Это было года четыре назад. Денис тогда еще жил в одной квартире с Оксаной. Смеясь, он не раз рассказывал Алене, что они с женой уже давно удивляются, встретившись утром в коридоре возле ванной. И однажды он вдруг сказал Алене:
– Мне очень сложно принять такое решение, но я хочу, чтобы ты была со мной всегда.
Алена замерла и только вопросительно взглянула – правильно ли она его поняла.
– Мне жалко Маргошу, но настоящая жена мне ты, понимаешь?
– Ты мне делаешь предложение, Денис? – спросила Алена, не уверенная, что надо это вот так прямо спрашивать.
– Да, то есть… Ну да. Надо оформить развод… Это непросто… Но я обещаю тебе – слышишь?
И как-то разговор этот замялся. Но теперь Алена знала – у Дениса самые твердые намерения. Она так и сказала матери. Кира тогда только вздохнула, прижала к себе дочку и покачала головой.
– Ну дай Бог… Жаль, конечно, что так все… Надеюсь, не ты – причина их развода?
– Он говорит, что это еще до меня началось, они слишком разные люди. Им вместе тяжело.
– Ты ему веришь?
– Мам… Как ему можно не верить? Он не умеет врать, просто не умеет.
– Аленушка… – Кира погладила дочку по голове. – А своей жене о тебе он честно рассказывает? Если уж врать не умеет.
Алена растерялась.
– Я не знаю.
– А я вот как-то думаю, что вряд ли. Так что насчет безусловной честности…
– Мам, но он очень искренний человек!
– Из чего это следует, доня моя?
– Он говорит, что не может кривить душой…
– А! – Кира обняла дочку. – Где-то я переборщила, видимо, воспитывая в тебе полную веру в людей. Я всегда хотела, чтобы ты во всех видела только хорошее. У меня была такая цель. Мне казалось, что так жить легче. А теперь я даже и не знаю, права ли я была… В любом случае – он женат, дочка. Не такой судьбы я тебе хотела.
– Но когда я с ним познакомилась, я же этого не знала…
– А когда узнала?
– Было уже поздно, уже влюбилась…
Занятая своими мыслями, Алена не заметила, как впереди появилась очень старая женщина, согнутая почти пополам, так, что не было видно лица. Наверно, она вышла из-за деревьев, на которых быстро, за два теплых дня стали распускаться первые светло-зеленые листья. Старуха, потупившись, шла прямо на Алену. Девушка хотела посторониться, а старуха вдруг быстро приблизилась, неожиданно подняла руку и стала тянуться к ней, как будто хотела дотронуться до ее лица. Алена чуть отступила, но та, не поднимая головы, негромко попросила:
– Деточка, наклонись поближе!.. Не могу говорить громко…
Алена, глядя как зачарованная на длинные рукава вязаной кофты, из-под которой виднелась цветастая блуза, наклоняться не стала, но все же сделала шаг к старухе. Тогда та схватила ее за руку и яростно сказала, дыша тяжело и смрадно ей в лицо:
– Ты скоро умрешь! Страшной смертью умрешь, в животе смерть свою носишь!
Алена резко стряхнула ее руку и, отпрянув, быстро пошла прочь, стараясь не бежать и не оглядываться, инстинктивно прикрывая живот ладонью. Она услышала, как старуха засмеялась и громко запела:
– «И как один умрем в борьбе за это!» – Юродствуя, она стала повторять на разные лады: – В борьбе за это, за это, за это…
Делала она это вполне музыкально, потом забормотала, то ли смеясь, то ли ругаясь.
– И ты умрешь, и все умрем! – выкрикнула она кому-то. – Идешь, гордый! Умрешь, умрешь!
Через некоторое время девушка все-таки обернулась, старуха брела в другую сторону, не оглядываясь, жестикулируя и бормоча. Алена перевела дух.
– Господи…
Кажется, это какая-то примета – когда встречаешь бе-зумца… Только примета чего? Алена достала телефон и набрала номер своей лучшей подруги Наташки. Та, как обычно, наверняка занятая одним из своих троих детей, долго не брала трубку, а потом, запыхавшись, крикнула:
– Да! Алё! Я!
– Нат, не знаешь, что за примета – встретить юродивого?
– Это значит скоро чокнуться самому! – засмеялась Наташка. – Как ты? Бандаж носишь?
– Да, вот второй день привыкаю…
– Привыкай-привыкай, башку только малышу не сдави, крепко не затягивай… Да что б тебя! Извини, Алька, тут у меня… Ну не уроды, а?! – незло, но очень громко закричала Наташка на детей и отключилась.
Алена улыбнулась, представив Наташкиных очаровательных «уродов», и погладила свой небольшой живот, не видный пока под свободной блузкой.
