Людмила. Мне надо уехать… Я знаю, что он будет безобразничать и для скандалов только приехал сюда.

Клавдия. Куда же ты поедешь?

Людмила. Куда-нибудь. Оставаться здесь нельзя.

Арина Ивановна (отойдя от двери, тихо). Двадцать тысяч просит, тогда, говорит, возьму обратно. (Опять подслушивает.)

Людмила. Подлец!

Авдотья. Выгнать его, да и все, что в самом деле!

Клавдия. Только и стоит.

Людмила. Дай мне денег. У меня ни копейки нет. Я не могу уехать.

Клавдия. Да у меня тоже нет.

Людмила. Возьми у мужа. Скажи, что я прошу.

Клавдия. Не даст: он на тебя сердится.

Людмила. За что?

Авдотья уходит в сени и уносит со стола посуду.

Клавдия. Ты его несправедливо обвиняешь… Он ни в чем не виноват.

Арина Ивановна (опять отойдя от двери). Пятнадцать только просит. (Продолжает подслушивать.)

Людмила. Дай мне денег. Я знаю: я перед тобой виновата, но прости меня, пожалей… Ты видишь мое положение.

Клавдия. Да когда нет… Что же делать?

Людмила. Ну хоть сколько-нибудь, только на дорогу.

Клавдия. Нет у меня.

Людмила. Заложи вещи.

Клавдия. Павлик не позволит.

Людмила. Не смеет он не позволить. Он должен помочь мне.

Клавдия. У него семья, дети. Что это такое за “должен”?

Людмила. Сестра!.. (В отчаянии.) Чужие, чужие! (Тихо рыдает, склонившись на стол.)

Клавдия. Не тебе упрекать меня.

Арина Ивановна (отойдя от двери). Полно тебе, Людмилочка! Пойдем от греха… Кажется, сюда идут. Спрячемся где-нибудь.

Все уходят. Через некоторое время входят Ванюшин и Красавин. Ванюшин в халате.

Красавин. Я человек коммерческий, в полном смысле мошенник… И горжусь этим! (Ударяет себя в грудь.) Нынче жить иначе нельзя. Кто взял палку, тот и бьет. Вся Москва знает, как я сумел получить страховых сорок тысяч, когда сгорело на пятнадцать. Вот какой я! У меня хозяин вот где сидит. (Показывает кулак.)

Ванюшин. Бог тебя знает, что ты мелешь. Знал я тебя за дельного человека, непьющего, а теперь просто не узнаю. Помешался словно ты. Ступай лучше проспись, а потом поговорим.

Входит Авдотья.

Красавин. Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. На любой бирже справьтесь: на бесчестие высокий тариф стоит, а у нас в Москве в особенности.

Ванюшин. Вот тебя Авдотья спать отведет. (Обращаясь к Авдотье.) Веди его.

Авдотья. Да и в самом деле - пойдем, Степан Федорович. Чего фордыбачишься?

Красавин. Авдотья! Люблю тебя, Авдотья! Славная баба! А сколько я тебе на чай дал, когда был женихом?

Авдотья. Десять рублей.

Красавин. То-то, помни!

Ванюшин. Иди, будет канителиться.

Авдотья ведет его на лестницу.

Красавин (с лестницы). А только мое слово неизменно: не меньше пятнадцати тысяч. (Уходит.)

Ванюшин подходит к комнате Константина.

Ванюшин. Дома ты? Отопри!

Голос Константина: “Что вам нужно?”

Отопри. Говорить хочу я с тобой.

Константин отпирает дверь. Ванюшин входит в комнату. Сверху сходят Леночка, Аня и Катя.

Леночка. Всем нельзя - услышат. Ты одна, Катя, на цыпочках подойди.

Катя. Я уж знаю как. (На цыпочках, осторожно подходит к двери комнаты Константина и подслушивает.)

Леночка и Аня садятся на ступеньки лестницы.

Аня. А как ты думаешь, зачем он теперь приехал?

Леночка. Тише говори. Не знаю.

Аня. А бил он Людмилу?

Леночка. Хотел, да она убежала. Никогда, Аня, не выходи замуж без любви.

Аня. Я не выйду. А любить хорошо?

Леночка. Любовь - это все в жизни, для нее только и стоит жить.

Аня. Алешу за любовь из гимназии выгнали. Должно быть, хорошенькая она?

Леночка. Скверная женщина.

Аня. А что в ней скверного?

Леночка. Она арфистка.

Аня. Арфистки все нехорошие? Они никого не любят?

Леночка. Кто деньги дает, того и любят.

Аня. И целуют?

Леночка (тихо, Кате). Катя! (Зовет ее жестом руки.) О чем они говорят?

