продукты от народа, чтобы потом кричать о голоде.
Альенде узнал в толпе жену заместителя редактора
газеты «Эль Меркурио», с горькой усмешкой скольз-
нув взглядом по ироническому сочетанию бриллиантов
на ее холеных, не знающих кухонного ножа руках и
скромного клеенчатого передника домохозяйки, на-
детого специально для демонстрации. Эта женщина
когда-то училась в школе вместе с женой президен-
та — Ортензией. Встретившись с ней недавно в цве-
точном магазине, она отвела ее в сторону и сердоболь-
но спросила, якобы по старой дружбе: «Скажи, это
правда?» — «Что — правда?» — сухо переспросила Ор-
тензия. «Ну, что у Сальвадора не все в порядке с го-
ловой? Говорят, он страшно переутомляется... По-моему,
ему надо подать в отставку... Сам по себе он, конечно,
честный человек, но его запутали красные, — со
сладкой ядовитостью щебетала бывшая школьная
подруга. — А,правда ли, что он привез из Москвы
галоши и ходит в них? — «Да... — сказала Ортен-
зия. — А еще он привез оттуда сибирскую меховую
шапку, в которую зашит коротковолновый передат-
чик, и инструкции Кремля поступают ему прямо в
голову... Поэтому у него с головой не все в порядке...
Предложи твоему мужу тему для статьи!»
Но Альенде видел в рядах демонстрантов не толь-
ко таких женщин, как жена заместителя редактора
«Эль Меркурио». Рядом с бедрастыми лицемерными
голодающими все-таки шли женщины и победнее:
жены мелких служащих, секретарши, телефонистки,
1 Что-нибудь поесть! Что нибудь поесть! (исп.).
продавщицы. У некоторых на руках были дети, раз-
махивающие ложками и, наверное, думающие, что они
попали на праздник. Их матерей обманули, внушив,
что все беды исходят от него, президента, который
в действительности делал для них все, что мог.
Но он мог не все. С террасы роскошного отеля
«Каррера», где был бассейн, дамы в бикини и джентль-
мены в плавках, посасывая сквозь соломинки «Хай-
бол» и «Том Коллинз», созерцали демонстрацию как
некое дополнительное шоу в туристической програм-
ме. Альенде знал, что там были не только туристы,
но и те, кто дергал за невидимые ниточки идущих
сейчас по площади женщин.
— Может быть, немножко еще попозируем? —
вкрадчиво раздалось за спиной президента.
Альенде тяжело вздохнул. Он совсем забыл, что
в его кабинете европейский художник. Он был именно
европейский, потому что никто точно не знал, какой
он национальности, и, по слухам, у него было не-
сколько паспортов. Доподлинно было известно только
то, что его счет был в банке княжества Лихтенштейн.
После месячного преследования президента через
всякие комитеты, искусного попадания ему на глаза
во время официальных визитов, бомбардировки ката-
логами своих выставок и письмами, в которых гово-
рилось, что только ради портрета он и приехал в
Чили, художник все-таки прорвался к нему с хол-
стом и палитрой «только на часок». «Вы работайте,
работайте, — разрешил художник. — Меня можете
даже не замечать».
Но президент его все-таки заметил, разглядел.
Президенту очень не понравилось то, как художник
с бесцеремонностью обнаглевшего камердинера заста-
вил его вместо обычной фланелевой клетчатой курт-
ки надеть фрак да еще напялить президентскую лен-
ту. Не понравилось ему и то, как был одет сам худож-
ник: башмаки на слишком высоких, почти женских,
каблуках — пародия на греческие котурны, и ком-
мивояжерский тергалевый костюмчик с блудливой
искоркой. Не понравилось ему и лицо художника —
неопределенное, размазанно-скопческое, с деловито
бегающими черными глазками, с недоразвитым ост-
реньким носиком и немужским, срезанным подбород-
ком, который не спасала попытка удлинить его бород-
кой-эспаньолкой. Не понравилась президенту манера
художника театрально отбегать после очередных маз-
ков и заодно выпрашивательно восхищаться патагон-
ской народной вышивкой, висевшей на стене каби-
нета.
