«Приличный человек, настоящий мужчина! – вынесла она вердикт. – Нужно за него держаться!»

А потом Маша забеременела. Все это было так неожиданно, что она растерялась, побежала опять-таки к маме.

– Послушай меня, – сказала мама, – теперь еще не время. Вот представь, приходишь ты к нему и сообщаешь о беременности. Что мужчина думает в таком случае? Что на него давят, что его загоняют в угол и не оставляют выбора.

– Но я же не нарочно…

– А он-то откуда об этом узнает? – возразила мама. – Ты пойми, у него жена на шее висит, он еще с ней не разобрался. А тут ты с младенцем. Разумеется, такие случаи бывают. И часто. Разведется он в конце концов, нервы только потреплет и себе, и тебе, да и ей. И женится, и ребенка любить будет. Но в душе у него останется, что ты его к этому шагу вынудила.

– Не я, а ребенок…

– Правильно, но он-то будет думать иначе! И когда-нибудь обязательно тебе это припомнит! Послушай меня, мужчине нужно знать, что он – хозяин своей судьбы, что он сам все решает. Разумеется, это не так, но женщина должна неуклонно подводить его к этой мысли. А у тебя что получается? Прямое давление! Нет, так примитивно действовать с мужчиной нельзя. Еще пригрози ему, что пойдешь и сама поговоришь с его женой!

– Ее нету, она за границей лечится…

Все-таки мама убедила Машу, что ребенка оставить сейчас никак нельзя. И говорить об этом Константину тоже не стоит.

Он уехал в командировку, потом Маша простудилась и долго болела с осложнениями, потом подвернулась путевка… в общем, они не виделись несколько месяцев, а потом… потом он пришел и сказал ей, что жена его, оказывается, долго лечилась от бесплодия, они перепробовали все что можно у нас и за границей, и наконец вот сейчас все получилось. Он думал, что ничего не получится, и хотел после ее возвращения поговорить начистоту, но теперь все изменилось. Машу он любит, но они с женой так долго ждали ребенка, что он просто не может сейчас жену бросить. Ему очень жаль, но у него теперь есть обязательства перед будущим малышом.

У Маши тогда едва хватило гордости выпроводить его за дверь.

Через два дня приехала мама, у нее были ключи от квартиры. Маша не отзывалась на звонки. К тому времени у нее не было сил даже высказать маме все, что она думает о ее советах. В общем-то сама виновата, не надо было никого слушать. Нужно было сказать ему о беременности. И сейчас они бы ждали их общего ребенка.

Директор уехал в Австрию, где в клинике находилась его жена, а Маша использовала это время для поисков новой работы. Когда он вернулся, она уже уволилась. Далее время промелькнуло незаметно. Маша на автомате ходила на работу, приходила домой, ела что-то приготовленное мамой, молча сидела перед телевизором и засыпала, приняв снотворное. Мама выдавала ей по одной таблетке, остальное прятала – боялась, что дочь наглотается. Через год Маша отошла настолько, что начала встречаться с бывшим своим одноклассником, хоть мама и говорила, что это дурной тон. Маша ее не слушала. А потом она встретила как-то бывшего своего бухгалтера Наину Львовну. Та сделала вид, что обрадовалась Маше, и затащила ее в кафе. И там, без всяких дополнительных вопросов, рассказала, что ребенок у директора родился очень болезненным, что они с женой истратили уже кучу денег на врачей, но толку пока нету. И не будет, потому что болезнь связана с генетикой, это наследственное. Директор, конечно, никому ничего не рассказывает, но она, Наина, устроила ему консультацию знакомого врача такого профиля, что кое-что стало ясно. На самого директора смотреть страшно, но все знают, что больного ребенка он никогда не бросит – очень порядочный человек.

Дома Маша от души поругалась с мамой. Все ее советы оказались никчемными. И даже больше – теперь все несчастливы: и Маша, и он, и его жена, и малыш, которому лучше было вообще не рождаться.

Нечего на меня сваливать, отвечала мать, самой надо было решать. И это было правдой.

Но встреча с Наиной оказалась в какой-то степени полезной. Маша очнулась от спячки и поняла, что прошлое не вернется никогда.

