Но ничего не получилось, один из протонов выскочил вперёд, притянулся вперёд остальных, разогнался, и с силой столкнулся с антипротоном. В результате пара нуклонов аннигилровала и эксперимент оказался проваленным.

— Ничего, повторим попытку.

Но и в третий и в четвёртый раз ничего не получилось, оказалось практически не возможным разместить протоны точно по периметру антипротона, на равно удалённом расстоянии друг от друга. Наконец попытки после двадцатой, когда вся моя команда уже потеряла веру в успех, шесть протонов слиплись с одним антипротоном. Добавили восемь нейтронов, запустили на его орбиту пять электронов. И получили принципиально новый атом, подобного которому нет в таблице Менделеева. Замерили его диаметр, он оказался равным 20 пикометрам, хотя обычные атомы в таблице Менделеева имеют диаметр 80-300 пико метров.

— Весьма необычный атом.

— К несчастью нельзя узнать ничего о его характеристиках, ни температуру плавления, ни прочность, ничего.

— Нам надо больше таких атомов, хотя бы штук сто.

— Мы один то получали целых три часа.

Я посмотрел на часы, было уже десять часов, хотя в колонии было принято работать не более чем до восьми.

— Нужна специальная установка, с разрешением раз в шестнадцать выше, и рассчитанная на массовое производство, я прикажу её завтра изготовить. А сейчас всем спать.

Мы дошли до флайера и я отвёз всех учёных на корабль матку. Они жили в городе рядом с кораблём, поэтому им было по пути. Я дошёл до корабля, и поднялся в свои покои, прошёл на кухню. Там сидели Эф с Ирой и Викторией.

— Что-то ты поздно сегодня.

— Нашёл себе новую игрушку.

— Лабораторию ядерной физики? — уточнил Эф, который был частично в курсе моих дел, так как следил за всем, что происходило в колонии.

— Мы смогли создать новый атом.

— И чем это нам грозит?

— Пока не знаю, но это атом в ядро которого входит антипротон. И его диаметр 20 пико метров. Может оказаться, что у него будет сверх высокая температура плавления, или прочность. Или… Но есть и другие перспективы.

— Какие?

— Делать материалы целиком из ядерного ядра.

— И какими свойствами будет обладать этот материал?

— Возможно, у него не будет температуры плавления, так как за связь в нём не будут отвечать электроны.

— Новые более мощные и компактные аннигиляционные реакторы, — угадал Эф.

— Да, удельную мощность можно будет поднять в сотни раз, а это больше энергии во время боя, и большее ускорение движения корабля.

— И сколько вы создали этого нового вещества?

— Один атом.

— Ты шутишь?

— Нет, с двадцатой попытки, или как-то так, один новый атом. Потом было уже поздно и мы разошлись по домам. Послезавтра мне смонтируют новый оптический микроскоп способный производить много атомов одновременно, и мы получим тысячи и десятки тысяч новых атомов.

— Сколько материала нужно на создание сердца аннигиляционного реактора? тонны две? Для небольшого эсминца.

— В перспективе, в перспективе…

— Ладно, занимайся ядерной физикой, это хотя бы безопасно.

— Сергей, а мы не пойдём сегодня танцевать? — попробовала сменить тему разговора Ира.

— Нет, потому что ты толстая.

— Я не толстая, — возмутилась она.

— Я спать.

На следующее утро я сразу как встал, занялся проектированием “матричного оптического пинцета”, так я его назвал. Этот оптический пинцет должен был обладать разрешением в четыре раза выше, чем тот на котором мы ставили вчера опыты, но добиться такого разрешения было не просто. Кроме того, в нём должна была быть не одна рабочая камера, а сразу сто, и работать они должны были автоматически, чтобы даже кнопки нажимать не приходилось. Главный инженер, по сверх точному машиностроению пообещал мне, что требуемую мне конструкцию соберут завтра к 15–00. Почему так долго? Просто устройство было крайне не простым, и собирать его нужно было под руководством сразу нескольких человек.

Где-то часам к десяти я прибыл в лабораторию, учёные уже работали без меня.

