Внутри ниша-палатка выглядела почти прелестно. Горела масляная лампа, и он почувствовал ее запах и увидел закопченный стеклянный абажур. Здесь стояла большая кровать, накрытая стегаными одеялами и покрывалами.
Внезапно на доктора хлынули печальные воспоминания. Он вспомнил собственную бабушку, умершую много лет тому назад, и кровати, столь похожие на эту, покрытые такими тяжелыми одеялами, что под ними невозможно было шевельнуть и пальцем, и как тепло было в постели холодными утрами в Кэрьере, штат Миссисипи.
Он поднял длинные тонкие занавески и слегка опустил голову, как только оказался под крышей фронтона. Стены были обшиты кипарисовыми досками, темно-коричневыми, чистыми. Нигде не было видно ни одного следа протечки. Залитое потоками дождя окно пропускало тусклый свет.
Рыжеволосая девушка удобно расположилась на постели – полусонная, с запавшими глазами и ужасными темными кругами под ними, с растрескавшимися губами. Дышала она с очевидным усилием.
– Эту молодую женщину надо срочно поместить в больницу.
– Она просто измучена, доктор. С вами было бы точно так же, – возразила Мэри-Джейн, как всегда скорая на ответ. – Почему бы вам побыстрее не покончить с этим? Тогда она смогла бы отдохнуть.
По крайней мере, постель была чистая в отличие от временного приспособления, заменившего малышу колыбель. Девушка уютно лежала между свежими простынями – в красивой белой рубашке, отороченной старомодным кружевом, с маленькими перламутровыми пуговками. Ее волосы, разметавшиеся по подушке, были самыми ярко-рыжими, какие он когда-либо видел, – длинные и густые. Малыш когда-нибудь может стать таким же рыжеволосым, но пока что его волосенки были немного светлее.
Что касается ребенка, то он, слава богу, наконец начал производить какие-то звуки в своем ящике для льда. Доктора уже начало беспокоить его молчание. Бабушка Мэйфейр подхватила его на руки, и, судя по тому, как она подняла младенца, можно было сказать, что он попал к опытной няньке, хотя кто мог бы подумать, что женщина в ее возрасте способна справиться с каким-либо серьезным делом. Что ж, пора осмотреть девочку, лежащую в постели. Она даже моложе Мэри-Джейн!
Он подошел ближе, не без усилий опустился на колени – другого выхода не было – и положил руку на лоб юной матери. Глаза ее медленно открылись, поразив его своим глубоким зеленым цветом. Она сама была ребенком, и невозможно было представить, что она только что родила младенца!
– С тобой все в порядке, милая? – спросил он.
– Да, доктор, – ответила она бодрым, ясным голосом. – Будьте так любезны, оформите все необходимые бумаги на моего ребенка, пожалуйста.
– Ты прекрасно знаешь, что должна была…
– Доктор, но ребенок уже родился! – Теперь она уже полностью проснулась. – У меня прекратилось кровотечение. Я никуда не собираюсь отсюда уходить. Как вы можете убедиться, я в полном порядке и чувствую себя лучше, чем сама ожидала.
Кожа у нее под ногтями была чистая и розовая. Пульс был нормальный. Груди – полные, налитые. А возле кровати стоял большой кувшин с молоком, наполовину опустошенный. Что же, это было для нее полезно.
Интеллигентная девушка, уверенная в себе и хорошо воспитанная, подумал он, и не из деревни.
– Вы, обе, оставьте теперь нас наедине, – велел он Мэри-Джейн и старухе, маячившим прямо у него за плечами, как два гигантских ангела. – Выйдите отсюда, чтобы я смог осмотреть девочку и убедиться, что у нее нет кровотечения.
Малыш слегка хныкал, словно только что понял, что остался жив, и был не вполне уверен в том, что ему это нравится.
– Доктор, я сама позабочусь об этой малышке, – мягко возразила бабушка. – Как вы могли подумать, что я позволила бы ей лежать здесь, если бы открылось кровотечение?
И она удалилась, подбрасывая малышана руках – слишком энергично для новорожденного, как показалось доктору.
Он ожидал, что маленькая мать тоже взволнуется, увидев это, но та осталась невозмутимой.
Ему пришлось самому держать масляный светильник в процессе осмотра, чтобы убедиться, что с роженицей все в порядке. Вряд ли это можно было считать тщательным осмотром.
