– Там в микроволновке еда для твоего драгоценного пса, – говорю. – Я не стала его кормить, подумала, ты сам захочешь.

– Спасибо, – скалится ребенок и бежит к конуре.

– Ну что. – Азамат тоже моет руки и распахивает холодильник. – Как насчет хшур?

– Отлично! – в один голос одобряем я и вернувшийся Кир.

– Поможешь? – лукаво спрашивает Азамат через плечо.

– Ага! – с готовностью соглашается Кир. Потом заглядывает сбоку от Азамата в холодильник. – А можно чего-нибудь быстренько перекусить? Может, сыр какой-нибудь завалялся?

– Моего молока хочешь? – усмехаюсь я, поскольку так и не придумала, что с ним делать.

– Вашего? Это как? – не понимает Кир.

– Ну, грудного. Вон в бутылке стоит. Я для Алэка сцеживаю, а он не допил.

Кир смотрит на меня так, как будто у меня выросло три головы.

– А что, можно?

– А почему нет? – пожимаю плечами. – С ним ничего не сделаешь. Правда, предупреждаю, оно не очень вкусное. Азамату, например, не нравится.

Азамат следит за Киром с ухмылкой. Алэк не первый раз молоко не допил, и я уже пыталась заставить Азамата его утилизировать. Он сначала бормотал, что это как-то неправильно, а потом попробовал и долго мучился, как необидно мне сказать, что это ужасная гадость – сладкое молоко, фу-у-у. Я могла бы и сама догадаться, что он будет плеваться. Мне-то тоже не очень нравится. Вот теперь Кира честно предупреждаю.

Кир оборачивается к отцу:

– Правда можно?

– Да пей уже, если так хочешь, – усмехается Азамат, снимая с бутылки соску. – Но оно действительно… э-э… специфическое.

Кир благоговейно берет бутылку и осторожно отпивает из горлышка, закрыв глаза. Потом некоторое время ждет. Потом открывает глаза и счастливо смотрит на меня.

– Оно прекрасное. Спасибо. Можно я допью?

– Пей, господи, сиротинушка, – прыскаю я. – У меня еще целый ящик в морозильнике этого добра, и свеженькое на подходе.

Кир медленно, небольшими глотками и причмокивая употребляет всю бутылку, потом еще несколько раз благодарит меня и почему-то Азамата. Муж тем временем принимается рубить мясо для хшур. Покончив с молоком, Кир берется за тесто. А я сижу и кайфую: мужики работают, ребенок спит, лошади в стойле, пес в конуре, куница в вольере, котята на диване. Да еще в доме прибрано – уборщик приходил. Лепота.

После ужина я усаживаю Кира разматывать нитки, а сама продолжаю вязать. Под это дело ставлю следующую передачу про тритонов и саламандр. Азамат сидит с нами и отвечает на письма. Прекрасный вечер в кругу семьи. Кир навостряется разматывать нитки не глядя и жадно читает субтитры. Даже выучивает несколько слов на всеобщем.

На ночь Азамат читает нам всем сказки, как и обещал. В том числе странную сказку с сюжетом вроде «О царе Салтане», только вместо одного Гвидона в ней фигурируют золотой мальчик и серебряная девочка. Муданжские сказки вообще странные, но эта особенно удалась: мать главных героев злые враги живьем зарыли в землю, однако лет через двадцать раскаявшийся муж ее откопал, и она неплохо сохранилась. Принялась петь и танцевать, уговорила плодоносить какую-то засохшую яблоню и напоила своих взрослых женатых детей медом из грудей. Я понимаю, конечно, почему сегодня Азамат выбрал именно эту сказку, но как бы мне кошмары сниться не начали от таких сюжетов. На Кира, впрочем, кажется, впечатления не произвело.

– Последняя сказка была ужасная, – сообщаю мужу, укладываясь в постель.

– Да-а, – урчит Азамат. – Она очень древняя, а в древних сказках больше символов, чем красоты. Но я подумал, что Киру будет полезно ее послушать. Материнское молоко – это очень важный символ на Муданге. Ты ведь знаешь, у нас женщины редко кормят сами, так что это своего рода благословение Богини-Матери. Спасибо тебе, что его угостила. Я подумывал тебя попросить, но решил, что это будет уже слишком, ты и так его очень хорошо приняла.

– Он поэтому десять раз разрешения просил? И потом благодарил тебя за что-то? Я уж так и подумала, что тут какое скрытое значение.

– Да уж какое скрытое, – хмыкает Азамат. – Его родная мать ему ни капли не дала в свое время, а тут вдруг ты, чужая, в общем, женщина, предлагаешь целую бутылку. Вот это я понимаю, прием в семью.

