Когда Меррик нарушила повисшее между нами молчание, по ее словам я так и не смог понять, прочла ли она мои мысли, хотя я их, разумеется, не старался скрыть.

– Всю свою жизнь, – говорила она милым голоском, – я боялась каких-то вещей, как боится их всякий ребенок или женщина. Естественно, я лгала. Я воображала себя колдуньей и отправлялась бродить по темным улицам, чтобы наказать саму себя за сомнения. Но я знала, что такое страх. А теперь, в этой темноте, ничего не боюсь. Если бы тебе пришлось оставить меня здесь, я бы ничего не испугалась. Продолжала бы себе идти, как иду сейчас. Как мужчина, ты не можешь знать, что я имею в виду. Тебе не понять женской уязвимости. Равно как не понять того ощущения собственной силы, которое я теперь обрела.

– А я все же полагаю, что могу понять многое, – ответил я примирительным тоном. – Не забывай, я ведь был стариком, а в старости познаешь страх, неведомый молодым.

– Да, в таком случае ты, возможно, действительно понимаешь, какую настороженность женщина постоянно носит в своем сердце. Тогда ты действительно знаешь, какая именно сила теперь во мне расцвела.

Я обнял ее, нежно повернул к себе и поцеловал, почувствовав губами неестественно холодную кожу. Аромат ее духов показался мне сейчас каким-то чужим, принадлежащим другому существу, хотя он был по-прежнему сладостен. Его обильно источали длинные пряди темных волос, в которые я с любовью запустил обе руки.

– Знай, я люблю тебя.

В моем признании, однако, отчетливо звучали нотки раскаяния и мольбы о прощении.

– Неужели ты не понимаешь, что отныне я останусь с тобою навсегда? – возмутилась она. – Почему кому-то из нас обязательно нужно порывать с другими?

– Так случается. Со временем так случается, – ответил я. – Не спрашивай меня почему.

Мы медленно направились к владениям Меррик.

Она вошла одна, велев мне терпеливо ждать, и появилась снова, держа в руках старый, уже знакомый мне гобеленовый чемодан. Мое острое обоняние уловило едкий химический запах – странный и совершенно мне незнакомый.

Я не придал этому никакого значения, и когда мы зашагали дальше, я то ли забыл о запахе, то ли привык к нему, то ли просто перестал замечать. Мне уже претили мелкие тайны. Слишком велико было терзавшее душу горе.

Возвратившись на квартиру, мы обнаружили новые разительные перемены, произошедшие с Луи.

Тихо сидя все в той же гостиной рядом с Лестатом, он выглядел теперь таким же бледным и неподвижным, как его создатель. При взгляде на него невольно возникал вопрос: не высечен ли он из мрамора? Появись такое создание где-нибудь в ярко освещенном месте, ему пришлось бы, как минимум, обсыпать себя пеплом, чтобы не сойти за изваяние.

Глаза Луи горели еще ярче, чем прежде.

Но что случилось с его душой? Осталась ли она такой, как прежде?

Я опустился на стул. Меррик тоже. Гобеленовый чемодан она поставила на пол рядом с собой. Мы оба, не сговариваясь, решили подождать, пока Луи заговорит первым.

Наступила длинная пауза. Мы сидели все вместе и ждали, Лестат то и дело бросал взгляды на Меррик. Вполне естественно, что он тоже поддался ее очарованию.

Наконец Луи заговорил.

– Примите сердечную благодарность за то, что вернули меня к жизни. – Все та же искренность, та же знакомая тональность. Наверное, что-то осталось и от прежней робости. – Всю свою жизнь среди воскресших из мертвых я искал то, чего, как мне казалось, никогда не обрету. Больше века тому назад я отправился на поиски этого в Старый Свет. И после многих десятилетий безрезультатных скитаний оказался в Париже. – Он говорил с прежним чувством. – А искал я место, где мог бы стать частью чего-то грандиозного, гораздо более значительного, чем я сам. Я не собирался быть просто изгоем. Я хотел отыскать тех, кто примет меня в свой избранный круг, тех, рядом с кем я не буду чувствовать себя чужим. Но до сих пор я нигде не находил этого места.

Он устремил на меня пронзительный взгляд, потом перевел его на Меррик, и я увидел, как его лицо потеплело от прилива любви.