— Всем привет, как идут дела?

— Здравствуйте, а мы получили ещё одиннадцать атомов из шести протонов и одного антипротона.

— Хорошо, теперь можно замерить температуру плавления.

— Очень не надёжно, но мы как раз собирались.

Мы соединили все двенадцать имеющихся у нас атомов, получился фрагмент кристаллической решётки.

— Нагревай его, не торопясь.

— Есть.

Мы прошли пять тысяч кельвин, потом десять, так дошли до миллиона двухсот тысяч, после чего электронная связь в атоме разрушилась, и атомы прыгнули в разные стороны.

— Лови и не потеряй.

Оптический пинцет запрыгал по нано колбе, и все перевели дух, собрали все двенадцать атомов.

— Значит миллион двести тысяч кельвин температура плавления. Не плохо. У наших лучших монокристаллов температура плавления не превышает 800 тыс кельвин.

— Прогресс на лицо.

Мы провели ещё несколько опытов с этими атомами, проверили их соединение на прочность, химическую активность и ещё некоторые параметры, после чего я предложил:

— Теперь надо попробовать скомпоновать из них более сложное ядро.

— Как?

— Термоядерным синтезом.

— Из двенадцати атомов? Не возможно!

— Да ты прав нам надо как минимум сто атомов.

— Чтобы провести термоядерный синтез не хватит и миллиона атомов.

— Мы перенастроим оптический пинцет и используем его лазер, как сверх точный ускоритель частиц, но прежде чем это сделать, надо получить ещё 88 атомов, за работу.

К вечеру мы довели число атомов не обычного вещества до сотни, и я смог перенастроить оптический пинцет. Мы использовали его как сверх точный ускоритель частиц, и у нас получилось, попытки с третьей, вскоре нам удалось получить 36 атомов в состав которых входило два антипротона и двенадцать протонов, к несчастью часть атомов полученных с таким трудом, потерялась, выскочив за пределы нашего своеобразного ускорителя частиц. Мы замерили температуру плавления у нового вещества, и она достигла 1,4 миллиона кельвин, это был успех.

— Но мы получаем эти атомы в таком маленьком количестве, это не возможно использовать.

— Их можно использовать как легирующую добавку. Не обязательно делать из них механизм целиком.

— Надо ещё изучить их магнитные свойства и диэлектрическую сопротивляемость.

— Пора по домам, — распорядился я, — опять уже десять часов, завтра нам дадут новую установку с более высоким разрешением и способностью производить до сотни атомов одновременно, и дела пойдут намного быстрее. А сейчас, повторюсь, по домам.

Мы дошли до флайера, продолжая бурно обсуждать сделанные сегодня открытия, и уже вскоре я был дома. Я прошёл на кухню, сделал себе кофе с молоком, сел и на десять секунд зажмурился. Здесь уже были Эф, Виктория и Ира, вся моя семья.

— Он нас не замечает.

— Определённо, заработался.

— Ну, как успехи?

— Всё отлично, сегодня смогли получить сто атомов.

— Не густо.

— Завтра будет готова установка для массового производства. Думаю, мы за день сможем произвести несколько тысяч атомов.

— Надеюсь. Хотя толку от тысяч атомов.

— Лет через десять будет толк.

— Тебе виднее, ты у нас великий учёный.

— Да это так. Ладно, я пойду спать, завтра рано вставать, а я сегодня наработался.

На следующий день я продолжил исследования, и мы достигли значительных успехов в производстве новых атомов, я в течении недели сидел целыми днями в лаборатории, исследуя новое. Приходил под вечер довольно поздно, Ира злилась, Эф посмеивался, Виктория отзывалась о моей работе положительно, хотя и не понимала, что я делаю.

Вскоре, настал день, когда мы произвели очередную партию эсминцев бомбардировщиков, всего шесть штук, я разослал их бомбить ещё шесть миров рептилоидов, капля в море, но другого способа выиграть войну я не знал, только производить новые корабли и бомбить наиболее развитые миры противника. Простая арифметика показывала, что лет через сто мы сможем уничтожить большую часть миров противника.