— Что вы натворили? — набросился он на жену и на дочь,

— Как ты в письме велел, так мы и сделали.

— Что же я вам в письме велел?

— Погляди-ка вот сам.

Как увидел Марку Богатей письмо да еще и подпись свою, пронзил его страх до мозга костей: никак и впрямь суждено этому парню на его добро руку наложить. И опять стал Марку Богатей думать, как бы поступить, чтобы зятя своего со свету сжить. Наконец, осенила его удачная мысль: послать юношу на тот свет к покойной матери за перстнем с печаткой боярской. Наутро позвал он к себе зятя и сказал ему голосом тихим, но полным угрозы:

— Потерял я печать свою боярскую, а другой у меня нет и никто сделать ее не может. Пока я ее имел, мне и в голову не пришло снять хотя бы слепок. Ну, да на наше счастье есть еще одна такая печать.

— Где, батюшка?

— На том свете. Матушка моя, значит, твоя бабушка, носит на пальце золотой перстень с печаткой рода нашего. Ступай к ней и забери перстень. Да помни, коли вернешься с пустыми руками, быть твоей голове там, где сейчас ноги.

Взял себе парень еду на дорогу, денег немного и пустился в путь с верой и надеждой вернуться обратно, добыв перстень с боярской печаткой. Долго ли, коротко ли он шел, а прошел хороший кусок пути, пока однажды в полдень добрался до какого-то пруда. Чем ближе он к пруду подходил, тем явственнее слышал странные звуки: будто кто-то что-то бормочет и хлебает впустую.

— Добрый человек, подойди ко мне, — донесся вдруг до него голос с самой середины пруда.

Присмотрелся путник и окаменел от ужаса. По воде плыл человек с обгоревшими от жажды губами и никак не мог наклониться, воды напиться.

— Что с тобой приключилось? — спросил его юноша.

— Тяжкое проклятие пало на мою голову. А ты, куда путь держишь?

— Иду на тот свет, взять у бабушки перстень с печаткой.

— Раз уж ты туда идешь, спроси и обо мне: долго ли мне еще так мучиться?

— Ладно, коли доберусь туда и о тебе не забуду.

Пошел зять Марку Богатея дальше, шел он, шел и наткнулся на два бочонка. Из одного вино через край лилось, а второй был совершенно пуст, даже клепки рассохлись. Глянул парень и подумал: «Кто это таких дел понаделал, в один бочонок столько вина налил, что через край льется, а другой рассыхается на солнце?» Поднял он полный бочонок, перевернул кверху дном над пустым, трясет, трясет, а ни капли вина в пустой бочонок не льется.

«Тьфу, напасть, это еще что за штука такая?» — подумал юноша и пошел своей дорогой. Шел он, шел без устали, пока дошел до какого-то овражка. Овражек, как овражек, да только на самом его дне лежит себе поп на спине. И до того тот поп отощал, что казался только тенью человека: скулы выперли, глаза впали, а он все кричит хриплым голосом: «Кушать, кушать»! Всякий раз, когда он губы размыкал, вываливалась изо рта страшная змея: трепыхнется разок-другой на воле и опять в рот убирается. Подумал было юноша к попу подойти, да преградили ему дорогу злые змеи ядовитые. Напуганный виденным, путник отступил и пошел дальше своей дорогой. Вскоре вышел он на большой луг, весь усыпанный цветами. Посреди луга стоял стол, ломившийся от всяких яств и напитков, а вокруг стола сидели люди, все такие бледные и худые, что и облик человеческий утратили. Руки их были привязаны к большущим половникам, но как они, бедняги, ни изворачивались, а донести пищу до рта не могли. Страшная эта была пытка! Все от голода зубами скрипели, глаза у них горели, кругом яства прекрасные, а они ни крошки в рот взять не могут! Узнав, куда юный странник путь держит, стали они его просить:

— Сделай милость, когда дойдешь до Вельзевула Древнего, узнай у него, долго ли нам еще эту пытку терпеть: сидеть голодными перед накрытым столом?

— Ладно, не забуду и о вас расспросить, — пообещал им зять Марку Богатея и пошел своей дорогой.

Долго ли он шел, нет ли, а дошел до крепости с высокими стенами, черными, как смола. У железных ворот стоял на страже солдат с палицей на плече и саблей на боку.

