Французский врач и литератор Бернард Мандевиль (1670–1733) строит интересное рассуждение.

“Я полагаю, что пока те люди, которые вынуждены постоянно ходить пешком по Лондону, не принимают во внимание ничего, кроме своей одежды и своего личного удобства, среди них найдется мало таких, кто не пожелал бы, чтобы улицы его были гораздо чище, чем они обычно бывают; но если они однажды поймут, что многое из того, что доставляет им неудобство, является результатом изобилия, большого уличного движения и богатства этого могущественного города, то, если они хоть немного заботятся о его процветании, они вряд ли когда-либо захотят, чтобы улицы его были менее грязны. Ибо если мы примем во внимание самые разнообразные материалы, которыми необходимо снабдить множество профессий и ремесел, число которых постоянно растет; огромное количество провизии, напитков и топлива, которое ежедневно потребляется городом, мусор и отходы, которые неизбежно от них остаются; огромное количество лошадей и других животных, которые постоянно заполнят улицы; повозки, экипажи и тяжелые кареты, которые беспрерывно стирают и ломают мостовые, и более всего бесчисленные толпы людей, которые постоянно бродят и топчатся повсюду, во всех его уголках; если, говорю я, мы примем во внимание все это, то обнаружим, что ежеминутно должна образовываться новая и новая грязь; а если учесть, насколько удалены большие улицы от реки, сколько денег и труда надо вложить, чтобы убирать мусор и грязь так же быстро, как они образуются, то надо будет признать, что Лондон просто невозможно сделать более чистым прежде, чем он станет менее процветающим”.

А в своей знаменитой басне о пчелах (1705) тот же Мендевиль так всеохватывающе трактует данную тему, что я, имея намерением дать достойную иллюстрацию правилу “сопровождения противоположным”, не откажу себе и вам, читатели, почерпнуть из этого произведения достаточно много.

Итак, Бернард Мандевиль — “Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными”, перевод с английского А. Л. Субботина.

В просторном улье пчелы жили,

Там все имелось в изобилье;

И множились науки в нем,

И шел промышленный подъем;

Закона и оружья сила

Его величие хранила;

И каждой новою весной

Он порождал за роем рой.

Ни деспота не знал он власти,

Ни демократии напасти;

Им управлял король, чей трон

Законом был давно стеснен.

Так жили пчелы жизнью вольной,

Но были вечно недовольны.

Ну, словом, был пчелиный рой

Во всем похож на род людской,

Производили то же пчелы,

Что наши города и села:

Все те предметы, что нужны

Для мирной жизни и войны.

И нет у нас таких строений,

Машин, судов, изобретений,

Наук, искусств и мастерских,

Каких бы не было у них.

Посредством крохотных орудий

Они все делали, как люди;

И нам хватает наших слов

Для описанья их трудов.

Из человечьих дел едва ли

Они чего-нибудь не знали,

Ну разве что иных затей

Игральных, например, костей.

И то едва ли; в самом деле,

Ведь короли солдат имели

А разве был на свете полк,

Где в играх бы не знали толк?

Итак, цвел улий плодовитый,

До крышки пчелами набитый;

И в нем, как в обществе людей,

Кипели тысячи страстей,

Достигнув почестей и власти;

Другие в копях, в мастерских

Всю жизнь работали на них,

Полмира, почитай, кормили,

А сами как илоты жили.

Тот, кто имел свой капитал,

Себя ничем не утруждал

И только прибыли считали;

Другие знали лишь работу,

Работу до седьмого поту,

И спину гнули день-деньской,

Питаясь хлебом и водой.

Но было и немало сброда

Среди пчелиного народа,

Тех пчел, кто ради темных дел

Общеполезный труд презрел;

Плуты, хапуги, сутенеры,

Гадалки, шарлатаны, воры

Все шли на хитрость и обман,

Дабы набить себе карман,

И остальные, впрочем, тоже

Вели себя, увы, похоже:

Весьма солидные мужи

Отнюдь не избегали лжи,

И были в улье том едва ли

Занятья, где б не плутовали.

