Мазур, уже вернувший себе профессиональную ясность мышления, под ее затуманенным взглядом состроил исключительно глупую физиономию, полную мужской самонадеянности, типа «А то, крошка!». На деле он, в этих баталиях честно не полагавший себя суперменом, был уверен, что ему примитивно дурят башку. Чешут за ушком, как глупого пуделька. Чтобы распустил хвост, взлетел на седьмое небо, а значит, в чем-то крупно проиграл…

Он прекрасно помнил, что с Олесей она вела себя совершенно иначе – откровенно подавляла, держалась этаким наглым и самоуверенным мужиком. Это ей гораздо больше подходило, нежели талантливая попытка разыграть сейчас покорную мужчине слабенькую скромницу.

Ну что же, будем лицедействовать – и старательно притворяться, что не замечаем чужого лицедейства. Не в первый раз в жизни, не в десятый – и есть подозрения, что далеко не в последний, какие наши годы, если разобраться…

– Впечатления? – скромненько поинтересовалось очаровательное создание, старательно потупив глазки.

– А что – впечатления? Зашибись, – честно сказал Мазур.

– Хороша?

– А то.

– Ну вот, а ты к Олеське прилип…

– Да ничего я к ней не прилип.

– Ладно тебе. Ты ж ее трахаешь.

– А ты что, ревнуешь? – усмехнулся Мазур. – Знаешь, я о себе самого хорошего мнения, но уж ни за что не поверю, что ты ко мне в одночасье воспылала испепеляющей страстью со всеми сопутствующими эмоциями… Вроде жгучей ревности.

– Да ладно, это я так… Есть у меня подозрения, что ты ее понужаешь для пользы дела.

– Какого?

– А хрен его знает, – задумчиво произнесла Анка. – На всякий случай, авось да выйдет из этого какой-нибудь толк…

– Извини, – сказал Мазур. – А сейчас в этой постели что-то другое происходит?

– Конечно, другое, – убежденно сказала Анка. – Я с тобой просто-напросто устанавливаю нормальные человеческие отношения. Мало того, что напарники, так еще и трахаемся. Это, знаешь ли, сближает, если ты не знал…

– Ну вот, – сказал Мазур, – может, я тоже попросту хочу с Олеськой сблизиться…

– Расклад немножко другой, милый Коленька. Олеська для тебя – начальство, работодатель. А с тобой мы – одного поля ягоды, наемный пролетариат, которому даже цепей терять нельзя по причине их полного отсутствия.

– Но она, в принципе, тоже – пролетариат…

– Олеся? Адмирал, а рассказать тебе, как тебя дурят? На самом деле никакой это не менеджер по каким-то там связям, а, держись за подушку, одна из хозяев…

Вот теперь в ее голосе звучало то самое несомненное превосходство…

– Да ладно тебе.

– Я серьезно, – сказала Анка. – Ты, святая душа, ее полагаешь наемной шпаной навроде уборщицы… ну, а я-то совершенно точно выяснила, что все обстоит как раз наоборот. Точно тебе говорю, уж поверь на слово. Выяснила достоверно, – призналась она не без самодовольства. – И обязательно постараюсь выяснить еще что-нибудь не менее полезное. Она, без дураков – из хозяев. И всего предприятия, и этой страны тоже.

– Ни хрена себе, – сказал Мазур. – Интересные открытия, девочка. Знаешь, я тебе отчего-то верю. По врожденной своей подозрительности к жизни и к людям.

– И правильно делаешь. Нам надо держаться вместе. Потому что я, признаюсь тебе откровенно, всем этим сраным олигархам обоего пола не верю ни на копейку. И постоянно жду подвоха. В чем он будет заключаться, точно не знаю, но он будет. То ли заплатят меньше, чем обещали, то ли выйдет совсем плохо – пристукнут к чертовой матери, чтобы все секреты так и оставались в узком кругу. Ты с этой точки зрения никогда события не рассматривал?

– Признаться, нет, – сказал Мазур.