* * *
Денис вытянул ноги в шезлонге, поглядывая на Маргошу, которая шлепала большими руками по воде в бассейне и от этого получала удовольствие, как трехлетний ребенок. Ну что уж так-то, ведь уже тринадцатый год девочке… Он поймал себя на мысли, что любимая Маргоша неожиданно стала его раздражать. Он встал, полный решимости проплыть несколько раз туда-сюда, но услышал звонок своего мобильного. Денис вздрогнул и увидел, как напряженно выпрямилась в соседнем шезлонге Оксана. Денис взял телефон и облегченно вздохнул, услышав мамин голос.
– Деня! Как ты! А? – закричала мама.
Ну почему же мама до сих пор кричит по телефону…
– Нормально, мамуль! Как ты? – Денис постарался подавить мгновенно вспыхнувшее раздражение. – Как давление?
– Да ладно! Я тебе посылку послала, сходи забери, человек приехал в Москву…
– Какую посылку? Мама… – Денис тяжело вздохнул и увидел, что Оксана, прикрыв лицо журналом, смеется.
– Пасту, пасту, сынок, для чистки зубов, немецкую! И еще витамины, очень хорошие, мне одна женщина посоветовала.
– Мама…
– Подожди, не перебивай! И еще я тебе маленький перевод послала. Я знаю, как у вас там все дорого, в твоей Москве…
– Мам, я тебя предупреждал, если ты еще раз пошлешь мне деньги…
– И что? Что ты мне сделаешь? – задорно выкрикнула семидесятипятилетняя Вера Мартыновна и тоже засмеялась. – Мне деньги не нужны, понимаешь? Мне эту пенсию не на что тратить…
– Ага, понятно…
Денис досадливо крутил головой, слушая, как надо чистить зубы – не вправо-влево, а снизу вверх, и что еду запивать не надо, а надо пить только через два часа после еды, и чай черный пить не надо, а надо пить мяту… А заваривать мяту надо не в простой чашке, а в эмалированной кастрюльке, но чтобы она была чистая и неподгоревшая, а еще лучше запарить на водяной бане мяту пополам с мелиссой, можно и зверобой добавить, травку от девяноста девяти болезней, и пить маленькими глотками за полчаса до еды и через два часа после, а в воду питьевую хорошо бы положить серебряную ложку…
– Мама! Остановись! Какую ложку? Какую ложку?! У меня фильтры стоят на кранах, понимаешь? И я воду питьевую покупаю, из родника!.. И я не в Москве сейчас, мама!..
– Хорошо, сынок, – миролюбиво сказала Вера Мартыновна. – Но мяту ты все-таки не выбрасывай, завари. Хорошо? Я тебя очень люблю, Деня. Целую.
Вера Мартыновна отключилась до того, как Денис услышал бы ее слезы. Денис представил, как она сейчас придет с почты домой и станет доставать отца. А тот возьмет собаку и уйдет гулять на четыре часа, до ночи. Молча уйдет, молча придет, ляжет спать и завтра ничего не будет говорить, и послезавтра. Может, буркнет за столом «Соли мало», а может, и не буркнет. Многие знакомые Дениса удивлялись, узнав, что у него есть отец и две старшие сестры. У всех складывалось ощущение, что у Веры Мартыновны на всем свете нет никого, кроме Дениса. Наверно, так оно и было.
Сестры давно уехали, нарожали детей, у одной даже народились внуки. Денис был младше сестер на пятнадцать лет. Когда он собрался в Москву после школы, мама сказала «Не отпущу» и не отпустила. Он, правда, все равно уехал, но первые годы она звонила ему почти каждый день, хотя бы на одно слово, чтобы услышать его голос, и комендантша колотила с утра пораньше в дверь и орала: «Иванова Зина! Вас там на проводе!» Мама все эти годы посылала ему нужные и ненужные вещи и деньги…
Теперь, когда Денис с Оксаной жили совсем хорошо, не очень было понятно, как поступать с деньгами. Отсылать их маме обратно? Сляжет с сердечным приступом. Копить? Как в этой стране можно что-то копить, особенно такие суммы? Покупать что-то? Кощунственно – что он может купить на мамины четыреста рублей? Две бутылки хорошего немецкого пива и пакет сушеной тараньки? Иногда Денис сам покупал матери лекарства, одежду и посылал ей. Но Вера Мартыновна каждый раз очень хитро находила повод, чтобы забраковать его подарки: пальто оказывалось ей мало, лекарство – не то, чай она такой не пьет и конфеты вредны для крови. Так, чтобы у сына не возникало больше мысли тратить деньги на нее.