Здесь каждый адвокат владел

Искусством раздуванья дел

И, ловко разжигая споры,

Клиентов грабил хуже вора.

Суды веденье тяжб всегда

Растягивали на года,

Однако было все в порядке,

Когда судье давали взятки;

За эти воздаянья он

Так рьяно изучал закон,

Как взломщик изучает лавки,

Чтоб лучше обобрать прилавки.

Врачи заботились скорей

О репутации своей,

А не о том, чтобы леченье

Несло больному облегченье;

Стремясь доверье заслужить,

Старались чуткими прослыть:

Войти с улыбкой в дом больного,

Приветливое молвить слово

И угодить его родне,

Любой внимая болтовне.

Мужи духовного сословья

Не чужды были суесловья

И, хоть служили при богах,

Погрязли в низменных грехах.

Всем досаждали их чванливость,

Корыстолюбье, похотливость

Пороки, свойственные им,

Как кражи мелкие — портным.

Они, вперяя взоры в небо,

Послать молили корку хлеба,

А сами жаждали притом

Заполучить амбар с зерном.

Пока жрецы вовсю радели,

Те, кто их нанял, богатели,

Благополучием своим

Весьма обязанные им.

Бои ведущие солдаты

Не оставались без оплаты.

А тех, кто бойни избегал,

Судил военный трибунал;

Причем указ был очень строгий

Им просто отрубали ноги.

Отнюдь не всякий генерал

С врагами честно воевал;

Иной, на деньги шибко падкий,

Щадил противника за взятки.

Те, кто был в битвах смел и рьян,

Считать не успевали ран;

А трусы по домам сидели,

Зато двойной оклад имели.

Лишь на оклад никто не жил

Из тех, кто при дворе служил;

Ревнители служенья трону

Бесстыдно грабили корону

И, обирая королей,

Хвалились честностью своей.

Везде чинуши плутовали;

Но чтоб о том не толковали,

Они мошенничества плод

Умели выдать за доход

И называли честной сделкой

Любую грязную проделку.

Ну, словом, каждая пчела

Обогащалась как могла,

Доходы большие имея,

Чем думал тот, кто знался с нею;

Так выигрыш скрывает свой

От остальных игрок любой.

Не перечесть все их проделки,

Навоз — и тот бывал подделкой,

И удобренье для полей

Сплошь состояло из камней.

В своем стремленье жить богато

Всяк норовил надуть собрата

Иль вымещал на нем свой срам,

Когда бывал обманут сам.

Хотя и были у Фемиды,

Глаза повязкою закрыты

Ее карающая длань

Охотно принимала дань,

И всем, конечно, было ясно:

Ее решение пристрастно,

Богиня делает лишь вид,

Что судит так, как долг велит.

Она судом грозила строгим

Лишь неимущим и убогим,

Тем, кто нуждой был принужден

Немного преступить закон.

Зато богатый, именитый

Был защищен мечом фемиды,

Всегда готовым чернь карать,

Дабы обезопасить знать,

Пороком улей был снедаем,

Но в целом он являлся раем.

Он жизнестойкостью своей

Страшил врагов, дивил друзей;

И не было средь ульев равных

Ему в его деяньях славных.

Такой уж был гражданский строй,

Что благо нес порок любой,

Что все благие устремленья

Предполагали преступленья;

И даже худшая пчела

Для пользы общества жила.

Весьма искусное правленье

Всех пчел хранило единенье.

Хоть пчелы и роптали, рой

Согласно жил семьей большой;

Оказывали все друг другу

Как бы невольную услугу;

И добродетели одних

Питали слабости других.

Здесь скупость мотовству служила,

А роскошь бедняков кормила;

Будили трудолюбье здесь