Вот так и получилось, что я снова, в который уже раз, стоял у иллюминатора, наблюдая за тем, как быстро увеличивается и постепенно занимает все обозримое пространство незнакомый мир. Несмотря на то что новая экспедиция не вызывала ни малейшего энтузиазма, вид планеты так захватил меня, что я едва не забыл пристегнуться, когда перед посадкой «Марафон», как всегда, вышел из флетнеровского режима. Я чуть не опоздал. Снова возникло ощущение, что тебя взяли да и вывернули наизнанку, а потом, как-то сразу, произошла посадка.

Мое обычное место было в оружейной, где я благополучно и пребывал, в то время как остальные в кают-компании тянули жребий, кому первому подставлять зад под возможные пинки инопланетян. Предыдущие экспедиции уже отучили членов экипажа по-детски беззаботно радоваться возможности ступить на твердую землю, не получив ни разрешения, ни оружия. Во всяком случае, на сей раз никто и не подумал обводить Макналти вокруг пальца и выползать наружу через дюзы.

В ближайшем ко мне иллюминаторе я наблюдал массу растений всех мыслимых видов. Правда, была у них одна особенность, которая сразу бросалась в глаза, а именно то, что ни одно не переплеталось ни с какими другими. Низкое или высокое, широкое или узкое, но каждое растение занимало строго свой отдельный клочок земли так, что солнечные лучи свободно падали на разделяющее их пространство. Короче, джунгли, которые, строго говоря, таковыми не являлись. По здешним джунглям можно было гулять совершенно спокойно, в том смысле, что особых препятствий для ходьбы там не наблюдалось. Хотя, само собой, человека там, могли подстерегать и другие, гораздо более серьезные опасности.

Кругом преобладал зеленый цвет, хотя то тут, то там попадались пятна желтого или коричневого цвета. Похоже, хлорофилл свойственен растительности на большинстве планет, где вдоволь солнечного света. Лучи здешнего солнца золотистыми пятнами падали на землю между отдельными растениями. Местное светило в основном было подобно нашему старому доброму солнышку, только с чуть более горячими лучами, поскольку оно находилось немного ближе к планете.

При виде этой чужой растительности, расположившейся по принципу «живи и жить давай другим», мне стало как-то не по себе. Во всей этой строгой упорядоченности ощущалось что-то искусственное. Правда, я не замечал, чтобы растения были высажены ровными рядами или росли группами. И тем не менее мне в голову пришла мысль, что какие-то существа, мыслящие совершенно иначе, чем мы, выращивали их специально. Будто какой-то сеятель прошел здесь с перемешанными между собой семенами самых разных растений, беря их по одному и аккуратно опуская в землю в каком-то одному ему известном порядке. Ну вроде того, как если бы вы стали сажать сначала дуб, а через двадцать футов от него — капусту. Подошел Бренанд и заметил:

— Похоже, на всех чужих мирах действует один обманчивый принцип: все они стараются выглядеть как можно более безобидными, а сами тем временем готовятся укусить.

— Думаешь, и этот готовит нам сюрприз?

— Не знаю. Но биться об заклад, что это райский сад, я бы пока не стал.

— А как насчет побиться, что это просто чей-то сад?

— Что ты имеешь в виду? — с любопытством спросил он.

Я указал рукой в иллюминатор:

— Сам посуди: где тут извечная борьба за жизненное пространство?

Он тоже выглянул наружу:

— Ну это-то просто. Скорее всего, здесь земля не очень плодородная. Поэтому и растительность скудная.

— Я бы не сказал, что она такая уж скудная, — не согласился я, указывая на лохматого, похожего на огромный кактус представителя здешней флоры, величиной с половину «Марафона».

— Тем не менее растительность здесь разбросана слишком хаотично, — извернулся он. — Никто не станет сажать морковку рядом с крыжовником.

— Может, кто-то и станет.

— А зачем?

— О Господи! — устало вздохнул я. — Спроси что-нибудь попроще. Например, какого черта я забыл здесь, когда мог бы счастливо и с удобствами отдыхать сейчас дома?

— А вот на этот вопрос ответ я знаю, — отозвался он. — На «Марафоне» по утрам не приносят почту.

— Ну и что?

