вают разрешения у хозяев, а иногда после разгово-

ра С аккуратностью оставляют монеты на телефон-

ном столике. В некоторых квартирах есть два теле-

фона: один для хозяев, тщательно спрятанный в

спальне, а другой — самый настоящий телефон-ав-

томат в коридоре — для гостей. Показательно, что

ввел эту моду отнюдь не бедный человек: миллио-

нер Поль Гетти, а затем она привилась. Конечно, не

все англичане такие, и я множество раз был тронут

проявлением их душевной щедрости. Шофер лондон-

СКОГО такси, узнавший меня, отказался взять деньги

за проезд. «Вы тоже пишете стихи?» — спросил я.

«Нет, я сам никогда ничего не писал. Но я люблю

литературу. Без искусства превращаешься в кусок

мяса. Я сейчас хожу на вечерние курсы изучения

Шекспира... Но я, наверное, брошу туда ходить...

Нас учат анализу... Но Шекспир настолько захва-

тывает меня по мере погружения в него, что я не

могу анализировать...»

Но человек становится куском мяса не только без

искусства. Когда знание искусства становится гур-

манством, это пища только для тела, а не для ду-

ши. Знание само по себе может быть и равнодуш-

ным. Самая высшая культура — это неравнодушие.

Неравнодушие к прошлому, к настоящему, к буду-

щему. Неравнодушие к тем, кого знаешь. Нерав-

нодушие к тем, кого не знаешь. Неравнодушие к

унижению человека человеком, где бы оно ни проис-

ходило.

В Лондон я приехал именно на праздник такого

неравнодушия. Это был вечер, посвященный 75-летию

со дня рождения Пабло Неруды, состоявшийся 28

сентября в Логан-холле при Лондонском универси-

тете. Вечер был организован комитетом по борьбе

за права человека в Чили, возглавляемым Джоан Ха-

ра, вдовой чилийского певца и композитора Викто-

ра Хары, замученного пиночетовцами в 1973 году.

Джоан Хара, чем-то очень похожая волевыми и од-

новременно тонкими чертами лица на Джейн Фонду,

англичанка из простой рабочей семьи. Впрочем, не

совсем из простой — ее отец был изобретатель-са-

моучка. Он участвовал в конструировании первой анг-

лийской пишмашинки. Джоан была весьма далека от

политики, училась в балетной школе. Попав в гаст-

рольную группу, совершавшую турне по всему миру,

она вышла замуж за танцора, ставшего впоследст-

вии хореографом Чилийского национального театра

оперы и балета. После турне они поехали в Чили,

где у Джоан родилась ее первая дочь. Джоан в со-

вершенстве изучила испанский язык, полюбила на-

род Чили, его обычаи, жизнелюбивый характер, его

искусство и природу. Джоан считала, что она и ее

родители живут небогато, по английским понятиям

даже бедно. Но только в Чили она столкнулась ли-

цом к лицу с пониманием того, что такое настоящая

бедность, голод, увидев, как живут многие чилий-

ские крестьяне. Увидев голод, левеешь поневоле. Ес-

ли, конечно, у души есть глаза. Виктор Хара был

учеником Джоан в школе искусства, где она пре-

подавала. Джоан была старше его, и он был для

нее какое-то время одним из многих. Ей показалось,

что он ее любит, но она не хотела этого замечать.

Но день ото дня они все более сближались, и по-

степенно Виктор стал для нее самым близким дру-

гом. Она поняла, что тоже любит его, и приняла ре-

шение, нелегкое для замужней женщины и матери.

Она развелась, вышла замуж за него, и у них ро-

дилась дочь. Я задаю Джоан вопрос, сам смущаясь

его банальностью:

— За что вы полюбили Виктора?

Чувствую стыд за свой вопрос. Но такая прокля-

тая наша профессия. Невозможно домысливать все

самому. Иногда приходится мучить людей.

