· Может, нужна помощь?

· Скажи, что сейчас придем, — ответила женщина и махнула рукой, приказывая закрыть дверь. Добавила, уже обращаясь к Кари: — Не терпится им, видишь ли… Тебе легче стало?

· Отпустило, — пошевелилась Кари и вдруг захлебнулась, закашлялась, ошеломленная громадной пригоршней мокрого снега, опущенного на ее лицо.

Стряхнула снежную кашицу с лица и увидела, как женщина зачерпнула откуда-то снизу новую пригоршню снега и собралась бросить его на обнаженную грудь больной. Кари попыталась увернуться, но только беспомощно дергалась в сильных руках женщины, размашисто растиравшей ее холодным и противно мокрым снегом. Пискнула:

· Не надо. Хватит.

· Надо! Я врач. Звать меня Дава, — представилась женщина.

Она насухо вытерла Кари, одела в теплый, ворсистый изнутри костюм, и по мере того, как проделывала все это, взгляд ее теплел и на лице появилась улыбка с оттенком любопытства, а потом даже некоторой гордости — вероятно, за результаты своей работы. — Вот ты и красавица опять. Пошли.

· Нет, — запротестовала Кари. Необходимость куда-то идти, а действовать против Ворха, вызвала протест. — Я не могу… Я должна его прежде увидеть.

· Ворха?! — насторожилась Дава. — Как ты его найдешь?

· Это не проблема, — присела Кари на край постели, и взгляд ее устремился в пространство.

· Ты что задумала? — вцепилась ей в плечи Дава и тряхнула, привод = в чувство. — Тебя ждут наши. Тадоль-па и все… Это не твой секрет, чтобы рисковать им. Ты наше оружие, слышишь! Наше!…

· Я понимаю. Но я ненадолго. Только посмотрю на него и… вернусь сюда

· Предстанешь перед ним такой вот, — скривилась Дава, утрирование изображая перекошенное лицо Кари, и, когда та кинулась к зеркалу, спросила: -

Это он так изуродовал тебя за любовь? И влюбил, конечно, гипнотером?! Знаешь как они это делают?

· Знаю, — выдохнула Кари, теряя силы. Искать Ворха, конечно же, было бессмысленно. О чем говорить? Что выяснять, когда все ясно.

· Пойдем. Ждут.

· Но я… — Кари обеспокоенно уставилась на Даву.

· Твоей красоты хватит на сотню женщин. Идем…

Они прошли в узкое, длинное помещение, заполненное народом. По экранам, составлявшим мерцающие ряды, Кари узнала диспетчерскую, в которой была вчера. Где-то впереди, за спинами плотно стоящих, а далее-сидящих рабов, слышался тихий и такой близкий голос Тадоль-па. Кари надо было пройти к нему, но спины, тесно прижавшиеся друг к другу, не отреагировали на ее толчки.

— Дайте пройти, — развернув две спины, как створки дверей, Дава шепнула следующим: — Расступись, Кари идет.

Расступиться было невозможно, разве лишь склонить головы. Это позволило Кари увидеть согнутую фигуру Тадоль-па, обратившего взор на вход, где послышался говор; он увидел Кари, обрадованно замахал ей, чтобы скорее пробиралась к нему. Кари ткнулась раз-другой и, поняв тщетность своих попыток, поднялась над головами, полетела к Тадоль-па, вызывая суеверный ужас и немое оцепенение рабов. Опустившись возле Тадоль-па, она обхватила его руками, повисла на нем и зарыдала, не в силах сдержать и колыхнувшуюся в душе нежность к самому близкому существу, и радость от сознания, что все трудное осталось позади, и непонятное отчаяние от предчувствия, что с этого момента все в ее жизни приобретает другой смысл. Она рыдала. Ронял слезы и Тадоль-па, безуспешно пытавшийся успокоить Кари. Сумрачно притихли рабы.

· Это истерика, — сказала Дава, пробившаяся к Минтарлу.-У нее полнейшее истощение энергетического поля. В таком состоянии она, вам ничего не скажет.

· Она уже все сказала своим полетом, — заметил Минтарл и распорядился: — Уведи ее.

Дава подошла к Кари, приложила к ее затылку руку и сама передернулась от волной прокатившегося по ее телу напряжения. Подхватила мгновенно уснувшую Кари на руки, как ребенка, и, успокаивающе кивнув Тадоль-па, мол, делается все как надо, унесла ее через запасной вход под восторженный шепот.

