– А как же вы? Разве вам не будет холодно?
Под покровом темноты Мартин скорчил гримасу. Он надеялся, что ночной воздух поможет ему остудить разыгравшееся воображение. Слишком хорошо осознавая направление своих мыслей и то, что голос может выдать его, он заставил себя придать ему большую непринужденность.
– Ночь на сеновале, заполненном сухим сеном, – ничто по сравнению с тяготами походной жизни. – С этими словами Мартин улегся на сено, вытянувшись во всю длину.
В тусклом свете луны Хелен увидела, как он улыбнулся ей. Она завернулась в одеяло и уютно устроилась на еще не успевшей остыть шинели.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Минут десять они лежали тихо. Мартин наблюдал через чердачное окно за облаками, наползавшими на луну. Потом снова во все небо сверкнула молния. Лошади негромко заржали, но снова успокоились. Он услышал, как его спутница беспокойно зашевелилась.
– Что случилось? Вы боитесь мышей?
– Мышей? – громко воскликнула Хелен и села прямо.
Мартин мысленно послал проклятие своему длинному языку.
– Не беспокойтесь насчет их.
– Не беспокоиться… вы, должно быть, шутите!
Хелен вздрогнула. Мартин ясно видел это в лучах лунного света, проникавшего через чердачное окно.
Закутавшись в одеяло, Хелен старалась побороть нарастающий ужас. Она сидела неподвижно, тяжело дыша, пока очередной удар грома не расколол ночное небо.
– Если хотите знать, я боюсь грозы. – Это признание, сделанное сквозь отбивающие дробь зубы, она произнесла голосом почти срывающимся на визг. – И еще мне холодно.
Мартин услышал в ее голосе жалобные нотки. Она по-настоящему испугалась. Черт! Гроза лишь набирала силу. Если он ничего не предпримет, чтобы успокоить ее, у нее, чего доброго, начнется истерика. Прикидывая, что безопаснее для здоровья, целомудренно провести ночь с прекрасной Юноной или оказаться на полях сражений в Испании, Мартин тяжело вздохнул и встал. Он гадал, можно ли отнести то, что он намеревался сделать, к разряду самоистязаний. Заснуть будет трудно, а может быть, и вовсе невозможно. Он подошел к тому месту, где, окаменев под одеялом, сидела женщина. Опустившись рядом с ней на шинель, Мартин обхватил ее плечи рукой и прижал к себе. Потом, не обращая внимания на ее смущенные протесты, положил ее рядом с собой, склонив ее голову себе на плечо, так что ее локоны щекотали ему подбородок.
– Теперь спите, – строго произнес он. – Мыши вас не потревожат, гроза не достанет, и вам будет тепло.
Застыв от ужаса, Хелен не смела шелохнуться в его объятиях. Боже правый, она не знала, чтó ее больше пугает, гроза или буря эмоций, захлестнувших ее. Никакой предшествующий опыт не подготовил Хелен к тому, что ей придется провести ночь в объятиях незнакомца. Но даже если бы звезды попадали с небес, она не смогла бы заставить себя покинуть это благословенное укрытие. Она была в безопасности. В безопасности от всего, что могло угрожать ей извне. Постепенно на Хелен снизошла уверенность в том, что и вблизи ей ничто не угрожает.
Эта уверенность медленно проникла во все уголки ее охваченного испугом и смущением сознания. Ее зажатые мышцы расслабились, из конечностей ушло напряжение. Мужчина, в объятиях которого она лежала, не шевелился и не издавал ни звука. Он дышал ровно и глубоко. Щека Хелен ощущала уверенное биение его сердца. Ей нечего бояться.
Хелен успокоилась.
Когда она, обмякнув, прильнула к нему, Мартин мысленно выругался, стараясь, чтобы ни один мускул не дрогнул.
– Спокойной ночи, – сонно вздохнула Хелен.
– Спокойной ночи, – деревянным голосом отозвался Мартин.
Однако Хелен все никак не засыпала. Гроза продолжала терзать окрестные поля, а в сарае все было тихо и спокойно. Мартин, который никак не мог отвлечься от теплого и бесконечно манящего тела, лежавшего рядом, чувствовал, как женщина вздрагивала при каждом ударе грома. После очередного, особенно сильного раската Хелен пробормотала:
– Я только что поняла, что даже не знаю вашего имени.
Эту маленькую ложь Хелен могла объяснить соображениями приличий. На самом деле она уже несколько часов гадала, как изловчиться, чтобы поделикатнее задать этот вопрос.
