– Вы недооцениваете Майкла. В любом отношении вы ставите его ниже, чем он заслуживает. Он для этого не годится. И если вы уедете, ничего не сказав о своих планах, он не из тех, кто станет крутиться вокруг дома и исполнять предписанную роль. Если он подчинится, как вы думаете, чего может захотеть его мужская сущность? А если он действительно захочет этого – со мной, разумеется, – как, вы думаете, поступлю я? Роуан, вы ведете себя с нами так, будто мы пешки, которых вы двигаете по шахматной доске. Но вы ошибаетесь.
Роуан ничего не ответила. Помолчав немного, она улыбнулась.
– Знаешь, Мона, я с удовольствием взяла бы тебя с собой. Мне хочется, чтобы ты поехала.
– Я согласна! Возьмите меня вместе с Майклом! Поедем втроем.
– Семья никогда не простит такого предательства с моей стороны, – сказала Роуан. – И я не могу поступить так с тобой.
– Это безумие, Роуан. Зачем мы вообще затеяли этот разговор? Почему вы спрашиваете меня, что я думаю обо всем происходящем?
– Тому есть множество причин, Мона. Как и тому, что ты должна остаться здесь, с Майклом.
– А что будет, если мы переспим с ним?
– А это как тебе захочется.
– Замечательно! Бросить мужа и ожидать, что я утешу его, но не позволить.
Роуан рассеянно вынула из пачки сигарету, затем остановилась, точно как в прошлый раз, тихо вздохнула и сунула сигарету снова в пачку.
– Мне безразлично, можете курить, – сказала Мона. – Сама не курю – хватает ума, но…
– Очень скоро твоему безразличию придет конец.
– Что вы имеете в виду?
– Разве ты не знаешь? Мона была ошеломлена.
– Вы говорите?.. О боже, я должна была знать.
Она села на место. Ведь у нее постоянно случались пропуски в прошлом. Она всегда консультировалась по телефону со своим гинекологом.
– А что, если на этот раз получилось?
– И обычный пропуск здесь ни при чем, – сказала Роуан. – Это ребенок Юрия?
– Нет, – ответила Мона, – это невозможно. Сэр Галахад[11] был очень осторожен. Я хочу сказать, это абсолютно невозможно.
– Это ребенок Майкла.
– Да. Вы уверены, что я беременна? Я хочу сказать, что прошел всего месяц и…
– Да, – ответила Роуан. – Врач и ведьма видят одно и то же.
– Значит, может родиться Талтос, – сказала Мона.
– Хочешь найти причину, чтобы избавиться от него?
– Нет, ничего подобного. Ничто на земле не заставит меня от него избавиться.
– Ты уверена?
– Насколько я должна быть уверена? – спросила Мона. – Роуан, у нас католическая семья. Мы не убиваем детей в утробе. И я не собираюсь убивать своего ребенка – независимо от того, кем был его отец. А если им был Майкл, то у всех будет еще больше причин радоваться, потому что Майкл – член семьи! Вы действительно знаете нас недостаточно хорошо, Роуан. Вы не представляете этого даже теперь. Это ребенок Майкла… Если он действительно уже существует, то это…
– Пожалуйста, закончи свою мысль.
– А почему бы вам не закончить ее за меня?
– Нет, мне хотелось бы услышать твое мнение.
– Если это ребенок Майкла, он станет отцом следующего поколения, которое унаследует этот дом.
– Да.
– А если родится девочка, я смогу назначить ее наследницей легата. Вы с Майклом могли бы стать ее крестными, и мы сможем вместе стоять у купели во время крещения. А главное, у Майкла будет ребенок, а я обрету отца, которого хотела бы для этого ребенка, всеми любимого и почитаемого.
– Я знала, что ты нарисуешь более колоритную картину, чем смогла бы сделать я, – мягко сказала Роуан с печалью в голосе. – Но ты превзошла все мои ожидания. И совершенно права. В этой семье до сих пор существуют тайны, которые мне еще только предстоит постичь.
– В церкви Святого Альфонса крестили Стеллу, Анту и Дейрдре. И я думаю… думаю, что там и вас крестили тоже.
– Об этом мне никогда не рассказывали.
– Мне кажется, я слышала об этом. По-моему, именно так и было.
