Он слушал непрекращающиеся завывания молящихся и вновь испытывал жажду – ему хотелось гимнов и крови. Он отвернулся и направился к выходу, затем все-таки оглянулся на нее и неотчетливо, словно пьяный, произнес:

– Иди со мной, Пандора! Присоединись ко мне хотя бы на час!

Приглашение застало ее врасплох. Она задумалась. Вот уже много лет она не стремилась испытать столь изысканное наслаждение – речь ведь идет не только о крови, но о длящемся лишь несколько мгновений слиянии с другой душой. И вот теперь оказывается, что эта душа ждет ее здесь, среди тех, кто в поисках своей смерти поднялся на самую высокую гору на земле. Она представила себе стоящую перед ней задачу – найти Мариуса – и те жертвы, на которые придется ради этого пойти.

– Ну иди же, дорогая.

Она взяла его за руку и позволила вывести себя из комнаты и проводить в центр заполненного людьми зала. Яркий свет на миг ослепил ее и заставил вздрогнуть. Снова кровь! Доносящийся отовсюду запах смертных причинял мучительную боль.

Вопли верующих буквально оглушали. От топота человеческих ног, казалось, сотрясались расписанные стены и сияющий золотой потолок. Дым благовоний жег глаза. Ей вспомнились вдруг объятия Мариуса в святилище, но видение было смутным – ведь с тех пор прошла целая вечность. Азим стоял перед ней в ожидании. Она сняла с себя верхнюю одежду и наконец предстала перед ним с открытым лицом в обрамлении длинных темно-каштановых волос; простого покроя платье из черной шерсти оставляло обнаженными руки. Ее отражение возникло в тысяче пар человеческих глаз.

– Богиня Пандора! – возгласил он, откинув назад голову.

Громкие крики заглушили быструю барабанную дробь.

Неисчислимое множество рук гладило ее.

– Пандора, Пандора, Пандора! – нараспев звучало отовсюду и сливалось с другим именем: – Азим!

Перед ней танцевал молодой темнокожий мужчина, его белая шелковая рубашка взмокла от пота и прилипла к груди. В сияющих под низко нависающими темными бровями черных глазах горел вызов: «Я – твоя жертва! Богиня!» И вдруг среди оглушительного шума в мерцающем свете остались лишь его глаза, его лицо. Она заключила его в объятия, круша в нетерпении ребра, и глубоко вонзила зубы в его шею. Живой! Хлынувшая в нее кровь достигла сердца, заполнила его целиком и теплым потоком понеслась дальше, согревая холодное тело. Столь восхитительное ощущение, необыкновенная страсть, вновь обретаемое желание неподвластны памяти! Смерть потрясла ее, лишила возможности дышать, проникла в мозг. Ничего не видя вокруг себя, она застонала. И вдруг взор ее прояснился и стал необыкновенно острым. Мраморные колонны словно ожили и задышали. Она бросила тело и схватила другого – молодого, обнаженного до пояса, изможденного мужчину; сила, исходящая от этого стоящего на пороге смерти человека, сводила ее с ума.

Она насыщалась, сломав его нежную шею, и чувствовала, как увеличивается ее сердце, как кровь растекается даже по самой поверхности кожи. Прежде чем закрылись ее глаза, она успела увидеть цвет собственных рук, человеческих рук, смерть медлила, сопротивлялась и в конце концов отступила, сопровождаемая тускнеющим светом и грохотом. Жизнь!

– Пандора! Пандора! Пандора!

Господи, неужели нет справедливости, неужели не будет этому конца?

Она стояла, покачиваясь взад и вперед, а перед ней мелькали в танце настороженные и мрачные человеческие лица. Кипевшая внутри ее кровь проникала в каждую ткань, в каждую клетку плоти. Она увидела свою третью жертву – юноша буквально набросился на нее, обвивая изящными конечностями: ах, какие мягкие волосы, как нежен пушок на руках, как легки его хрупкие кости… Такое впечатление, что настоящая здесь она, а все остальные – не более чем плод воображения.

