Массы лишенных собственности свободных крестьян превращаются в нищих и бродяг — пауперов. Им приходится воровать, чтобы не умереть с голоду. Власть применяет против них жесточайшие законы, за всякую кражу карая виселицей. Казнят даже 14-летних детей. По совершенно официальным данным при Генрихе Восьмом из трехмиллионного населения страны перевешали 72 тысячи человек — два с половиной процента всех англичан. Семьдесят две тысячи англичан погибли в муках удушья, со страшно выпученными глазами и вываленными языками. То были самые настоящие массовые репрессии, чистой воды геноцид. Если перенести уничтожение одной сороковой части населения на 190-миллионный СССР сталинских времен, то получится четыре с половиной миллиона душ. Справедливости ради отметим, что при Сталине было казнено гораздо меньше народу. Сталин забирал людей в основном на великие стройки, откуда был шанс вернуться. Английская же петля убивала стопроцентно. Кстати, при внучке Генриха, королеве Елизавете, когда законы против бродяг применялись на всю катушку, в стране было казнено уже 90 тысяч человек. Сколько же народу перемерло от недоедания и нищеты — не считал никто. Что это, если не массовые репрессии?
Так в Англии закладывались основы капитализма. В сгоне крестьян с земли и в их казнях была своя жестокая логика. Развивающийся капитализм требовал массы дешевых рабочих рук, ратей покорных пролетариев, согласных работать по 12 часов в сутки за гроши — нет, еще не на фабриках, а пока только на мануфактурах, безмашинных предприятиях, основанных на мускульной силе. Нужно было откуда-то набирать матросов на парусные корабли, где труд также был каторжным. Обладающие своей землей крестьяне туда ни за какие коврижки не пошли бы. Сначала надо было устроить «коллективизацию и раскулачивание», истребив самых строптивых, готовых сопротивляться. Что и произошло. Западный капитализм строился на людских костях.
Кстати, потом англичане будут загонять нищих в так называемые работные дома, где несчастные обрекались на рабский, бесплатный труд. По сути дела, то был настоящий ГУЛАГ, трудовые зоны-колонии. Именно в Англии будет применяться детский труд, и над детишками, обреченными идти на текстильные фабрики, будут стоять надсмотрщики с плетьми.
Правда, опыт показал, что именно такое жестокое обезземеливание крестьян обеспечивает самый быстрый путь от старого, традиционно-аграрного общества к индустриальному строю. Те, кто не воспользовался английским примером — Россия, Австрия, Франция — здорово отстали от британцев в экономическом развитии в семнадцатом-девятнадцатом столетиях. Англия в итоге становится «мастерской мира», главным фабрично-заводским и банковским центром планеты. (США — это отдельный случай. В Северной Америке не было феодально-патриархального общества, которое нужно было ломать. К тому же, в Америку прибывал уже переработанный Реформацией человеческий материал).
Словом, Сталин, проводя жестокую индустриализацию 1930-х годов и массой лишая крестьян собственности, никаким особым деспотом и садистом не был. Он всего лишь за десять лет сделал то, что те же англичане делали век с лишним. Индустриализация страны — дама жестокая. Сначала требует человеческих жертвоприношений, и лишь затем, смягчаясь, превращается в щедрую красавицу. Прежде чем придти к «правам человека» и к гуманизму, Запад тоже прошел через свой «сталинизм».
Кстати, при Генрихе Восьмом террор свирепствовал и в верхах. Знатным людям тоже рубили головы налево и направо по подозрению в заговорах против короля.
Любой серьезный исследователь скажет: в XVI веке Англия меняет свой лик. Страну словно перекодируют. Рождается жестокий олигархический режим, скрещенный с разбойничьей, хищнической, типичной экономикой «добычи трофеев». Уже после Генриха, во второй половине столетия, англичане дают миру пример коммерческого пиратства под государственной «крышей». Сыны туманного Альбиона строят быстроходные, хорошо управляемые парусники, вовсю грабя караваны испанских судов, идущих с грузом серебра и золота из американских колоний. Пираты получают звания лордов. Сама королева Елизавета вкладывает свои деньги в разбой на океанских путях.