– Теперь я такой же сильный, как ты, Дэвид. Вскоре и Меррик приобретет эту силу. – Он бросил твердый взгляд на Лестата. – Теперь я почти столь же могуществен, как ты, мой благословенный Создатель. Что бы ни случилось, отныне я чувствую себя одним из вас.

Луи по давней привычке глубоко вздохнул.

– Мысли, – продолжал он, – я их слышу. Далекая музыка – я ее слышу. Прохожие на улице – я слышу их шаги. И улавливаю их аромат, такой сладостный и приятный. Я смотрю в ночь – и вижу далеко.

У меня словно гора с плеч свалилась, что я и не замедлил выразить с помощью жестов и улыбки. Я знал, что Меррик разделяет мои чувства. Ее любовь к Луи была безгранично более агрессивной и требовательной, чем та, которую она испытывала ко мне. А такую любовь невозможно было не ощутить.

Лестат, несколько ослабевший, возможно, после всего, что ему пришлось вынести, а также после долгого поста последних месяцев, лишь кивал в такт словам своего творения.

Он посмотрел на Меррик, словно сознавая, что должен выполнить еще одну задачу, да и мне самому не терпелось, чтобы дело было доведено до конца. Я знал, что тяжело будет смотреть, как Лестат обнимает Меррик. Возможно, этот обмен кровью произойдет скрыто от чужих глаз, как это было с Луи. Я уже приготовился, что сейчас меня отошлют снова прогуляться в ночи, утешаясь только собственными мыслями.

Но я чувствовал, что наша маленькая компания пока не готова разойтись. Меррик передвинулась на краешек стула, и всем стало очевидно, что она намерена обратиться ко всем сразу.

– Я должна сказать кое-что еще, – начала она, нерешительно задержав взгляд на мне, прежде чем перевести его на остальных. – Луи и Дэвид терзаются чувством вины, что я стала одной из вас. И, возможно, у тебя, Лестат, тоже имеются кое-какие вопросы. А посему вы должны выслушать меня и решить, как ко мне относиться после того, что вы узнаете. Я здесь потому, что очень давно сделала свой выбор. Много лет прошло с тех пор, как Дэвид Тальбот, наш уважаемый Верховный глава, выскользнул из теплых надежных объятий Таламаски, и меня ни в малейшей степени не утешила ложь о том, как он закончил свой земной путь. Как известно, я узнала тайну обмена телами, благодаря которому Дэвид покинул престарелое тело, любимое мной всем сердцем. Я могла и не читать тайную запись, сделанную моим другом Эроном Лайтнером, чтобы узнать, что случилось с душой Дэвида. Правда открылась мне, когда после смерти того престарелого тела, которое мы называли Дэвидом Тальботом, я летела в Лондон. Я должна была отдать последнюю дань уважения и осталась наедине с усопшим, прежде чем гроб запечатали навсегда. Едва коснувшись лежавшего в гробу тела, я поняла, что Дэвид не познал в нем смерть. С этой секунды и взыграли мои амбиции. А спустя совсем короткое время я обнаружила бумаги Эрона Лайтнера и выяснила, что Дэвид действительно стал счастливой жертвой фаустовского обмена и что нечто непростительное, по мнению Эрона, унесло из нашего мира Дэвида, обладавшего с некоторых пор новой, молодой плотью. Разумеется, я сразу поняла, что речь идет о вампирах. Совсем не обязательно было знать ходячие байки, чтобы догадаться, как Лестат в конце концов поступил с Дэвидом. В тому времени, как я закончила читать те любопытные страницы, полные эвфемизмов и недоговоренностей, я успела вспомнить старинное действенное заклинание. Я принялась колдовать, чтобы вернуть себе Дэвида Тальбота, каким бы он ни был. «Пусть он будет молодой, пусть он будет вампир, пусть он будет даже призрак, но я должна вернуть его, – твердила я себе, – вернуть его тепло и привязанность, вернуть его прежнее чувство ответственности за меня, вернуть его к любви, которую мы когда-то разделяли».

Она замолчала и, потянувшись к сумке, достала оттуда маленький сверток из ткани. В нос мне ударил все тот же едкий запах, который я никак не мог вспомнить. А Меррик тем временем развернула ткань... Внутри оказалась желтоватая и слегка заплесневелая человеческая рука.