Кари спала. Такого сладкого сна у нее не было, наверное, за всю жизнь. Это был первый сон на свободе, когда не надо вставать в предписанный час, а потом весь день спешить, ловчить, изощряться — производить тысячи дел под ментальным контролем, подстегиванием психопарализатора и вечным страхом лишения тела или жизни. А тут она в блаженстве просыпалась, оглядывала чистенькую и до глухоты тихую комнату с вечно сидящей в каком-то странном, опутанном проводами кресле Давой, улыбалась ей и опять уплывала в сон, как в тихую, ласковую реку.

Вскоре паузы между сном увеличились, и Кари могла уже переговариваться с Давой.

· Ты меня лечишь?

· Лечу.

Меня никогда не лечили так… Расскажи, что ты делаешь.

— В общем-то ничего особенного, — улыбнулась Дава, поднимаясь со своего необычного кресла. Она подошла к Кари, отодвинула присоединенные к ее телу провода и присела на край кровати. Рассказывая, водила рукой над Кари, не дотрагиваясь до покрывала, но та чувствовала, как за рукой Давы прокатывалась по ее телу какая-то волна. — Все живые существа имеют кроме кровеносной, лимфатической и нервной системы еще и энергетическую систему.

· Я это знаю.

· Тогда тебе просто будет объяснить. Каждое существо имеет свой энергетический каркас. И каждый орган имеет свое энергетическое поле, в строгих границах которого он функционирует. Как только уменьшился энергетический накал, назовем его так, хотя это слово, видимо, неточное, тут же энергетическое поле уменьшается, становится меньше физических объемов органа, и он, лишенный энергетической защиты и подпитки, начинает истощаться.

Почему уменьшается накал?

— Иногда пи простой причине, когда перекрыт энергетический канал, вроде бы перекручен, как шланг, спазмами мышц. Так произошло с тобой там, кивнула Дава, вспоминая о схватке во Дворце Габара.

· А как ты лечишь?

· Руками, — показала Дава широкие крепкие ладони и поднесла к груди

Кари правую, а затем левую руку, вызвав заметно разные ощущения. Усмехнулась добродушно. — Правой рукой отдаю энергию, левой — отнимаю. Такое их свойство. Когда заболевает какой-нибудь орган, он забирает недостающую ему энергию у соседнего, связанного с ним одним каналом. А я руками выравниваю биополе, убираю лишнее напряжение, добавляю недостающее.

Дава рассказывала о принципах работы концентратора биоэнергии, изготовленного по ее чертежам, сыпала медицинскими и технологическими терминами, говорила вдохновенно, явно гордясь своим детищем, но Кари с трудом удерживала в глазах интерес, изо всех сил боролась с наваливающимся на нее сном. И засыпала…

А когда проснулась в очередной раз, Давы в комнате не было. Свет горел ночной, чуть-чуть рисовавший контуры мебели и всевозможных медицинских приборов. По тому, как много их было в небольшой комнате, Кари догадалась, что все это время находилась в исследовательской лаборатории Давы. Ментальный взгляд за стену убедил ее в этом предположении -она увидела перестроенную в больничные палаты штольню и множество кселян в ней, спящих при таком же тусклом ночном свете. Взгляд глубже, через породу, позволил Кари рассмотреть действующие выработки, где не прекращалась добыча руды. Непонятные механизмы, управляемые инжерами, вламывались в гору, удлиняя штреки, а подсобники-скуды перекидывали породу в грузовые капсулы, закрывали их накрепко верхней полусферой, откатывали в зияющее жерло трубопровода и тут же получали новую капсулу, раскрывавшуюся, как пасть, для приема руды.

Смотреть, преодолевая сопротивление горы, оказалось занятием трудным, и Кари стала думать о себе, о Ворхе… Все в ней опять тоскующе заныло. Ей захотелось побыть с ним, и Кари размечталась о том, как он вернется, чтобы украсть ее и выведать секреты. Ведь он видел ее летящий и захочет узнать, как это делается. Научиться преобразованию энергии в своем биополе, не зная работ Тадоль-па и не побывав на экл-Т-троне, Ворх не сможет никогда. Значит, приедет за ней, увезет с собой. Конечно, его именитые, богатые родственники не потерпят ее в семье. Кто она такая? Кто ее родители? Где они?