Эдриен с нежностью смотрела на мужчину, который снова научил ее доверию. Мужчина, из-за которого она так безнадежно и беспомощно потеряла свое сердце. Этот мужчина, который щедро расточал честь, мужества, сострадание и благородство. Ни ее, ни его прошлое не имели значения для такой любви, какая была у них.
— Доверяю ли я тебе, Сидхок? Всем моим сердцем и даже больше.
Его улыбка была ослепительной.
— Эдриен…
— Мой господин — ее голос был тихим и теплым, и беззаботным, как у девочки.
Когда он взял ее на руки, она задрожала от желания.
— Мой господин!
* * *
Эдриен не видела, что над ее головой его глаза потемнели. Как он собирается защищать ее? Как может обеспечить ее безопасность? Как быстро он сможет добраться до Адама и понять, что там происходит? Потому что не важно, какими бы извилистыми путями не путешествовал его разум, пытаясь разобраться в странных событиях, затрагивающих его жену, все они, казалось, возвращались по кругу, останавливались и разбивались непосредственно о проклятого кузнеца. И это была не обычная ревность, хотя Хок с готовностью признался бы в неизменной неприязни к этому мужчине.
Это не черная королева принесла Эдриен к нему, и так безжалостно отрывала ее от него. Это было очевидно.
Тогда что же это было?
Кто-то или что-то еще обладало этой властью. Властью уничтожить Лэрда Далкита одним ударом — удалив прочь его желанную жену. Что за игра, что за ужасное, извращенное развлечение разыгрывалась в Далките? Что за сила заинтересовалась им и почему?
«Я пришел сюда ненавидеть тебя, Хок. Но я пришел не для того, чтобы ненавидеть женщину, которую ты назвал своей женой». Слова Адама эхом прозвучали в его сознании, и он начал видеть пока что смутные очертания тщательно задуманной мести. Но это значило, что Адам Блэк обладал могуществом, в существование которого Хок никогда не верил. Обрывки и части цыганских историй, которые он слышал, будучи мальчишкой, снова всплыли в его гудящем сознании, породив вопросы и сомнения. Истории о Друидах и Пиктах, и, да, нечестивых и вредных Эльфах. Лидия всегда говорила, что любая легенда частично основывалась на фактах, мифические элементы были просто необъяснимыми, но не обязательно ложными.
О, его любовь испытала на прочность границы его веры в натуральный мир и разнесла эти границы вдребезги.
Но если ему пришлось поверить такому волшебству, как путешествия во времени, то какое волшебство он мог посчитать слишком невероятным? Никакое. Он не мог отвергнуть никакой возможности, даже самой сверхъестественной, не обдумав ее сперва.
Адам Блэк оказался способен исцелить от ранее неизлечимого яда каллаброна. Адам Блэк, казалось, всегда знал чертовски слишком много. Адам Блэк прямо признал, что появился в Далките для мести.
Цыгане ушли прочь от кузницы Адама. Цыгане, которые верили легендам и мифам.
И Хок, обязанный Адаму жизнью своей жены, заставил себя не обращать внимания на все странности, приписывая их своей глубокой неприязни к кузнецу, убеждая себя, что видит драконов в пушистых очертаниях безобидных облаков.
Он никогда не позволил бы ей уйти, но что-то или кто-то еще могли забрать ее у него в минутной прихоти.
Он найдет это, уничтожит и освободит ее — он поклялся в этом своей жизнью.
Потому что для него не было жизни без нее.
Глава 27
Хотя Хок настоял на том, чтобы уехать рано на следующее утро, он также позаботился о том, чтобы они приятно провели время по дороге в Далкит. Он послал половину охраны ехать впереди и приказал остальным держаться на приличном расстоянии позади него и его леди, чтобы обеспечить им уединение. Он вернётся в Устер и проследит и рассудит оставшиеся дела поместья в будущем, после того, как эта его битва будет завершена.
Эдриен была глубоко взволнована его безотлагательным намерением вернуться в Далкит, чтобы скрепить их союз клятвами. И в такой же степени она была возбуждена трёхдневной поездкой, с долгими развлечениями в прохладных водоёмах с пузырящейся ключевой водой. Ещё более долгими интерлюдиями страсти на упругом мхе под навесом из ярких трепещущих листьев. Моменты, во время которых он дразнил, уговаривал и обучал её до тех пор, пока краснеющая девственница не обрела уверенность в своей только что открытой женственности, взволнованная ощущением женской власти над ее мужчиной. Вскоре она стала опытной в тонких способах прикосновений и разговоров, в том, как увлажнять губы и призывно манить глазами. Она узнала о тайной нежности и мгновенных откликах, которые превращали её милого, прекрасного мужчину в пульсирующего и затвердевшего дикаря.