Юная мать села, опираясь на подушки. Рыжие волосы в беспорядке разметались вокруг белокожего лица. Доктор откинул толстый слой покрывал. Все чисто и превосходно выглядит – он не мог их ни в чем упрекнуть. Она была просто безукоризненна, словно ее искупали в ванне, хотя в этих условиях такое едва ли было возможно, и они подложили под нее слой белых полотенец. Вряд ли теперь следовало опасаться каких-либо выделений. Она была матерью, это точно. После родов осталось множество кровоизлияний, однако белая рубашка была в безукоризненном состоянии.
Почему же, скажите бога ради, они не вымыли маленького так же, как мать? Или им не захотелось играть в куклы и сменить малышу пеленки?
– Теперь просто ляг на спину, милая, – сказал он матери. – Ребенок не порвал тебя, как вижу, но разрывы чертовски облегчили бы тебе роды. Не думаешь ли, что в следующий раз лучше обратиться в больницу?
– Конечно. А почему бы и нет? – сказала она сонным голосом, после чего слегка рассмеялась. – Со мной все будет в порядке.
Все как полагается настоящей леди. Она уже никогда не будет ребенком, подумал он, хотя она такая тоненькая, хрупкая. А что будет, когда история пойдет гулять по городу. Хотя сам он не собирался ни словом обмолвиться об этом даже Эйлин.
– Ведь я говорила вам, что у нее все в порядке, не так ли? – спросила бабушка, отодвигая в сторону занавеску.
Ребенок тихонько плакал, уткнувшись ей в плечо. Мать даже не взглянула на него ни разу.
«Вероятно, на сегодня ей этого достаточно, – подумал доктор. – Пусть отдыхает, пока это возможно».
– Ладно, все в порядке. – Доктор опустил одеяло. – Но если откроется кровотечение, поднимется температура, засовывайте ее в этот свой лимузин и везите прямо в больницу, в Наполеонвилль.
– Конечно, доктор Джек, мы рады, что вы зашли к нам. Мэри-Джейн взяла его за руку и повела прочь из крохотного закутка, подальше от кровати.
– Благодарю вас, доктор, – вежливо произнесла рыжеволосая девочка. – Пожалуйста, напишите все, что положено. Дату рождения и прочее… И пусть они подпишутся как свидетельницы.
– Вот деревянный стол, чтобы вы могли написать все прямо здесь. – Мэри-Джейн указала на крохотный самодельный столик из двух сосновых досок, лежавших на двух столбиках – старых деревянных ящиках из-под бутылок колы.
Давно он не видел подобных ящиков. Их использовали обычно для хранения маленьких бутылочек, стоивших всего пять центов. Мэри-Джейн рассчитывала, возможно, продать их на блошином рынке какому-нибудь коллекционеру. Множество вещей, разбросанных здесь повсюду, она могла бы продать. Он разглядел на стене, прямо у себя над головой, старинный газовый рожок.
Доктор чуть не сломал спину, согнувшись почти пополам, чтобы устроиться за таким столом, но на это жаловаться не стоило. Он вытащил авторучку. Мэри-Джейн потянулась и подтащила висящую над ним голую лампочку.
Откуда-то снизу вновь послышался тот же странный звук: кликети-кликети-кликети. Затем что-то зажужжало. Знакомые шумы.
– Что это за звук? – спросил он. – Теперь давай заполним документ. Имя матери, пожалуйста?
– Мона Мэйфейр.
– Имя отца?
– Майкл Карри.
– Зарегистрированные супруги?
– Нет. Пропустите эту графу, ладно? Доктор покачал головой.
– Родился прошлой ночью, говоришь?
– Через десять минут после двух этим утром. Роды приняли Долли-Джин Мэйфейр и Мэри-Джейн Мэйфейр. Фонтевро. Вы знаете, как это пишется?
Он кивнул.
– Имя мальчика?
– Это девочка. Морриган Мэйфейр.
– Морриган? Никогда не слышал о таком имени. Морриган… Это имя святой – Морриган?
– Произнеси имя ему по буквам, Мэри-Джейн, – попросила Мона. Голос ее, доносившийся из ниши, был очень тихим. – С двумя «р», доктор.
– Я умею писать, милая. – В подтверждение своих слов он громко произнес имя по буквам, отчетливо произнося каждую.