– Мартин Уиллисден к вашим услугам. – Несмотря на полыхавший в нем пожар, Мартину удалось улыбнуться. Он действительно был бы рад услужить ей любым способом.
– Уиллисден, – зевая, повторила Хелен. Вдруг ее глаза распахнулись сами собой. – О боже! Неужели вы Мартин Уиллисден? Новый граф Мертон? – Хелен повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.
Ее восклицания позабавили Мартина.
– Боюсь, что так, – ответил он. Мартин опустил голову, но в темноте не мог разглядеть ее лица. – Судя по всему, молва обо мне бежит впереди меня.
– Молва о вас? – Хелен выдохнула. – Да будет вам известно, милостивый государь, что все старые девы уже две недели только о вас и говорят. Они просто умирают от нетерпения поскорее вас увидеть! Они думают: неужели эта паршивая овца, получив титул, собирается присоединиться к приличному обществу? Или он решил пренебречь всеми нами?
Мартин рассмеялся.
Хелен чувствовала, как смех сотрясает его грудь. Ее вдруг охватило желание протянуть руки и погладить ее, сплошь покрытую твердыми мускулами. Хелен решительно отвергла намерение, снова положив голову Мартину на плечо.
– Я не охотник до театральных эффектов. – Мартин немного подвинулся, чтобы ей было удобно. – С тех пор как я вернулся в Англию, у меня обнаружилось слишком много дел, которые нужно привести в порядок, чтобы я стал афишировать свое присутствие. Сейчас я возвращаюсь из своего родового поместья. Когда доберусь до Лондона, то, несомненно, присоединюсь ко всем общепринятым развлечениям.
– Общепринятым развлечениям? – эхом вторила ему Хелен. – Конечно. Могу себе представить.
– Неужели? – Не в силах сдержаться, Мартин повернулся к ней, но не смог увидеть ее лицо. Хотя он мог представить себе его – зеленые глаза с янтарными искорками под каштановыми бровями идеальной формы, прямой маленький нос и красивые полные губы, словно созданные для поцелуев. – Разве вы знаете, как развлекаются настоящие повесы?
Хелен с трудом удержалась, чтобы не сказать, что была замужем за одним из них.
– Более чем достаточно, – ответила она, полагая, что такой ответ вполне соответствует действительности. Она вдруг с удивлением подумала, что за странный разговор они ведут, и тихонько засмеялась. – Мне кажется, я должна обратить ваше внимание, что наша беседа становится совершенно неприличной. – Она произнесла эти слова без смущения и с легким сердцем, что вполне соответствовало ее настроению. Хелен прекрасно отдавала себе отчет в том, что сложившаяся ситуация выглядит в высшей степени неприличной, и тем не менее она казалась ей совершенно естественной и доставляла очевидное удовольствие.
С тихим вздохом Хелен пошевелилась, уютно устроившись рядом с ним.
Мартин стиснул зубы, стараясь не реагировать. Тихий смех, который он назвал бы смехом сирены, сорвался с ее губ.
– Я вдруг подумала, что ускользнула из рук одного фата, чтобы провести ночь в объятиях самого знаменитого ловеласа, которого когда-либо рождал Лондон. Возможно, из всего этого следует какая-нибудь мораль. – Она снова засмеялась и, к глубочайшему изумлению Мартина, заснула невинным сном младенца.
Мартин лежал неподвижно, глядя на грубые потолочные балки у себя над головой. Признание в том, что ей знакомы нравы повес и их забавы, показалось ему очень странным. Странным и интригующим. Прежде чем его воображение, так и рвавшееся на волю, завело его слишком далеко, Мартин решил отложить обдумывание этого странного заявления до лучших времен.
Он сосредоточил все свои усилия на том, чтобы заснуть. Сначала он попытался сделать вид, что никакой женщины рядом нет. Это оказалось невыполнимым. Потом попробовал думать о своей бывшей любовнице, мулатке Эрике. Это тоже не сработало. Каким-то непонятным образом темные кудри Эрики и ее кофейного цвета кожа обернулись золотыми локонами и соблазнительными изгибами белого тела. Вместо маленькой с темными сосками груди Эрики перед глазами Мартина возникли более полные белые груди с едва различимыми розоватыми ореолами вокруг сосков. Его опытному глазу ничего не стоило дорисовать то, что скрывало шелковое платье, и этот образ стал настоящей пыткой для его сознания. В конце концов, поклявшись во что бы то ни стало узнать имя прекрасной Юноны и уложить ее в постель, как только она будет возвращена в свой дом и больше не будет находиться под его опекой, Мартин заставил себя не думать ни о чем.