– Похоже, что ты не решишься избавиться от ребенка.
– Должно быть, вы шутите?! Я хочу иметь собственного ребенка, поймите. Любого! Я собираюсь стать настолько богатой, что смогу купить все, что только пожелаю во всем мире. Но ничто не сможет заменить родное дитя. Я могу осуществить это желание только одним способом. Ох, если бы вы лучше знали нашу семью, если бы не провели всю жизнь в Калифорнии, то поняли бы, что в этом нет вопроса, если только, конечно… Но даже и в таком случае…
– Даже в таком случае?
– Давайте будем беспокоиться об этом в свое время. Должны быть какие-то указания, мелкие признаки, если ребенок будет иметь отклонения от нормы.
– Возможно, ты права, а может быть, и нет. Когда я носила Лэшера, до определенного момента не было никаких признаков.
Моне хотелось ответить, сказать что-нибудь, но она слишком погрузилась в собственные размышления. Ее ребенок… Никто не посмеет командовать ею. Ее ребенок вырастет и станет взрослым, несмотря ни на что. Ее собственное дитя… Внезапно настроение ее переменилось – она не столько воображала, сколько видела все, что с нею произойдет. Она видела колыбель. Она видела маленького настоящего, живого ребенка, себя с изумрудным ожерельем в руках и то, как она надевает ожерелье вокруг шейки малыша.
– А что по поводу Юрия? – спросила Роуан. – Поймет ли он все это?
Моне хотелось ответить утвердительно. Но правда состояла в том, что этого она не знала. Мона глубоко задумалась. Ей вспомнился Юрий: то, как сидел на краю кровати в ту последнюю ночь, и его слова: «Существует масса очень важных причин, почему ты должна выйти замуж за человека из своей семьи». Не хотелось думать, что ей уже исполнилось тринадцать и она оказалась в тупике. Внезапно Мона осознала, что мнение Юрия о ребенке было самой меньшей из одолевавших ее забот, самой последней.
Почему ей до сих пор неизвестно, как пытались убить Юрия? Она даже не спросила, был ли он ранен.
– Была предпринята попытка застрелить его, – сказала Роуан, – но она оказалась неудачной. Покушавшийся был убит тем самым человеком, который и помешал ему выполнить задуманное. Его тело будет найти непросто. Так или иначе, мы не станем даже искать. У нас совсем другой план.
– Послушайте, Роуан, каков бы ни был ваш план, вы должны посвятить в него Майкла. Вы не можете уехать, не рассказав ему обо всем.
– Я понимаю.
– Почему вы не боитесь, что эти негодяи убьют вас обоих – и вас и Юрия?
– Я располагаю тайным оружием, которое принадлежит только мне. Юрий знает все об Обители. Думаю, мне удастся попасть туда. Я смогу поговорить с одним из старейших членов, с кем-нибудь из наиболее порядочных и уважаемых. Возможно, мне потребуется не более пятнадцати минут, чтобы выяснить, участвуют ли в заговоре все служители ордена или лишь небольшая группа.
– Но только не один человек, Роуан. Слишком много людей погибло.
– Ты права. Трое из их агентов тоже мертвы. Но это может быть очень небольшая группа внутри ордена или вообще люди со стороны, но имеющие с ним связи.
– Вы думаете, что сможете поймать самих этих негодяев?
– Да.
– Используйте меня как приманку!
– И ребенка внутри тебя – тоже? Если это ребенок Майкла…
– Это его ребенок.
– В таком случае они захотят получить скорее его, чем тебя. Послушай, я не собираюсь строить догадки. Мне нестерпима сама мысль о том, что кто-то использует способности ведьм в своих интересах, что эти женщины становятся жертвами новых поколений сумасшедших ученых. Я натерпелась достаточно от этих чудовищ. Единственное, чего я хочу, – покончить с этим. Но вы не можете поехать – ни ты, ни Майкл. Вы должны оставаться здесь.
Роуан оттянула назад рукав черного шелкового жакета и взглянула на маленькие золотые часы. Мона никогда не видела у нее этих часов. Возможно, и их купила Беатрис. Удивительно изящные, они были похожи на те, которые носили женщины в те времена, когда Беатрис была еще девочкой.
