1.

          На разъезде

          Рассказ

          Ведерников С. И.

   Пассажир, сидя с закрытыми глазами и ни о чём не думая, почти дремал в полном равнодушии, прислушиваясь лишь к этому равнодушию внутри себя, когда машину качнуло от резкого торможения, и сработал его ремень безопасности.

   - В чём дело, Коля? – спросил он спокойно.

   Раздражённый шофёр нехорошо выругался и ответил:

   - Вон тот придурок подрезал, совсем обнаглел!

   Он прибавил скорость и, маневрируя между машинами, обогнал обидчика, затем притормаживая, высунул руку в окно двери, давая знак остановиться.

   «Зачем?» - подумал пассажир и, когда шофёр вышел с решительным видом, сказал ему вслед:

   - Оставь! Не надо…

   Тот взглянул ещё раз на стоящий сзади автомобиль и сел за руль.

   - Там – баба. Испуганная…

   - Вот и ладно, вот и хорошо, - неизвестно для кого и по какому поводу произнёс спутник.

   Вскоре машина остановилась у подъезда. Пассажир с неохотой открыл дверь и вышел из салона.

   - Егор Иванович, я свободен? – спросил шофёр.

   - Да, Коля, да, дорогой! Завтра – как обычно.

   Машина отъехала, а Егор Иванович неторопливо поднялся к себе на этаж, позвонил в квартиру.

   - Привет! – войдя, сказал он открывшей дверь жене.

   - Привет! – отвечала она, и Егор Иванович понял, что та чем-то встревожена.

   - Что с тобой? – спросил он, раздеваясь.

   - Владимир едет. Сегодня будет, позвонил с дороги.

   - Ну и что? Это ж хорошо.

   - Как - что?!  Разве я тебе не рассказывала, что за сон видела сегодня ночью?

   Скажи такое кто-нибудь другой, Егор Иванович даже не рассмеялся, а просто пропустил бы всё мимо ушей, но сны жены игнорировать было нельзя – это проверено; видела же она какую-то грязь, что обещало скорые неприятности.

   - Небось, обойдётся? – неуверенно проговорил он.

   - Дай-то бог! – вздохнула она. – Переодевайся, перекуси что-нибудь, ещё есть время.

   Они были женаты двадцать пять лет, хорошее настоящее чувство постепенно превратилось в привязанность, такую, которую уже нельзя было ничем заменить, а больше, по-жизни, его лично уже почти ничего не грело. Сын выучился, жил и работал далеко от дома, а поскольку не был женат, то и внуков у них не предвиделось. Пока. Жена говорила, что тот с кем-то встречается, что у них всё серьёзно, а Егор Иванович даже не знал, будет рад внукам, когда они появятся, нет ли.  Дело, которым  занимался, уже могло продолжаться вне зависимости от его участия и совсем не давало повода для угрызений совести в его бесполезности для общества; вместе с тем, не было желания добиваться ещё чего-то большего в жизни. Всё чаще он ловил себя на мысли, что с удовольствием ждёт возможности выпить

                                                                          2.

несколько рюмок водки вечером, вспоминая слова какой-то героини Шекспира о том, что пусть даже и весь мир рушится, но есть ещё столько хороших вещей, как, например, «рюмка хорошего вина перед сном».

   Жена хлопотала на кухне, готовя ужин, Егор Иванович предложил ей помощь, но она отослала его назад, и он, кое-как скоротав время, вызвал такси, не беспокоя личного шофёра, чтоб отправиться на вокзал встречать сына; а когда тот появился перед ними с дорожными сумками в руках, весёлый и счастливый, рядом с незнакомой девушкой, лицо которой показалось отцу знакомым, представив её как невесту, родители совершенно растерялись, не зная, как себя вести.

   - Ты, хотя бы, предупредил, что едешь не один, - нашёлся наконец-то Егор Иванович.

   Катя, невеста сына, очевидно, тоже чувствовала себя неловко и стояла, прижавшись к Владимиру. Пришла в себя  Ирина Анатольевна; мать сделала шаг навстречу, обняла невестку и заплакала. Владимир обнял отца, затем вытирающую слёзы мать, говоря:

   - Ну, что ты, ма, что ты?!

   Мать успокоилась и взяла под руку невестку:

   - Всё, всё!.. Пойдём!

   Мужчины забрали поклажу, и все направились к машине. Женщины, шедшие впереди, о чём-то говорили, и Егору Ивановичу было видно, что смущение Кати прошло, да и Владимир был доволен тем, что они нашли общий язык.