— Возьмите ее себе, — утомленно прикрыв глаза,
сказал Альенде.
Художник, рассыпаясь в благодарностях, привыч-
ными пальцами, как фокусник, сдернул вышивку со
стены и скатал ее в трубку.
— Еще несколько мазочков, и все... Ну, вот и
готово. Я понимаю, как вы заняты, и поэтому нари-
совал портрет всего за... — Художник поднял белую
манжету с безвкусной золотой запонкой, изображав-
шей какого-то восточного дракона, и взглянул на
свой «Роллекс». — Джину Лоллобриджиду я нарисо-
вал за пятьдесят две минуты, а вас всего за сорок
четыре. Хотите взглянуть?
Альенде первым делом стянул сдавившую его пре-
зидентскую ленту, фрак, надел фланелевую куртку и
подошел к портрету, которым художник, как зеркалом,
искусно ловил наиболее выгодное освещение. На порт-
рете был совсем чужой Президенту человек, самодо-
вольно глядевший в так называемые вдохновляющие
дали. Голубизна президентской ленты ловконько пе-
рекликалась с безоблачным лазурным небом над
головой. З.а плечами с театральным величием синели
горы, должные изображать Кордильеры. Художник
то так, то этак поворачивал портрет, что-то заиски-
вающе болтал, и был миг, когда августовское солнце
сильным лучом плеснуло сквозь прикрытые шторы
на холст, смыв портрет своим сиянием.
Альенде сразу стало легче, когда его фальшивый
двойник исчез, но руки фокусника вертанули портрет,
обманув солнце, и помпезная, неприятная президенту
фигура его двойника фатально воскресла на холсте.
Альенде тоскливо подумал: а вдруг этот иллюзионист
никогда не уйдет из его кабинета и будет малевать
каждый день фальшивых двойников президента, не
давая настоящему президенту работать?
— Фон я еще проработаю, — бодро сказал худож-
ник. — Но вас, мне кажется, я схватил...
У Альенде чуть не вырвалось ироническое: «За
глотку...», но он вовремя сдержался и, пытаясь сде-
лать все, чтобы художник испарился, сгинул, пробор-
мотал:
— Весьма благодарен. Польщен.
На что немедля получил до отвращения липкое!
— Нет, это я вам благодарен.
Альенде в тихом отчаянии предложил:
— Может быть, вам еще что-нибудь нравится
в моем кабинете? Скажем, вот это? — Он поспешно
снял со стола маленький мраморный бюст Сократа,
придавливающий информацию с грифом «Секретно»,—
кажется, этот великий грек был единственным, что
осталось в кабинете от предыдущего президента, —
и протянул художнику.
Художник торопливо, как будто боясь, что у него
отнимут подарок, сунул Сократа в карман, так что
оттуда торчали лишь мраморные кудри философа,
одной рукой заграбастал патагонскую вышивку, дру-
гой снял портрет с мольберта.
— Я никому не доверяю держать свежие полотна.
Однажды мне чуть не смазали шведского короля, —
и, непрерывно прощаясь, удалился задом, открыв
дверь с помощью своего женского каблука. Голова,
застрявшая в щели двери, извинительно попросила:
— Можно, чтобы кто-нибудь помог с мольбертом
и красками?
— Конечно, конечно... — уже заметно нервничая,
заверил Альенде и учтиво, но твердо закрыл дверь,
едва не прищемив голову гостя.
Затем он сел за стол, нажал на кнопку. Вошел
помощник — милый, скромный человек без особых
примет, за исключением пиджака, отдувавшегося под
мышками от двух револьверов.
Альенде показал ему на остатки творчества евро-
пейского иллюзиониста:
— Уберите это... Если можно, то скорей... —
