Он и в самом деле извлек из планшетки цветастый лист бумаги, с какими-то текстом-подписью-печатью и вручил ошарашенному инкассатору.
– За содействие, так сказать при розыске и поимке государственных преступников!
Кажется, Акимов и Матвейчиков сначала растерялись не меньше Шубы, но если у писателя в глазах тут же мелькнула веселая искорка, то начальник инкассации сдвинул брови и принялся чесать затылок. Заметив это, Шуба тоже напустил на себя серьезность и по-армейски отчеканил:
– Благодарю! Служу государственным ценностям!!!
Игорь Акимов, не в силах больше сдерживаться, загоготал, аж очки с носа слетели, – едва успел подхватить. Александр Петрович, крякнув, махнул рукой, распахнул дверцу своего допотопного сейфа и достал из него кое-что действительно достойное для поощрения.
– А от лица всей московской инкассации – вот! – И он потянул Костикову бутылку виски.
– Хорош, ржать! – сказал капитан милиции, когда Акимов и Костиков захлопнули за собой дверцы в его машине.
– Не, ну, согласись, Борисыч, прикольно ведь. Гы-гы… Благодаря Шубе раскрыто громкое преступление. Убийцу нашли, мешок денег государству вернули, и ему за все это – грамоту! Гы-гы-гы! Теперь я понял, почему Шубу не прилюдно, а в кабинете награждали.
– Игорь Иванович, ты лучше бардачок открой, – сказал Борисыч, трогая машину с места.
– О! – перестал посмеиваться Акимов, доставая из бардачка бутылку коньяка. – Пять звездочек – гораздо лучше, чем три звездочки.
– Презент нашему скульптору лично от полковника Заводнова.
– С этого и надо было начинать! А то – грамота!
– Что ж ты думаешь, наш Завод совсем, что ли сапог! Он же не виноват, что система такая…
– Завод не виноват, ты невиноват… – Акимов передал коньяк сидевшему сзади Шубе.
– Два пузырька лучше, чем один, сказал тот. – Предлагаю сегодня же мою грамоту и обмыть!
– Сегодня не могу, – покачал головой Борисыч.
– Он – не может, усмехнулся писатель, явно передразнивая Матвейчикова. – Как говорила моя бабушка: «Нет слова не могу, есть слово не хочу».
– Я иду в театр, – Борисыч бросил взгляд на Шубу. – С Мариной Савельевой.
– Привет ей от меня, – сказал тот.
– Передам.
– Между прочим, Шуба, – поправил очки Акимов. – Сегодня в Лите тоже спектакль дают. Очередной самодеятельный. Помнишь, в прошлом году…
– Как не помнить! – с тем спектаклем у Костикова действительно были связаны особые воспоминания.
– С утра собирался тебе позвонить, да Борисыч опередил, сказал, надо втроем кое-что обсудить.
– А вчера вечером вы что-нибудь обсуждали?
– Поверишь, Шуба, вчерашний вечер я вообще не помню.
– Борисыч?
– Заколебался я вчера названивать этому инженеру душ наших человеческих! Не инженер ты, – пьянь…
– Мерзавец, сволочь… – продолжил за него Акимов, – ползучий гад и сутенер притом. Только вы не хотите войти в положение, понять, что в последнее время я без стопочки ни строчки написать не могу.
– Но раньше-то мог!
– Мог. Только без алкоголя у меня из-под пера графомань несусветная выходила.
– Можно подумать, сейчас – шедевры!
– А вот здесь, Борисыч, – вмешался Костиков, – готов поспорить. Я почти всю его бредятину-кингятину читал. И опубликованную и ту, что «в столе». Кстати, я уверен, что в столе – только, до поры до времени. А, знаешь, почему, Борисыч? Да потому что хоть это и бредятина, но это талантливая бредятина. Гениальная!
– Шуба! – развернулся к нему с переднего сидения Игорь Акимов – донельзя довольный только что услышанным. – Твоими бы устами, Шуба!!!
– А чего, – развел руками Костиков. – Что есть, то есть. Я правду говорю.
– В таком случае, – очень серьезно сказал Клюев. – Скажи и мне правду. Что особенного ты сделал вчера вечером.
– Да, что ты сделал? – вмиг заинтересовался писатель.
– Хорошо, – чуть поразмыслив, решился Серега. – Я даже не только скажу, но и покажу. Но при одном условии…
– Чего покажешь-то? – вскинул брови Игорь Иванович.
