– Здоров будь, батюшка Велес! – Подойдя, Ярила низко поклонился. – Дозволишь ли мне к вам прийти?
– Здоров будь, Ярилушка! – Старик кивнул. – Давно тебя дожидаемся! Пришла тебе пора к нам возвращаться, землю отмыкать, весну закликать, тепло в белый свет выпускать! Вот тебе посох мой, а с ним передаю тебе силу и власть мою, земле зарод творить, хлеб родить, пиво варить, малых детушек водить! – И с этими словами вручил Яриле посох.
– Я бы рад, да один не могу! – Парень ухмыльнулся и потряс отросшими волосами.
– А что же тебе надо? – Старик будто бы удивился.
– Невеста нужна! – Ярила бросил веселый взгляд на стоящую напротив него Веснояру.
– Есть у нас невеста для тебя! – Лежень взял внучку за руку. – Леля краса, золотая коса, давно тебя дожидается.
– Здоров будь, Ярилушка, друг мой желанный! – Леля-Веснояра задорно улыбнулась, и лицо ее сияло, будто само солнце. – Всю-то зиму я тебя во сне видела, ждала, дождаться не могла, пока ты придешь, солнце мое ясное! Прими от меня подарочек, дай нам весну теплую, лето красное, осень щедрую!
Она надела на голову Яриле венок из березовых ветвей, он обнял ее и поцеловал под ликующие крики народа.
– Люди добрые, да у нас нынче свадьба! – в радостном удивлении воскликнул Лежень, будто никак этого не ожидал. – Принесем же дары богам и чурам нашим, восславим Ярилу и Лелю!
Поднялся крик, зазвучали радостные вопли, толпа смешалась; пришедшие и ждавшие пробивались к своим, обнимались, рвали друг у друга из рук долгожданного сына, внука и брата, хлопали по плечам, тормошили; бабы рыдали и причитали от избытка чувств, парни и девушки из разных родов обменивались быстрыми изучающими взглядами, словно проверяя, на что те нынче годны. Парни возмужали, но и девки подросли, округлились в нужных местах, и у соскучившихся в лесу парней просто глаза разбегались. Кое-где причитали вовсе не от радости: к Леденичам и Рудяничам вернулись не все, и женщины поливали горькими слезами пояса, врученные им Вышезаром-Ярилой, старшим над «зимними волками».
Веснояра тайком шарила глазами по толпе, отыскивая Травеня. Вышезар Красинегович, с которым она справляла «Ярилину свадьбу» уже четвертый год подряд, был всем хорош: не так чтобы очень красив лицом, зато высок, силен, разумен, ловкий охотник и толковый работник. Все ждали, что именно ему она достанется, когда Леденичи наконец приедут забирать невест. И лес валить, и пахать, и косить, и ложки резать, и железо ковать – все он умел, да так хорошо, что старики отпускали его в лес на зиму со стонами, ради обычая, а еще потому, что мало кто приносил по весне столько куньих, лисьих, беличьих шкурок. Любая девка за таким женихом по снегу бы побежала, но Веснояра не ценила своего счастья. В присутствии Травеня ей почему-то не удавалось думать ни о ком другом; он притягивал ее, даже когда она на него не смотрела. И чем взял, спрашивается? Парень как парень, стройный, ловкий, лицом ничего себе, но и не сказать чтобы красавец. Однако было в его живом лице и насмешливых глазах что-то втягивающее, раздражающее, манящее и обещающее, ухмылка, сдержанная и задорная, словно намекала на нечто столь захватывающее, что потом долго не шла из ума. Волосы темно-русые, бородка отросла рыжая – смех да и только! И глаза не голубые, как у Ярилы-молодца, а желтовато-серые, как у Ярилы-волка, но этот волк будто вилял хвостом по-собачьи, припадал к земле, приглашая с ним поиграть, подсовывал лобастую голову под ладонь и улыбался. Все это забавляло, дразнило, влекло Веснояру, хотя она всегда знала, что предназначена для другого – если и не Вышезару, то уж кому-нибудь из Леденичей наверняка. С Травенем она могла только плясать в весенних кругах, и то если Вышезар не смотрит. А Вышезар смотрел за будущей женой, какой ее считал, и эти двое уже не раз затевали драки.
Встретив взгляд Лели, Травень подмигнул, и она опустила глаза, подавляя улыбку и пряча лицо за пышным березовым венком. С отросшими волосами, с бородкой, которую бывший «волк» еще не успел сбрить, он был похож на взрослого женатого мужчину и это ему шло, так что он показался ей сейчас почти красивым. Вспомнилась их случайная встреча на дворе у Хотиловичей – тогда Веснояра почти не разглядела его в темноте и не была уверена, что ей все это не померещилось. Но сейчас она по глазам его поняла: не померещилось. Это было и… что-то еще будет, взгляд Травеня, задорный и значительный, обещал ей это.
