Мисс Ги была возмущена, когда ее посадили в машину, она только спросила полицейского: «Что же все-таки происходит?»
«В машине, — сказала она, — сидел еще один полицейский, который разговаривал по рации. Я ничего не поняла из его разговора».
Лонсдейл впервые заговорил только в Скотланд-Ярде: «На все вопросы, которые вы будете мне задавать, я буду отвечать „нет“. Поэтому можете не трудиться». У Лонсдейла нашли 300 долларов и 215 фунтов и два водительских удостоверения, одно — выданное в Ванкувере, а второе — в Лондоне.
У Гоутона полиция обнаружила 16 фунтов и два билета на поезд до Солсбери. Когда Смит сказал, что Гарри задержан за нарушение закона о государственных секретах, он произнес: «Господи, каким же идиотом я был». Смит спросил Гоутона, кто такой Лонсдейл, на что он ответил: «Ваша догадка так же верна, как и моя». Гарри хотел знать, сколько денег было найдено у Лонсдейла.
У мисс Ги, которая настаивала на том, что она не сделала ничего плохого, было найдено двадцать семь фунтов. В неделю она зарабатывала десять фунтов, но, как она объяснила позже, она унаследовала небольшую сумму, которую хорошо вложила.
Детектив Смит 7 января работал весь день. Допросив в Скотланд-Ярде Лонсдейла, Гоутона и мисс Ги, он поехал в Руслип, небольшой городок в двадцати милях от Лондона. Там он проехал мимо памятника погибшим польским летчикам и по окраинам добрался до Кренли-драйв, тихой улочки с одинаковыми домами на две семьи. Последний дом по этой улице, № 45, был домом на одну семью, в стиле Тюдоров. За высоким кирпичным забором скрывалась лужайка, на которой росли вишня и магнолия. Дорожка справа от лужайки вела к маленькому гаражу. Этому аккуратному домику скоро суждено было стать достопримечательностью Руслипа. Еще одной достопримечательностью стал штаб военно-воздушной базы США, находившийся в миле от этого дома.
Около 7 часов вечера Смит позвонил в дверь дома. Открыл высокий седой мужчина, Смит представился: «Я офицер полиции, я веду расследование. Могу я поговорить с Вами?» Мужчина провел детектива в гостиную, стены которой были заставлены книжными шкафами. Когда они вошли в комнату, с кресла поднялась женщина, собираясь уйти, но Смит сказал: «Мне нужно поговорить и с Вашей женой».
Жителями уютного дома были 50-летний Питер Джон Крогер и его жена, 47-летняя Хелен Джойс Крогер. Они путешествовали по новозеландским паспортам, занимаясь торговлей букинистической литературой. Супруги находились под наблюдением МИ-5 и Скотланд-Ярда с осени 1960 года, когда было установлено, что к ним в дом приходил Лонсдейл.
Настоящие личности семьи Крогер были раскрыты с помощью ФБР. Отпечатки пальцев супругов совпали с отпечатками двух американских коммунистов, завербованных советской разведкой после Второй мировой войны, которые были связаны со шпионской группой Розенбергов. Крогеры были опознаны как Моррис и Лона Коэны, коммунисты, бежавшие из США в 1950 году после провала сети Розенбергов.
Биография Коэнов похожа на биографии всех американских коммунистов, ушедших из партии ради работы с советской разведкой. Моррис Коэн вырос в Бронксе, в русско-еврейской семье эмигрантов. В 1924 году он пошел в школу «Джеймс Монро Хай Скул», где вступил в футбольную команду. Его до сих пор помнят как сильного игрока, и в 1927 году команда была непобедима. За свое дружеское отношение к товарищам по команде Коэн получил прозвище «Дядя». В учебе он был не настолько блестящ и закончил школу со средним результатом, которого было недостаточно для поступления в хороший колледж.
Коэн попал в футбольную команду университета штата Миссисипи, но через год бросил футбол из-за полученной травмы.
Он стал тренером команды и был настолько популярен, что его попросили остаться после окончания учебного заведения. Он пытался получить степень в университете Иллинойса, но безуспешно. В 1937 году Моррис получил паспорт на имя Израэля Альтмана, подписал документ, что не собирается использовать паспорт для поездки в Испанию, и вскоре вступил в бригаду Авраама Линкольна в Мадриде. К тому времени Коэн уже не скрывал своих симпатий и сказал своему бывшему учителю, что едет в Испанию сражаться на стороне коммунистов. Там он провел один год и в 1938 году вернулся в Соединенные Штаты.