Джоан принадлежит к тем людям, для которых

отвечать нелегко, потому что они отвечают только

правду. А сформулировать правду так, чтобы в нее

не вкралось никакое ретроспективное приукрашива-

ние или искажение, не так просто, Джоан ду-

мает.

— Мужчины очень часто, даже любя женщину,

стараются подчинить ее своей воле. Им нравится,

чтобы женщина была тенью рядом с ним, лишают

ее личности. А когда в женщине исчезает личность,

мужчины перестают их любить и даже спрашивают

себя: за что я ее полюбил когда-то? Виктор был не

такой. С ним я впервые ощутила себя сама собой.

Он никогда меня не старался подчинить, а я не ста-

ралась подчинить его. Он меня многому научил в

жизни, но никогда ничего не навязывал. Когда мы

были вместе, это была свобода...

Я задаю вопрос еще более мучительный и для

меня самого, и для Джоан.

Но кто может лучше, чем она, дать ответ на этот

вопрос?

— Скажите, а его последний день действительно

был таким, как об этом поют в песнях?

Есть разные вдовы знаменитых людей. Некото-

рые из них рассказывают уже не саму реальность, а

легенды, которые, возможно, кажутся им реальны-

ми. По Джоан не из таких вдов.

— Последний раз я видела Виктора в день пере-

ворота. Он быстро позавтракал и ушел — торопил-

ся в радиостудию. После Виктора арестовали и

увезли на стадион. Там он пробыл два дня. За ним

пришли и увели его вниз, в подсобные помещения

стадиона, превращенные в камеры пыток. Оттуда до-

носились крики — может быть, и его тоже. Но пино-

четовцы не любят свидетелей. Ни один человек ни-

когда не говорил мне, что он видел собственными

глазами, как Виктору отрубали руки. Возможно, это

только легенда. Но в этой легенде нет лжи. Так

могло быть. Тело Виктора бесследно исчезло, и я не

смогла даже похоронить его...

В глазах Джоан нет слез, и слова просты и

страшны.

— Вы только после смерти Виктора стали зани-

маться политикой?

— Мне казалось, что политика — это всегда

болтовня, под которой скрывается карьеризм, и боль-

ше ничего. Но Альенде был другим. За это его и

убили. Он был единственным политиком и одновре-

менно честнейшим человеком из всех, которых я зна-

ла. Во время предвыборной кампании Виктор и я

помогали Альенде, устраивали концерты, хотя толь-

ко однажды нам пришлось пожать его руку. Не ду-

маю, что я занимаюсь политикой сейчас. То, что я

делаю, — это простые человеческие поступки. Мне

кажется, никто не может быть равнодушным к то-

му, что случилось в Чили. Я работаю в этом коми-

тете не потому, что Виктор убит. Если бы он остал-

ся жив, я делала бы то же самое...

Бессовестных народов нет. Совесть рассыпана в

каждом народе по многим людям. Но совесть нуж-

дается в концентрированном личностном воплоще-

нии. Вот почему эта женщина так напоминает мне

Джейн Фонду. Как Джейн Фонда воплотила в себе

гражданскую совесть прогрессивной Америки во

время войны во Вьетнаме, так и Джоан Хара во-

площает в себе совесть Англии в трагедии чилий-

ского народа.

Руководитель организации «Солидарность с Чили»

Майкл Гэйтхауз тоже когда-то был далек от поли-

тики. Он работал служащим вычислительных уста-

новок в Англии, неплохо зарабатывал. Но душа

тосковала по смыслу жизни, поднимающему челове-

ка над ежедневным однообразием. Поиски смысла

жизни замерцали загадочными искрами на далеких

чилийских берегах, когда к власти пришло правитель-

ство Альенде. Прочитав в английских газетах, что

многие иностранные специалисты бегут из Чили, как

крысы с тонущего корабля, Майкл поехал туда ра-

ботать для нового правительства. Он хотел понять не

по книгам, а по собственному опыту, что такое со-

циализм. Но вместе с молодым социализмом он уви-