– А зря. Думаешь, если ты адмирал, тебя посовестятся прикончить, когда станешь не нужен? Еще как, за милую душу. Знаешь, я к нынешнему своему положению карабкалась с самого низа. В таком дерьме бултыхалась… А все же выкарабкалась. И есть у меня одна-единственная маленькая слабость: хочу пожить подольше и побогаче. А для этого нужно держать ушки на макушке, вертеть головой на сто восемьдесят градусов и никому не доверять. Ну, почти никому. Тебе вот можно доверять самую чуточку больше, чем другим. Потому что ты хочешь от жизни того же самого – и выжить, и при деньгах оказаться. Отсюда вытекает, что нам с тобой имеет смысл быть напарниками не только в грязных делах, которые на нас взваливают… Доходит?

– Вполне, – сказал Мазур серьезно. – Толпой, как известно, и батьку бить легче…

– Ну так как? – спросила Анка, приподнявшись на локте и уставившись на него пытливо. – Можно сказать, что мы весьма подружились?

– Пожалуй, – сказал Мазур. – В том, что ты говоришь, есть большой резон. Оба на службе, оба, в принципе, не более чем наемники, которые своими никогда не станут… И черт их знает, что им в голову насчет нас взбредет по миновании в нас надобности, тут ты совершенно права… А как ты узнала, кто она такая на самом деле?

– Ну, это уж мои маленькие женские секреты, – сказала Анка с самой обворожительной улыбкой. – Главное, узнала вот. Не думай, что я с этой минуты перед тобой буду распахивать душу настежь. Не тот жизненный опыт. Я тебе просто-напросто доверяю самую капельку больше, чем прочим, вот и все. Но это, поверь, немало.

– Верю… – сказал Мазур.

– И, бога ради, не пытайся со мной играть в игры. Ты, конечно, на тот свет отправил гораздо больше народу, но и у меня, скажу по секрету, есть пара жмуриков на счету. Так что крови, если что, не испугаюсь.

– Верю, – повторил Мазур так же серьезно. – Коли уж у нас пошел столь откровенный разговор… Это ведь тебя я тогда встретил в Москве, на лестнице?

– Когда вы собрались навестить Удава? – безмятежно произнесла Анка, улыбаясь ему мирно и невинно. – Было дело, напарничек… Было дело. Отметилась. Так что ты уж относись ко мне серьезно и дружбу не паскудь… Договорились?

– Договорились, – сказал Мазур веско.

– От Олеськи тебе удалось что-нибудь интересное узнать? В промежутке меж двумя позами? – спросила Анка уже деловым тоном.

– Ничего, – честно сказал Мазур. – Я и не особенно старался, по правде говоря. Баба умная и под случайным мужиком не разомлеет… думаю, под неслучайным тоже. Так что я, конечно, пробовал осторожненько прояснить то и это, но без особых успехов…

– Аналогично, Ватсон, – сказала Анка. – Я ведь ее тоже малость разложила. Иногда, для разнообразия, могу пошалить с девочками. Так, пикантности ради. Но, признаюсь тебе по совести, я ее завалила не удовольствия ради, а сразу после того, как узнала, кто она на самом деле такая. Эксперимента ради. Так вот, могу тебе со всей уверенностью сказать, что допрежь того она с женщиной ни разу не пробовала. И не похоже, чтобы ей понравилось. Но внезапно прорвавшуюся страсть талантливо изображала стервочка, через большое «не могу и не хочу». И потому возникают разные интересные вопросы. Точнее, один-единственный: почему дамочка такого формата не протестует, когда ей задирают подол наемные служащие вроде нас с тобой. Интересно, верно?

– Безусловно, – сказал Мазур.

– Правдоподобных ответов тут всего два: либо она шлюха последняя, на что ох как не похоже, либо мы оба ей зачем-то чертовски необходимы. Настолько, что она стоически терпит, пока мы ее валяем…

– А зачем? – спросил Мазур с искренним интересом. – Не пробовала докопаться?

– Не доискалась пока. Но что-то тут должно быть, нешуточное, серьезное… И это не забота о целости и сохранности президента – я-то в этом никаким боком не замешана, я вообще все это время сижу без дела, слушаю туманные намеки насчет того, что мой выход на арену еще впереди…

– Так-таки и никаких следочков?

– Один, смутный, – сказала Анка. – Вроде бы будущее предприятие связано с алмазами. Этакие зыбкие, непроверенные данные. Но, хоть убей, не пойму, в чем тут фокус. Наши с тобой работодатели и так держат три четверти акций алмазных приисков, а остальное у президента, через подставных лиц, понятно.