Катя осторожно подходит к ним.

Катя. Плачет папаша, просит его на Распоповой жениться, а он не хочет.

Леночка. А он что говорит?

Катя. Говорит, что никогда без любви не женится.

Леночка. Ступай. Слушай!

Катя подходит к двери.

Аня. Он тебя любит, Леночка?

Леночка. Ты, Аня, об этом никому не говори. Мы очень друг друга любим. Я б хотела, чтобы ты так же любила.

Аня. Костя никого не любит, кроме тебя, ни мамаши, ни сестер.

Леночка. Его никто не понимает в семье, только я одна. У него добрая душа.

Аня. Нет, неправда это. Он злой; все только для себя одного делает.

Леночка. Ты не знаешь его.

Аня. Да он никогда не говорит с нами.

Из комнаты доносится голос Константина: “Никогда, никогда я этого не сделаю!”

Катя (отбегает от двери). Костя рассердился. Собирается в магазин. (Бежит наверх, за ней - Леночка и Аня.)

Входят Константин и Ванюшин. Константин одевается.

Константин. Я для вас много сделал… Я бросил карьеру, не пошел в университет, засел за прилавок, чтобы помогать вам, но этого вы не цените… Вы хотите, чтобы я самое дорогое, что у меня осталось и к чему сводится весь смысл моей жизни - мою будущую семью - принес в жертву ради пьяного приказчика из Москвы, для того только, чтобы в глазах других облагородить мою сестру. Вы можете считать меня дурным сыном, но я этого сделать не могу, не могу жениться на вашей Распоповой или Раскопоповой какой-то там. (Хочет идти.)

Ванюшин. Постой! Ведь он по всей Москве разблаговестит. Скажут, Ванюшин не дал денег, грошей не дал… Кредита не будет. Как торговать-то мы с тобою будем?

Константин. Кредит будет. Это вздор.

Ванюшин. А с какими глазами мы в Москву-то покажемся? Да я скорее в гроб лягу, чем поеду туда.

Константин. Итак, значит, один выход: я должен жениться. Этого я не сделаю! Пускай лучше все в трубу вылетит! Я проживу и без торговли.

Ванюшин. Врешь! Есть сладко да спать мягко только ты и можешь, а это так говоришь, пыль в глаза мне, старику, пускаешь, дурачишь отца. Денег не хочет! Знаю, как ты не хочешь… Не хотел бы, так за прилавок-то не сел; они-то тебя и приковали к прилавку. Выучился слова говорить, да и тычешь ими в нос. “В университет пошел бы! Помогаю вам!” Помощник, дери тебя горой! Сказал бы просто, что ни мне, ни сестре, ни делу помочь не хочешь…

Константин. Надеюсь, вы кончили? Я вас слушал только потому, что вы мой отец. (Уходит и сильно ударяет дверью.)

В столовой почти темно. Ванюшин садится у стола. Смотрит в одну точку и напряженно о чем-то думает.

Ванюшин. Не поправишься… Нет… Что делать-то? (Кладет руку на голову.)

Арина Ивановна робко и тихо подходит к нему. Он не видит ее.

Что делать-то? Голова кругом…

Арина Ивановна. Александр Егорович, что с тобой? Зачем встал-то, ступай ляг.

Ванюшин. Божья старушка, научи, скажи что-нибудь… Руки у меня опускаются…

Арина Ивановна. Я Клавдиньку с Людмилочкой позову.

Ванюшин. Не надо. И не говори им ничего про меня. Несчастные, все несчастные!

Арина Ивановна. Да не убивайся ты… Все обойдется… С чем приехал, с тем и уедет…

Ванюшин. Не обойдется… нельзя, чтобы обойтись… Души у них у всех несчастные.

Арина Ивановна. Да про кого ты говоришь?

Ванюшин. Работать не могут, жить не могут… Старуха, кто у нас детей-то сделал такими? Откуда они? Наши ли?

Арина Ивановна. Уж я не знаю, что ты и говоришь…

Ванюшин. Для них старался, для них делал - и всем врагом стал.

Арина Ивановна. Грозен ты уж больно. Вон Алешеньку-то как перепугал.

Ванюшин. Грозен, боятся… А знают ли они, как смотреть-то на них жалко? Не чувствуют, ничего не чувствуют… Словно не отец я им.

Арина Ивановна. Я Алешеньке скажу.

Ванюшин. Не надо. Пусть думают что хотят про отца. Все равно, немного нам с тобой жить, как-нибудь доживем. Устал я сорок лет вести вас. Рукой на все махну. Пусть живут как хотят! И для чего работал? Для чего жил? Грош к грошу кровью приклеивал… Суетна ты, жизнь человеческая! (Задумывается.)