Мы же отметим: перекодировка Британии, разрыв Генриха Восьмого и с католицизмом, и с испано-германо-американской империей Карла Пятого Габсбурга — дело рук Венеции. Ведь Габсбургам очень важно было держать под контролем крайне уязвимый стратегический маршрут, связывающий их европейские и американские владения. Поэтому они были заинтересована в добрых отношениях с Британией. Именно поэтому они сделали супругой Генриха (первой по счету) испанку — Екатерину Арагонскую. Однако король увлекся англичанкой Анной Болейн и хотел развестись с первой женой. Этому противились и Габсбурги, и Папа Римский — ведь католичество запрещало разводы. Однако на сторону короля стала венецианская партия при английском дворе. Тогда ее олицетворял лорд Томас Кромвель — один из членов венецианского движения «Спиритуали», покровитель тех, кто выступал за разрыв с Римом. Консультантом же Генриха по бракоразводно-половым вопросам выступил родственник Контарини — венецианец Франческо Зорзи. Именно он на основании какого-то старинного манускрипта доказал, что Папа не мог позволить Генриху жениться на Екатерине Арагонской, и потому брак с самого начала был незаконным. А потому, мол, и никакого развода не нужно.
Прибыв в Лондон в 1529-м и оставшись там до конца дней своих, Зорзи создал венецианское лобби в Англии. Зорзи при этом был почитателем и глубоким знатоком каббалы и черной магии. В 1536-м он даже написал книгу «К проблемам тайного письма» — настоящее руководство для начинающего колдуна. Деталь мелкая, но любопытная.
Поэтому совершенно не случайно, что именно с этого времени венецианцы переводят капиталы из Венеции в Британию. Город на каналах и лагунах стал бесполезен: мировые торговые пути и эпицентр мировой политики бесповоротно ушли из Средиземного моря в Атлантику. Теперь венецианцам нужен выход в океаны и новый остров — поближе к гуще европейских событий. Они переносят в Британию многовековой опыт коварства, заговоров, финансовых и политических манипуляций. И представление о человеке как двуногом звере — тоже.
В 1583 году в старой Венеции шла яростная борьба между старыми и молодыми торгово-аристократическими домами. Молодые понимали, что роль старой Венеции исчерпана, она утрачивает свое значение. Молодые выдвинули план: уничтожить одновременно и папство, и Габсбургов, с помощью Франции отдав Германию на растерзание протестантам. Старики считали, что нужно просто нейтрализовать папство и взять его под контроль. И тогда «младовенецианцы» решили перевести свои финансы в Голландию и Англию.
Идеологом «младовенецианцев» стал монах Паоло Сарпи — еще одна зловещая фигура европейской истории.
Вольнодумец и гомосексуалист, антихристианин, считавший Библию лишь сборником забавных анекдотов, Сарпи посеял зерна розенкрейцерства — виртуальной предтечи тайных обществ. Сарпи считал, что вера в Бога иррациональна и умному человеку просто не нужна. Сарпи стоял у истоков Просвещения. Его другом был знаменитый Джордано Бруно, сожженный по приговору инквизиции в Риме, в 1600 году.
В советские времена нас в школе учили, что Бруно — мученик науки, атеист, пропагандист учения Коперника и автор гениальной догадки, что разумная жизнь есть и на других планетах. Но одному из авторов этой книги довелось учиться на историческом факультете университета. Он помнит, как украинская деревенская дивчина Ира Брайко, взявшись писать курсовую работу по Бруно и прочитав протоколы допросов вольнодумца, была потрясена до глубины души. Оказывается, главным пунктом обвинений против Бруно была пропаганда им самой разнузданной сексуальной распущенности и сатанизма. Более того, сей «мученик науки» бравировал этим на следствии. За это его и сожгли заживо в 1600-м. Вот каковы были «птенцы Сарпи»!
Сарпи стал властителем умов после 1606 года, когда Папа Римский собрался судить в Венеции двух католических прелатов. Сарпи развернул энергичную и эффективную пропагандистскую войну против Папы. Из под его пера выходят памфлет за памфлетом, которые тотчас переводятся в Англии. Сарпи защищает главенство государства над Папой. Завоевав известность, Сарпи написал еще несколько работ, подвергающих сомнению саму необходимость существования Церкви.