Она была немного ошеломлена, увидев, как осень раскрасила холмы с вдохновением художника; листья светящихся оттенков оранжевого, винно-красного и масляно-янтарного цветов глухо шелестели под копытами лошадей, когда они ехали верхом под ветвями, покрытыми золотым урожаем. Белки пищали и скользили по деревьям с бросающими вызов гравитации прыжками. Шотландия во всем ее величественном великолепии, с распыленной в воздухе любовью, превратила простые дары природы в сказочный гобелен. Эдриен никогда не осознавала, что мир был таким удивительным местом.
Она будет вспоминать об этом неспешном возвращении в Далкит, как о своём медовом месяце; времени необыкновенной страсти и нежной романтики. Время для блаженного исцеления и любви. Совершенно очевидно, что это были самые счастливые дни её жизни.
* * *
Позже, на второй день, когда они лежали на серо-голубом пледе Дугласов, беспричинная боль кольнула Эдриен, и она не смогла сдержать свой язык. Сжав лицо Хока в своих руках, она поцеловала его крепко, горячо и соблазнительно, потом отодвинулась от него и сказала:
— Если ты когда-нибудь снова запретишь мне видеть тебя, муж мой, я разберу стены Далкита, камень за камнем, чтобы добраться до тебя.
Хок покачал головой, его мысли были в совершенном беспорядке от её провоцирующего поцелуя, и пришли в ещё большее замешательство от её слов. Он захватил ее губы долгим и столь же яростным поцелуем, и когда она тихо лежала, задыхаясь, под ним, произнес:
— Если ты когда-нибудь не захочешь навестить меня, когда я поправляюсь после ранения, я построю ещё одну каменную башню в Далките и запру тебя там, как взятую в плен невольницу моей любви, чтобы ты больше ни в чём не отказывала мне.
Теперь была её очередь смотреть на него в полном замешательстве, ее губы припухли и порозовели от его жаркого поцелуя.
— Если ты имеешь в виду тот случай, когда ты был ранен стрелой, то я пыталась увидеть тебя. Гримм не позволил мне.
Взгляд Хок сражался с её собственным.
— Гримм сказал, что ты не приходила ни разу. Он сказал, ты крепко спишь в Павлиньей комнате, без малейшего беспокойства в твоей голове, за исключением того, как скоро я умру и оставлю тебя свободной.
Эдриен задохнулась.
— Никогда! Я была прямо за дверью. Спорила и боролась с ним. Кроме того, он поклялся, что ты запретил мне входить в комнату!
— Я никогда не запрещал тебе войти. Нет, я открыл свою душу и молил тебя войти. Сейчас ты говоришь мне, что приходила, чтобы увидеть меня в ту ночь, а Гримм сказал тебе, что я отдал приказ, чтобы тебя не впускали?
Эдриен кивнула, с широко распахнутыми глазами.
Тёмная ярость мелькнула на лице Хока, когда он вспомнил ту агонию, которую вытерпел, поверив в то, что она даже не побеспокоилась узнать, жив ли он и дышит ли он. Внезапно он понял неловкое поведение своего друга в ту ночь. Тот взгляд Гримма, который показался ему не совсем спокойным. То, как он нервно раздувал и без того ярко пылающий огонь и бесцельно подталкивал потрескивающие поленья.
— Гримм, что за обман ты осуществляешь? — прошептал он. Мог ли Гримм желать зла Эдриен? Или только пытался защитить его, своего друга и боевого товарища, ещё от большей боли?
Но несмотря ни на что, его поступки были недопустимыми. Не важно как долго длилась их дружба, ложь он никогда не смог бы перенести. А ложь Гримма вбила клин между ним и его женой, клин, который заставил Хок мчаться в Устер. Что, если бы он не вернулся за Эдриен? Как далеко в стороны могла бы развести их друг от друга ложь Гримма? Что мог сделать Адам с его женой, если бы он не вернулся за ней?