— Ну сам знаешь, в почте всегда попадаются всякие счета, письма с угрозами…

— Ха! — воскликнул я, уставившись на него. — Судишь о других по себе, да? То-то я и смотрю, что ты сорвался с Земли как оглашенный. Значит, за тобой уже начали охотиться?

— Не обо мне речь, — возразил он. — Мы ведь, кажется, обсуждаем тебя и причины, по которым ты отправился в эту экспедицию. Со мной-то все ясно: я не прочь подзаработать. А за каждый полет платят выше крыши.

У меня с кончика языка уже готов был сорваться достойный ответ, но тут в оружейную заявились два инженера, Эмброуз и Макфарлейн и потребовали выдать им все необходимое.

— А где остальные? — спросил я, выдавая им излучатели, пакеты первой помощи, сухие пайки и прочее.

— Никаких остальных не будет. — Получается, Макналти посылает только вас двоих?

— Точно. Он решил, что и двое вполне справятся со шлюпкой.

— Старик опять перестраховывается, — заметил Бренанд. — Он вообще с каждым разом трясется все больше и больше.

— Ребята, скафандры брать будете?

— Нет. — Эмброуз кивнул на иллюминатор. — Давление тринадцать фунтов, и хоть воздух слегка и отдает старым козлом, но для дыхания вполне пригоден.

— Так вот в чем дело! — Я довольно пренебрежительно ткнул большим пальцем в сторону Бренанда. — А я-то думал, это он им несет.

— Ты думал, что это от меня несет, — поправил Бренанд. — Даже сказать и то правильно не можешь.

Макфарлейн, худой, жилистый, рыжеволосый тип, пристегнул излучатель, развел руки в стороны и шутливо заметил:

— На тот случай, если я не вернусь… неужели никто на прощание меня даже не поцелует? — Поскольку никто особого желания не выказал, он скорчил обиженную мину и упавшим голосом добавил: — Раз так, что ж… — и понуро удалился.

Пару минут спустя шлюпка уже взлетела, развернулась на запад и вскоре скрылась из виду. Но шум ее двигателей был слышен еще довольно долго.

Отправившись проведать Стива Грегори, я нашел его в радиорубке, как всегда считающим ворон.

— Как дела, Стив?

Он небрежно бросил взгляд на приборы:

— Кроме шороха да треска, пока ничего. — С этими словами он кивнул на толстую книгу, лежащую на столе: — Согласно моему радиокорану, это характерное излучение звезды ЗЕМ-27, предположительно той самой, что горит в здешнем небе. — И больше ничего?

— Ни вот столечко! — Нагнувшись к микрофону, он включил его и сказал: — Шлюпка, шлюпка! Вызывает корабль. Ответьте!

В ответ послышался какой-то писклявый голосок, ничуть не похожий ни на голос Эмброуза, ни на голос Макфарлейна:

— Сорок четыре к западу, высота восемь тысяч.

— Есть что-нибудь?

— Ничего интересного.

— Хорошо. Конец связи. — Он снова откинулся на спинку кресла. — Знаешь, у меня было чувство, что прошлый полет окажется последним. Я уже совсем свыкся с этой мыслью и готов был окончательно осесть на берегу.

— Ну прямо точь-в-точь как я! — заметил ваш покорный слуга. — Будто проклятие какое-то. Видно, не следовало мне зариться на опал того гуппи.

— Какой еще опал? — сразу заинтересовался он, поднимая брови.

— Неважно. Просто мое прошлое омрачено одним неблаговидным поступком.

— Нашел, чем удивить, — отозвался он. — Да если хочешь знать, в старые добрые времена я как-то один раз даже поменял свое свидетельство о рождении на…

В этот момент его прямо на полуслове прервал сигнал, раздавшийся откуда-то из недр аппаратуры, утыканной циферблатами и табло. Он щелкнул тумблером.

Снова послышался голос, на сей раз значительно более громкий:

— Докладывает шлюпка. Семьдесят к западу, высота четыре тысячи. Делаем круг над большим озером. На берегу что-то вроде селения.

— Одну минуточку. — Стив щелкнул другим тумблером и сказал в микрофон: — Капитан, тут на связи Эмброуз. Утверждает, что, похоже, нашел разумную жизнь.