Алена смотрела на фотографию и на себя в зеркале, висевшем на стене.

– Как ты, бабуля, говорила мне всегда? – вздохнула она. – «Р-радуйся, Аленка, р-радуйся! Ты – красавица!» Ничего не понятно, бабуля, в этой жизни. Но я – красавица! Да? Красавица! И умница!.. И сильная… – Алена потрогала живот. – Ты слышишь меня, мой маленький человек? Мама твоя – ужасно сильная! Как большой бегемот! Маму уже давно-давно не тошнит. Мама – просто умница… – Она пошла на кухню, взяла яблоки и морковь, начала чистить их, чтобы сделать сок. – Все делает правильно. Вот сейчас выпьем с тобой свежего соку и пойдем гулять, пораньше, пока машины не испортили весь воздух… И я никого не боюсь… Никого…

Алена села на стул в кухне, посмотрела на фотографию Дениса, которая хранилась над плитой на полочке со специями. Потом взяла портрет и спокойно убрала его в кухонный шкаф между коробками с крупами.

– Видишь, какая у тебя будет красивая кухня… У нас с тобой…

Она, стараясь не плакать, включила соковыжималку.

– Мой малыш… Нам с тобой нужно еще столько сил, столько сил… Р-радуйся, Аленка, р-радуйся… – Алена остановилась на минуту и посмотрела в окно на качающиеся ветви деревьев. – Я твоего папу часто спрашивала: «Ты меня любишь?» Мне так важно было это услышать. А он отвечал: «Ебсессьно! А то!» Или хрюкал в ответ… Я думала, что он стеснялся часто говорить о любви. А может, он просто ничего другого не мог мне сказать?

Алена увидела, как у самой земли две крупные вороны дерутся, отлетая друг от друга на метр-два и снова слетаясь, сталкиваясь изо всех сил. Одна из них была явно сильнее. Вторая вдруг повернулась и, проковыляв несколько шагов, отлетела на приличное расстояние. Интересно, из-за чего они так разодрались? Алена присмотрелась, но не увидела ничего ни на асфальте, ни в клюве у победительницы. Наверно, по моральным соображениям…

Нет, так не пойдет. Алена отвернулась от окна, вылила в высокий стакан сок с пышной оранжевой пенкой. Затем поискала музыку на радио, оставила программу, где звучала жизнерадостная детская песенка и заставила себя подпевать.

– «Р-раз ступенька, два ступенька, будет ле-сен-ка!» – звонким, пронзительным голоском пел совсем юный певец, мальчик, похоже. А может, и девочка…

Денис поправил козырек желтой спортивной кепки, прикрывая глаза от бьющего солнца, и с силой ударил по мячу ракеткой.

– Оксанка! А ведь измены изменам рознь, правда? – Ему пришлось прокричать это, чтобы Оксана услышала. Денис прокричал смело, неожиданно для самого себя. А вот сейчас остановись, подойди к ней… и – все. И ничего не скажешь.

Оксана легко отбила, отправив мяч на другой конец площадки, и тоже прокричала, смеясь:

– Неправда!

Денису пришлось идти за потерянным мячом, поэтому он сказал вполголоса, не очень надеясь, что Оксана его услышит:

– Ты сама говорила: жизнь – это не только мощная эрекция…

Оксана, не дожидаясь его, взяла из полной корзины новый ярко-желтый мячик и подала, все прекрасно услышав и отвечая ему так же весело, как и прежде:

– Дура была!

– Мне надо тебе кое-что сказать, – проговорил Денис, не обращая внимания на ее подачу.

Оксана взяла еще один мячик, снова подала и засмеялась:

– Не надо!

– Тут кое-какие обстоятельства…

Денис подкинул ракетку, поймал ее левой рукой и пошел на Оксанину половину площадки. Оксана взяла у него из рук ракетку, положила вместе со своей на землю и крепко обняла его:

– Да и черт с ними!

– Ты просто не знаешь… – Денис тоже обнял жену.

Оксана крепко обхватила его, прижавшись щекой к его плечу и целуя его.

– И знать не хочу…

Денис погладил ее по голове. Оксана в спортивных туфлях без каблука казалась беззащитным ребенком. Смешным неловким подростком, с большой попой, коротковатыми ручками в крупных веснушках и маленькой головой.