На площадке зарезали молодого барашка в жертву богам, окропили кровью идолы, потом старики понесли его голову и ноги на ближнее поле. Вслед за Леженем, несущим голову барашка, шел Ярила, ведя за руку Лелю, за ними парни и девушки, потом мужчины, и все пели:
Ходил Ярила по всему белу свету,
Куда он ногою – там жито копною!
Куда он взглянет – там колос взыграет!
На каждом углу поля шествие останавливалось, в земле копали ямку, лили в нее пиво, сыпали зерно из посевных запасов, а Ярила так охотно целовал свою подругу, обещая земле, скоту и людям всяческое плодородие, что народ вокруг одобрительно кричал и смеялся, а раскрасневшаяся Леля под конец стала отбиваться – чего свидетели не одобрили.
Тем временем женщины готовили в обчинах столы. Главным блюдом была яичница, а еще пироги с мясом, зелень, пиво, мед. Во главу стола посадили Ярилу с Лелей, по сторонам уселись напротив друг друга парни и девушки – сейчас, на празднике в честь юных весенних богов, им принадлежали первые места, тогда как на праздниках после сбора урожая тут сядут зрелые отцы и матери, а зимой, на солнцеворот – старики и старухи.
Усевшись между сестрами Домашкой и Лебедью – происхождение от Залома Старого обеспечивало его правнучкам весьма почетные места ближе к голове стола – Младина поправила заушницы, подняла глаза и обнаружила, что напротив нее расположился Травень. Встретив ее взгляд, он задорно подмигнул с таким видом, будто у него нечто приготовлено только для нее. Младина строго поджала губы и опустила глаза, но тут же снова вскинула их. На груди Травеня, под распахнутым овчинным кожухом, она заметила ярко-красные пятна.
– На лову, что ли, был? – Она кивнула на эти пятна. – Рубаху бы хоть переменил, или у тебя нет?
– Был и на лову! – охотно подтвердил он. – Ловил куниц, белок, серых уточек, белых лебедушек! И теперь еще поймаю!
– Широко шагаешь – порты не разорви! – отозвалась Младина. – В грязной рубахе, а туда же, в обчину! Хоть богов постыдись, непутевый! Бесстыжие твои глаза!
– А чем тебе моя рубаха не угодила? – Травень в удивлении оглядел себя, и Младина усмехнулась: мало кому удавалось смутить этого ловкого парня.
– Так в крови вся!
– Где? – Травень еще раз оглядел себя и взглянул на нее с искренним недоумением. Похоже, не прикидывался.
– Домашка, глянь! – Младина дернула за рукав сестру. – У него кровь на груди, а он и не видит!
– Где? – Домашка уставилась на Травеня, но быстро опустила глаза под его вызывающим взглядом. – Да ну, ты что выдумываешь?
– Я не выдумываю! – Теперь уже Младина удивилась. – Ты разве не видишь?
– Молода ты еще на парней глаза пялить! – строго осадила ее Лебедь, самая старшая из незамужних правнучек Гостимила Суровича.
Травень расхохотался, а Младина отвернулась. Украдкой вновь бросив взгляд на парня, она вновь увидела на сером полотне рубахи яркое пятно свежей крови – да большое, с две ладони. И на руках вон тоже… Как они не видят? Но и сам он не видит и вроде бы не думает даже, что она там может быть. Что это значит?
– Послушай-ка, Ярилушка, по нашу беду! – начал с другого конца стола Лежень, когда утолили первый голод и уже начали запевать.
Народ притих, навели порядок – все знали, о чем сейчас пойдет разговор.
– Что у вас за беда? – Вышень выпустил руку Веснояры и нахмурился. Он еще ничего не знал – раньше обряды не давали времени для разговоров о житейских делах.
– Вышел спор у нас за угодья.
Вышезар-Ярила слушал, постепенно меняясь в лице. В мыслях его еще был сумбур после «превращения», возвращения домой, встречи с родичами и Весноярой, ему еще не удавалось осознать обычные житейские заботы, но то, что ссора его собственного рода с Хотиловичами может разлучить его с невестой, он понял довольно быстро и оглянулся на девушку: она сидела рядом, опустив глаза. Что Хотиловичи пометили выбранный ими участок, не подлежало сомнению: при этом были их родичи из Заломов, слишком уважаемые люди, свидетельством которых нельзя пренебречь. И теперь Суровец с братьями обвиняли Леденичей в том, что они тайком срубили межевые березы, сделав участок как бы ничьим.