— Что ты здесь караулишь при таком оружии?

— Сотни лет стою я на страже у этих ворот, все жду не дождусь смены. А ты куда путь держишь?

— Иду я на тот свет, золотой перстень искать.

— Раз так, сделай милость, спроси там и обо мне: долго ли еще придется торчать здесь?

— Ладно, спрошу.

Вскоре, дошел наш парень до замка, тоже черного как смола. Видать, тут и была канцелярия адова и место сбора чертей. Застал он там только старую чертовку. Так ей наскучило одиночество, что, как увидела парня, так и заохала:

— Ох, ох, горе мне и еще раз горе! Но, видать, есть еще у меня капелька счастья, раз удалось повидать земнородного человека.

Усадила она парня на лавку, стала расспрашивать, откуда он и по какому делу пришел из далеких далей в этот мир печали. Узнав, какая нужда его в путь погнала, старуха ему и говорит:

— Подожди здесь до полуночи, пока явится Вельзевул Древний, самый главный сатана, которому сила зло творить дана. Я уж у него расспрошу обо всем, что ты узнать хочешь.

В полночь явился Вельзевул Древний, еле ноги волоча от усталости: много он в тот день всяких бед людям натворил. Старая чертовка хорошенько спрятала земнородного, а сама прикинулась, будто захворала тяжко, повалилась на пол и так застонала, словно час последний принимала.

— Да что с тобой приключилось? — спросил Вельзевул, входя. — Может, кто обидел или хворь какая одолела?

— Захворала я от горя и досады, что ты мне все никак не принесешь перстень Марку Богатея. Тебе хоть кол на голове теши, сколько раз говорила — все в одно ухо зайдет, в другое вылетит.

— Да стоит ли из-за пустяка так горевать? Я бы прямо сейчас и отправился за перстнем, но далеко ходить, до самой Пятки адовой. Но завтра ночью непременно принесу. Хорошо, что ты мне напомнила, а то ношусь весь день-деньской, как угорелый, и все на свете забываю.

— Ох, ох, Вельзевул рогатый! Сколько уж веков я здесь горе мыкаю, а все еще не знаю, что к чему в этом царстве адовом.

— Чего это ты не знаешь?

— Сколько раз я бывала у Соленого пруда в каменном ущелье, а ты мне так ни разу и не сказал, кто тот человек, что день и ночь в воде сидит и ни капли в рот взять не может?

— На земле он был большим богатеем.

— И чего он натворил, что на такую казнь осужден?

— Жил он в достатке, в яствах и винах катался, как масло в сметане, а слуг верных ни за что ни про что порол нещадно, в холодную закрывал и целыми днями ни есть ни пить им не давал. Нынче и ему пора пришла узнать, почем фунт лиха, огня жажды изведать.

— И долго он так мучиться будет?

— Во веки веков.

— А что это за два бочонка на Желтой ниве? Из одного через край вино льется, а второй на солнце рассыхается?

— Это значит, что на земле есть бедные и богатые. У одних столько добра, что девать его некуда, а другие с хлеба на воду перебиваются, весь свой век горе мыкают.

— А почему когда кто-нибудь пробует перелить вино из полной бочки в пустую, оттуда ни капли не льется?

— Потому, что сытый голодного не разумеет, и сколько бы бедняки не взывали к богатым о помощи, ничего они не получат. Скорее толстосум из бедняка душу выколотит, чем бедняк у него копейку.

— А кто тот поп, что лежит в Полынном овраге ни жив ни мертв от голоду и все кричит: «кушать, кушать!»

— Это поп Калач, который ездил на земле на горбу бедняков, всю жизнь драл шкуру с живых и мертвых, а теперь сам испытывает, каково было тем, у кого он кусок изо рта вырывал.

— А почему у него змей во рту сидит?

— Потому что был он сквернословом и лгуном. На земле у него был не человеческий, а змеиный язык, таким он и теперь остался.

— И долго он так мучиться будет?

— Во веки веков.

— Скажи мне еще, за какие грехи так казнятся люди на Голодном лугу и умирают с голоду и жажды, сидя за столом, который ломится от яств и напитков!

— Казнятся они, так как никому в голову не приходит накормить своего ближнего, чтобы и ближний его накормил. Только тогда жизнь чего-нибудь стоит, когда люди друг другу помогают.