   - Почему не позвонил раньше, что приезжаешь? – допытывался отец.

   - А что это изменило бы? Разве нужны какие-то приготовления к встрече?

   - А просто поговорить?

   - Пап, я недавно, буквально на днях, говорил с мамой!

   Егор Иванович подумал, что зря придирается к сыну, и промолчал.

   - И потом…  Всё получилось неожиданно. У Кати брат окончил этим летом институт и устроился на работу, а ей дали отпуск.

   - Мне кажется, я её где-то видел.

   - Что ты!..  Она последние шесть лет никуда не выезжала из своего города.

   - Что так?

   - Ухаживала за больной матерью, помогала брату.

   - А что с матерью?

   - Болела очень, померла два года назад.

   - Н – да!.. – только и смог сказать Егор Иванович.

   По приезду домой сидели за столом, ужиная и делясь новостями. Егор Иванович угощал всех коньяком, пил сам охотно. Катя от выпивки отказалась, не объясняя причины, Владимир лишь несколько раз пригубил рюмку. Разговор был непринуждённый, родители интересовались жизнью детей, планами на отпуск, на будущее.

   - Катя, расскажи о своей матери: кто она, об отце? – поинтересовалась Ирина Анатольевна.    - Прости, Катя! – поторопился Егор Иванович. – Владимир сказал мне, что твоя мать умерла. Прими наши соболезнования!

   Ирина охнула и, чуть не плача, обняла девушку.

   - Прости меня, милая!

   - Что Вы, что Вы! Это давно было. Я уже смирилась, - спокойно говорила невестка.

                                                                     3.

   - А отец? – не давая прерваться разговору, спрашивал Егор Иванович.

   - Меня до десяти лет воспитывал отчим. Мне было четыре года, когда мать вышла замуж, потом родился брат; а через несколько лет отчим, украинец из Молдавии, уехал на родину, и больше от него не было вестей. Про родного отца я узнала лишь перед смертью матери. Встреча с ним для неё оказалась драмой.

   - Катя, может, не надо?.. – сказал Владимир и положил свою ладонь на её руку, лежащую на столе.

   - Почему? – удивилась девушка. – Простая житейская история. Ты тоже, наверное, ещё не всё знаешь.

   - Мать окончила техникум, - продолжала она, - и, по распределению, работала на железной дороге вблизи Заозёрска. Она дежурила на разъезде около моста через реку. Там  была железнодорожная «стрелка», срабатывавшая после прохода поезда. Автоматическая… Но почему-то за ней надо было следить. Жила она в домике, принадлежащем железной дороге, в маленьком посёлке, на берегу той реки.

   Егор Иванович почувствовал, как становится неуютно за столом своего дома, и почти осознанное беспокойство поселилось в его душе, что заставляло всё внимательнее вглядываться в лицо девушки; она же, между тем, продолжала:

   - Там мама и познакомилась с моим отцом, работавшим на какой-то стройке. Они стали встречаться. Однажды он пришёл к ней на разъезд, а когда после прохода поезда, вдруг, «не разделалась» стрелка, она очень испугалась. Стрелку пришлось разводить вручную. Тогда она сказала моему отцу: «Если б ты не вышел из будки вместе со мной, когда проходил поезд, я бы подумала, что это ты что-то сделал. Такого у меня ещё не было». После этого случая она решила – это судьба. Позднее между ними случилась какая-то размолвка, а тут отца срочно вызвали в его главную контору, как сказали ей знакомые, и больше они не виделись. Мама ещё три года работала на этом разъезде; она брала меня с собой на дежурство, когда я родилась, а потом её перевели на узловую станцию, и мы переехали в Заозёрск.

   Егор Иванович отрезвел. Он, как сейчас, ощутил себя тем морозным январским днём  почти тридцатилетней давности на небольшой станции Северной железной дороги, и его никто не встречал. До деревни, где располагался рабочий участок его конторы, по словам железнодорожников, было километра три;  большой охоты преодолеть пешком это расстояние у него не было, однако ждать чего-то тоже не представлялось возможным, поэтому пришлось развернуть шапку-ушанку, поднять воротник полушубка и, закинув рюкзак за плечи, отправиться в путь. Впрочем, он не прошёл и половину дороги, когда ему встретился микроавтобус, направлявшийся за ним на станцию.