– Слышишь меня? – Оксана смотрела на него снизу вверх. Это было неожиданно приятно. – Ты для меня важнее, чем… – Она запнулась, подобные объяснения были для нее непривычны. – Чем все мои магазины…

Денис засмеялся. Оксана вопросительно посмотрела ему в глаза. Вопрос у нее был только один. Денис поцеловал ее в лоб, потом в нос. Оксана тоже негромко засмеялась и вытерла ладонью капельки пота, выступившие у Дениса над верхней губой.

– Ты меня любишь, Оксанка? – Денис внимательно смотрел на жену.

– Смешной! Конечно! – Оксана прислонилась к его груди. – Конечно…

– А за что?

– За что? – Жена подняла на него глаза. – Ты – красивый…

Денис ждал, что она еще что-то добавит, но Оксана лишь нежно погладила его по лицу.

– Смотрю на тебя, и мне хорошо. Настоящий принц…

– Оксан! – Денис с досадой чуть отодвинулся от жены. – Ну ты же взрослая женщина! Какой я принц!..

– Принц, – упрямо повторила Оксана. – Мой принц. Красивый, добрый и… и…

– Смелый, – вздохнул Денис. – Ладно, проехали.

Вернувшись в номер, Денис пообещал Оксане:

– Загляну на огонек, не выгоняй, если что…

– Смотря что… – улыбнувшись, покачала головой Оксана.

Денис, услышав, что жена пустила воду в ванной, быстро прошел на балкон своей комнаты, прикрыл, как смог, дверь и набрал номер, который переслал ему Евгений.

– Шалом, – ответил ему мужской голос.

– Шалом, – машинально подтвердил Денис.

Мужчина что-то спросил его, Денис даже не понял, на каком языке.

– Мне Лору! Можно Лору?

Мужчина что-то ответил, уже довольно резко. Денис испугался, что тот сейчас положит трубку.

– Кен ай… – попытался он сказать по-английски, – спик… Лора… агент… спешиал…

– Ноу! – заорал мужик.

Денис занервничал. Но должен же он как-то объяснить…

– Лора! Ло-ра! Намбер? Позвонить!

– Ноу!!!

– Вэйт! Подождите! Мобильный? Мобайл? – торопясь, стал спрашивать Денис, чувствуя, что тот его понял. – Намбер? Куда позвонить? Где она? Москоу? Израиль? Где?!

Мужик то ли кашлянул, то ли выругался на каком-то семитском наречии, вздохнул и сказал:

– Да хрена тебе лысого еще объяснять? Сказано – ни одной русской задницы тут нету и не было никогда! И в то же самое место засунь себе свою долбаную Москву! Хазер![1] – и повесил трубку.

Денис, ошарашенный, аж крякнул:

– Ну спасибо, Жека…

Он услышал, что Оксана прошла из ванной в свою спальню, о чем-то говорит с Маргошей. Сейчас позовет его… Но вот он совсем никак не готов теперь… ни на огонек заглянуть, ни на взбучку…

Денис подошел к краю балкона и посмотрел на крышу этажа ниже, выдающуюся террасой на несколько метров вперед. Теоретически можно бы было… А если на соседнюю лоджию? Он перегнулся через кованую решетку и увидел, что в номере убирает горничная, убирает основательно, все сдвинуто… Значит, толстый австриец с огромной, глыбообразной женой уехали. Они любили стоять на балконе, молча, обнявшись, и смотреть на море, а Денис, глядя на них, думал: «Неужели они друг другу нравятся? Ну значит, нравятся… если так жмутся друг к другу…» Для него такое полное слияние двух человеческих существ всегда казалось странным и противоестественным, как, скажем, инородная пища – скользкие кусочки маринованной змеи, засахаренные жучки с хрустящими панцирями, густой травяной соус, в котором беспомощно плавают лягушачьи лапки, тонкие, нежные и совершенно отвратительные в качестве еды…

Мама когда-то очень давно ему сказала, когда он с ледяными ногами норовил залезать к ней ночью в постель из своей записанной кроватки:

– Не пытайся объединиться никогда и ни с кем. Не прилипай. Ни к мужчине, ни тем более к женщине. Даже ко мне. Человек рожден один и один умрет. И никто вместе с тобой на тот свет не пойдет.

Маленькому Денису это не было ясно, а было обидно и страшно. И непонятно, почему нельзя прижаться ночью к теплой, надежной маме, рядом с которой его не съедят прятавшиеся в ванной комнате и в шкафу голодные волки и призраки… Папа все равно храпит на диване в большой кухне, где можно встать и, не рискуя напороться на мамин суровый взгляд, залезть в трясущийся урчащий холодильник и схватить колбаски или с наслаждением проглотить недоеденную за ужином толстую мягкую котлетку…