– При условии, что вы не станете меня спрашивать – как, почему и тому подобное…
– Почему? – тут же спросил Акимов.
– Да потому, что не знаю я! НЕ ЗНАЮ!!!
– Добре, добре, – сказал Клюев. – Чего разорался-то?
– Вопросов задавать не будешь?
– Постараюсь…
– Нет, Борисыч, – помотал головой Серега. – Так дело не пойдет.
– Хорошо, Шуба, хорошо, – поспешно сказал Игорь. – Не будем мы задавать вопросов. Никаких вопросов! Обещаю!
– А ты, Борисыч?
– Шуба! – взмолился Клюев. – Ну, я же мент, без двух минут майор! Куда ж я без вопросов-то денусь?!
– Знаешь, что, без «двух минут майор»! – взъерошил себе волосы Акимов. – Вопросы будешь задавать на допросах – гражданам уголовничкам! А здесь ты среди друзей. Что мы, без вопросов не обойдемся?
– Добре, – согласился «пока что еще капитан». – Обойдемся без вопросов. Но ты хотя бы сам, что сможешь – объяснишь?
– Все, что смогу, Борисыч. На первом перекрестке направо повернуть получится?
– Без проблем. Но там, вроде, тупик?
– Там закусочная, Борисыч, я ее когда-то инкассировал. А сейчас проголодался – сил нет!
– Так бы сразу и сказал, – Борисыч повернул руль и через несколько метров остановил машину.
– Я не понял… – изумился Акимов.
– В закусочной все поймешь, – не дал ему договорить Шуба. – Мы здесь выпьем, там закусим. И там же я вам кое-что покажу и кое-что расскажу. Чего рот открыл, не знаешь, где емкость?
Пока писатель доставал емкость, а именно – походный раскладной стаканчик, скульптор откупорил бутылку коньяка пятилетней выдержки. Распространяя по салону специфический запах, жидкость из бутылки перелилась в стакан, наполнив его ровно до половины.
– Пей! – велел Шуба Игорю.
– Так мне же сегодня вечером в Лит, – засомневался тот. – На премьеру…
– Вместе пойдем, – заверил Шуба.
Серега Костиков очень любил посещать закусочную с незатейливым названием «Хобби». Даже не потому, что в середине дня здесь не было очередей, и среди фирменных блюд всегда предлагались – пальчики оближешь – «Похлебка русская» и «Бифштекс, запеченный в тесте, с яичницей», которые по сравнению со спиртными напитками, по цене позиционировались весьма демократично. Название заведения соответствовало его внутреннему антуражу, отображающему различные хобби: под потолком были во множестве подвешены клееные модели самолетов и вертолетов; в одной стеклянной витрине были выставлены модели кораблей из пластмассы, в другой – макет железной дороги: с рельсами, стрелками и семафорами, с домиками и станцией, с паровозами и вагончиками; на стенах были развешены коллекционные тарелки; в застекленных полках расставлены нэцкэ и разнообразные фарфоровые и бронзовые фигурки… Все это Сереге Костикову очень нравилось. Будь у него возможность, он сам бы с удовольствием создал у себя дома макет железной дороги и двумя железнодорожными составами не ограничился бы. Но где взять столько денег и, что еще более важно – столько свободного места!
А еще в эти часы в «Хобби» неизменно звучала музыка его любимых рок-групп – и отечественных, и зарубежных, но – что для Костикова было важно – не забойная, а спокойная, лирическая…
Вот и сейчас, пока Костиков, Клюев и Акимов занимали свободный столик и стояли в короткой очереди на раздаче, выбирая, чего бы вкусненького взять на закуску, из динамиков звучала одна из баллад Лед Зеппелина. Костиков, собственно, не выбирал, а привычно взял «Похлебку русскую» – в глиняном горшочке, чтобы не объесться – два блинчика с мясом, ну и селедочку, посыпанную зеленым лучком. Естественно – кружку холодного пива.
Он раньше своих приятелей выставил все это с подноса на свой любимый столик в углу зала, после чего водрузил на самую середину стола платформочку с пластилиновой композицией «Пикник у муравейника», которую принес с собой из машины в коробке из-под обуви, убранной в сумку. Чтобы добавить интриги, накрыл платформочку бумажными салфетками.