в палату охрану. Дважды были остановлены разъяренные родственники. Десять тысяч долларов осели во внутренних карманах следственных органов. Дело за гибелью главной нарушительницы спокойствия не возбуждалось.
Когда Настя впервые привела Марка к Игорю Львовичу, Софа уже умерла. Игорь хотел одного: чтобы они побыстрее освободили квартиру. Которую он любил и в которой Софа клеила обои… «Ничто не напоминает о тебе, а ты — нигде». Глупости. Так не бывает. Игорь заметил, что стыки обоев уже разошлись. Но это была его квартира, и он хотел, чтобы все, наконец, ушли.
Марк, уверенный в себе, сказал внятно и от этого очень противно:
— Вы здесь единственный Настин родственник. Я прошу у вас ее руки.