– Давно бы сказал, – пожимаю плечами. – Может, он бы быстрее к нам привык.

– Я думаю, если бы ты ему прямо сразу молока предложила, он бы решил, что мы опасные безумцы, – смеется Азамат. – По-моему, все вышло просто отлично, потому что не нарочно. Может, он теперь успокоится наконец. Эх-х… – Азамат подгребает меня поближе и трется щекой о мою макушку. – Может, кончились наши невзгоды, как ты считаешь?

– Не загадывай, – кривлюсь я. – Нас так просто в покое не оставят.

Лошадь – это не только средство передвижения и спутник жизни, это еще и классная увлекательная игрушка, навроде нового телефона. И мои мальчики явно в детстве не наигрались. Вот уже полдня выгуливают своих скотов, меряются, чей выше прыгает, и учат мелкого командам. Он, правда, визжит все что угодно, только не то, что нужно, и лошади немного нервничают.

Я постояла понаблюдала за этим развлечением минут двадцать, зевнула и пошла домой консультировать страждущих на форуме. И вот как раз когда я обдумываю, как бы потактичнее и попонятнее объяснить некоему зажиточному фермеру, что с его сыном все хорошо, а вот у него самого запущенная паранойя, мне звонит Алтонгирел.

То есть звонит он не совсем мне, а просто на местный большой бук, которым мы с Азаматом пользуемся неразличимо.

– А, – говорит, – это ты. Здравствуй. Где Азамат?

– Выгуливает детей и зверей, – отвечаю. – И тебе привет.

Алтонгирел откачивается сначала в одну сторону, потом в другую, как будто хочет удостовериться, что муж не стоит у меня за спиной, подслушивая разговор.

– Да нету его, – говорю. – Он на стоянке.

– Угу. – Алтонгирел усаживается поудобнее и вдруг пригибается к экрану и спрашивает шепотом: – Ну как они ладят?

– Последние пару дней ничего, – задумчиво склоняю голову. – Хотя Кир по-прежнему странноватый. Вроде все хорошо, всем доволен, вдруг смотришь – опять надулся. Вчера, например…

Я кратко пересказываю вчерашний эпизод с побитым пастухом. Алтонгирел смотрит на меня пристально и корчит самые невообразимые рожи. В конце он страдальчески потирает лоб и некоторое время молчит.

– Что скажешь, духовник? – спрашиваю.

– Наверное, хорошо, – медленно начинает Алтонгирел, – что Азамат двинул этому полудурку.

– Конечно, хорошо, – удивляюсь я. – Есть сомнения?

– Я в том смысле, – продолжает Алтоша, – что раньше бы он так не сделал. До твоего появления он принимал оскорбления как должное, никому даже в голову не приходило, что ему обидно…

Я нетерпеливо вздыхаю.

– Ну естественно, у него с тех пор повысилась самооценка! Если ты не заметил, его вообще-то Императором сделали, а такие вещи обычно влияют на отношение к себе, знаешь ли. Я поражаюсь, как этот козел посмел рот открыть. Это ж надо быть таким кретином, чтобы опустить сына Императора в его присутствии! На что он рассчитывал, интересно? Что Азамат глухой?

– В том-то и дело, – хмурится Алтонгирел. – Если бы этот мужик самого Азамата оскорбил, Азамат бы сдержался. Он вспылил из-за мальчишки. Это, конечно, тоже кое-что говорит об этом… как ты его называешь… самомнении. Пастух, конечно, идиот, но сама ситуация показательна: народ не принимает безродного князя.

– Но официально Кир – не безродный, – возражаю я.

– Ага. И все, конечно, верят.

– Хочешь сказать, Азамату что-то угрожает? – озабоченно спрашиваю я.

Алтонгирел пожимает плечами.

– Он сам себе главная угроза. Надо было найти мальчишке приличную семью на Гарнете, а лучше еще подальше, назначить пособие и расслабиться. Кого повоспитывать-то найдется, вон у тебя спиногрыз растет. А Азамату этот мальчишка важнее должности. Ну как так можно? – Алтонгирел тяжело вздыхает. – Теперь все время будут проблемы. Ну допустим, половина населения верит в вашу сказку. Но вторая половина уж точно догадывается, как все было на самом деле. Потому эти ваши пастухи и лошадей показывали плюгавеньких, чтобы пацан не зарывался, не думал, будто ему теперь все кланяться станут. А-а! – Духовник раздраженно отмахивается. – Вот упрямый шакал…