Коэн был глубоко предан идеям коммунизма. Он работал в «Амторге», советской торговой организации, служившей прикрытием для советских агентов. В 1939 году он служил в охране советского павильона на Международной выставке в Нью-Йорке. Он не скрывал своих отношений с коммунистической партией. Представитель профсоюза официантов Бенни Готтсман вспоминал, что Коэн пытался агитировать членов их профсоюза вступать в коммунистическую партию. Он также искал людей, желавших обучаться в Школе социальных наук Джефферсона, в которой училось очень много коммунистов.
Готтсман вспоминал: «Однажды я сдал пять долларов на подарок к дню рождения одному из членов профсоюза. Позже Коэн принес мне билет и сказал, что я стал членом бригады Авраама Линкольна. Как-то я спросил у Коэна: „Слушай, красный негодяй, почему русские подписали пакт о ненападении с нацистами?“ Он ответил мне: „Наш дядя Джо очень умен. Он курит трубку и смотрит“. Коэн был очень умен, хорошо образован, он со вкусом одевался. Он постоянно улыбался. Его ничем нельзя было вывести из себя».
В 1940 году, по словам Джозефа «Дока» Вейдмана, учителя Коэна, он замещал преподавателя начальных классов где-то в Манхэттене. «Я не знаю, где это было точно, но полагаю, что район был довольно бедный, так как однажды Коэн позвонил мне и спросил, не могу ли я дать ему в долг бейсбольные мячи и биты. Он всегда хотел, чтобы дети занимались спортом».
В это время Коэн начал ухаживать за Лоной Терезой Петка, дочерью польского эмигранта. Она пользовалась авторитетом у своих друзей, была решительна и придерживалась тех же идей, что и Коэн. Лона родилась в Адамсе, штат Массачусетс, и убежала из дому, когда ей было четырнадцать лет. Когда познакомилась с Коэном, она работала гувернанткой в семье Уинстонов в Нью-Йорке. Они поженились в Норвиче, Коннектикут, 13 июля 1941 года. Коэн продолжал замещать учителя, а Лона работала в библиотеке. Через шесть месяцев после нападения на Пёрл-Харбор его призвали в армию, он был приписан к квартирмейстерскому корпусу. В течение двух лет служил поваром на Аляске и в Канаде, в 1944 году его отправили в Англию в составе подразделения американской армии. Коэн демобилизовался в ноябре 1945 года. Его жена во время войны работала на оборонном заводе в Нью-Йорке. Коэны начали тайную работу в конце войны. Советским резидентом в Соединенных Штатах в то время был Джек Собл, склоненный к шпионажу частично угрозами, частично собственным желанием. Собл и его жена Мира, женщина такого же сильного характера, как и Лона Коэн, приехали в США в 1940 году как беженцы, а в 1947 году стали центром агентурной сети.
Есть основания полагать, что именно Собл и его жена завербовали Коэнов, которые играли в сети Розенбергов второстепенную роль.
Собл, утративший доверие Москвы из-за частых поездок в Европу, траты денежных фондов и неспособности добыть ценную информацию, потерял контроль над Коэнами в 1949 году, и те начали работать с новым резидентом. Маловероятным представляется тот факт, что этим резидентом был Абель. Абель приехал в США из Канады в 1948 году и около года путешествовал по стране прежде чем поселился в Нью-Йорке. Советские секретные службы развиваются очень медленно, и скорее всего прошло три или четыре года, до того как Абель начал руководить сетью, которая осталась от Собла.
На суде в Олд-Бейли стало известно, что Коэны и Абель встретились в 1948 году. Семья переехала в квартиру на 71-й улице и, по словам детектива Смита, «в начале 1950 года Коэны устроили праздничный обед, на котором Абель был представлен как преуспевающий английский бизнесмен». Детектив Смит сказал, что Абель назвался «Мильтоном». Мильтон в английском языке соответствует Эмилю, и вполне возможно, что Абель, зная, что он больше не встретится с гостями, назвался английским бизнесменом, а не художником Эмилем Голдфусом.