Девушка тяжко вздохнула. В отличие от истории с Антоном, эту часть своей жизни она не могла вспоминать без душевной боли.

Прошло три дня, а на четвертый Татьяна срочно вызвала подругу к нотариусу, чтобы оформить продажу квартиры да заодно и покупку двух других. Рустам к нотариусу не явился – ему и не надо, без него прекрасно можно обойтись.

– Сказал, что ему слишком больно тебя видеть… – посмеиваясь, сообщила Татьяна, – что ты нанесла ему незаживающую рану, которую никакое время не вылечит.

– Придурок! – скривилась Маша, ей было ужасно стыдно, что раньше такие банальные слова она воспринимала всерьез, да что там, просто таяла от того, как он их произносил, от его бархатного голоса, от его влажных темных глаз…

– Эй, Русакова, ты опять в астрале? – воззвала Танька в трубку. – Очнись!

– Да нет, – буркнула Маша, – значит, завтра, к одиннадцати, я не опоздаю.

Наутро Татьяна встретила ее у дверей нотариуса в некотором смущении.

– Понимаешь, такое дело… – она смущенно отводила глаза, как будто разглядывала пятно на стене.

– Что, все сорвалось? – испугалась Маша. – Эти люди отказались покупать?

– Да нет, с ними все в порядке, они уже деньги перечислили на специальный счет.

– Что, Рустам не выписался?

– Да нет, он-то выписался… но…

– Говори толком! – рявкнула Маша. – Что ты резину тянешь, только нервируешь меня!

– Он выписался, только перед этим все из твоей квартиры увез. Понимаешь, – затараторила Танька, – Юрашу срочно перевели на другого клиента, он ведь у нас один такой специалист, прямо нарасхват. Ну, он проводил твоего урода до паспортистки, да и поехал по делам. Я потом звоню твоему – выписался? Так точно, говорит, ключи в ТСЖ оставил. А сегодня утром захожу я за ключами – дай, думаю, квартиру проверю. А там – мамочки мои!

– Ну что?

– Ну, то есть порядок относительный, конечно, есть… Кухня на месте, сантехника, прихожая, в общем все, что встроенное, что просто так не вынесешь, то он оставил. А кровать, мебель мягкая из гостиной, телевизор, видик, даже столик туалетный… в общем, все вывез до последней табуретки.

– А одежду мою? – спросила Маша, зная уже ответ.

– Шуб нету, еще пальто я не нашла – помнишь, серое у тебя было, кашемировое…

– Помню…

– Вот, а остальное все изрезал на мелкие кусочки и аккуратно в ящики сложил…

– Ага, долго трудился, значит… – резюмировала Маша. – Не пожалел времени и сил.

– Русачок… – заговорила Танька упавшим голосом, – ну извини, недоглядела я. Кто же знал, что он до такого опустится? А еще – кто ж знал, что он не побоится? Главное, я сразу Юрашу послала туда, в Купчино, где однушка его. А там никого нету. Квартира стоит пустая, дворничиха говорит – как один раз был, так с тех пор и не являлся. Так что выходит, другая нора у него есть где-то, запасной аэродром. Машка, не смотри так, скажи что-нибудь! Ну, в конце концов, барахло – дело наживное, что уж так убиваться!

Маша прислушалась к себе. Не было у нее в душе никакого особенного горя, была холодная злость. Злость на себя. Ну как можно было дойти до такого?

– Мы будем делом заниматься или из пустого в порожнее переливать? – строго сказала она. – Мне, знаешь ли, на работу надо… я пока еще не безработная…

– Сейчас идем!

Татьяна посмотрела вслед подруге. Кажется, она узнает прежнюю Машку. Деловая, решительная, энергичная… господи, что с ней сделал этот урод, ну ничего, все, что нас не убивает, то делает нас сильнее, это уж точно.

Маша притащилась домой едва живая, потому что пришлось задержаться на работе – начальник и слышать не хотел о том, чтобы отпустить ее просто так. Тем более что Маша ни за что не хотела говорить, что идет к нотариусу, тогда пришлось бы рассказывать о продаже квартиры, что вызвало бы среди сотрудников немалое удивление. Все прекрасно знали, сколько сил и времени потратила она на ремонт и обстановку.