Она наполовину оторвала ему голову, пристально всмотрелась в белые кости сломанного позвоночника, а затем одним глотком выпила смерть – кровавый фонтан, яростно забивший из разорванной артерии. Но сердце, все еще бьющееся сердце – она должна увидеть его, ощутить его вкус. Перебросив тело на правую руку так, что затрещали кости, она левой рукой раздавила грудную клетку и, раздвигая ребра, проникла в горячую кровоточащую полость, чтобы вынуть из нее сердце.

Оно было живым, во всяком случае еще не умерло окончательно. Скользкое, блестящее, похожее на мокрый виноград. Она подняла его над головой и слегка сжала, позволяя живительному соку просачиваться сквозь пальцы и стекать прямо в ее открытый рот. Да, только это, во веки веков. Со всех сторон к ней бросились верующие:

– Богиня! Богиня!

Азим смотрел на нее с улыбкой. Но она не обращала на него внимания. Она пристально следила за тем, как последние капли крови покидают трепещущее сердце. Осталась лишь бесформенная масса, и она бросила ее на пол. Ее испачканные кровью руки сияли как живые. Кровь прилила к лицу, она ощущала ее теплое покалывание. На нее угрожающе хлынула волна воспоминаний, не поддающихся пониманию видений. Но она отбросила их от себя. На этот раз она не позволит себя поработить.

Она потянулась к своему черному плащу. И тут же ощутила его на своих плечах, в то время как чьи-то теплые услужливые руки накрыли теплым шерстяным капюшоном ее волосы и укутали нижнюю часть лица. Не обращая внимания на доносящиеся со всех сторон разгоряченные голоса, произносящие ее имя, она повернулась и вышла, руками и ногами расталкивая преграждавших ей путь неистовых почитателей.

Как восхитителен царящий во дворе холод! Она слегка откинула голову назад, вдыхая свежий воздух, приносимый сюда бродягой-ветром, который своими порывами еще ярче разжигал пламя костров, а затем стремительно уносил прочь горьковатый запах их дыма. Ясная луна красиво освещала видневшиеся за стенами заснеженные горные вершины.

Она остановилась, прислушиваясь к ощущению крови внутри себя, и при мысли о том, что она до сих пор способна освежить ее и придать сил, испытала чувство безумного отчаяния и изумления. Охваченная печалью, она скорбно всмотрелась в окружающую храм застывшую бесплодную пустоту, в темное небо с плывущими по нему рваными облаками. Как случилось, что кровь придала ей мужества, как случилось, что она позволила ей на миг поверить в абсолютную правильность устройства вселенной? Все это лишь результат ужасного и непростительного преступного деяния.

«Если разум не в силах отыскать смысл, то его найдут чувства. Столь жалкое и отвратительное создание, как ты, способно существовать только ради этого».

Стараясь не подпалить одежду, она приблизилась к одному из погребальных костров и протянула над ним руки, позволяя очистительному огню убрать с них последние следы крови и частички сердца. Жар пламени был ничтожен по сравнению с жаром крови в ее теле. Едва почувствовав слабейшую боль, свидетельствующую о происходящих изменениях, она отпрянула от костра и бросила взгляд на свою безупречно белую кожу.

Она должна немедленно уйти отсюда. Ее переполняли гнев и негодование. Она нужна Мариусу. «Опасность!» Вновь до нее донесся сигнал тревоги, но на этот раз он был намного сильнее – кровь сделала ее более восприимчивой. Складывалось впечатление, что сигнал исходит не из одного источника. Скорее голос принадлежал сразу многим – неясный призыв, отзвук общего знания. Ей стало страшно.

Она выбросила из головы все мысли, но навернувшиеся вдруг на глаза слезы затуманили зрение. Она осторожно подняла кверху кисти рук, только кисти. И начала взлетать. Бесшумно и стремительно, как сам ветер, и так же, как он, наверное, незаметно для смертных.

Высоко над храмом ее тело вонзилось в тонкий слой клубящегося мягкого тумана. Ее поразило обилие света. Повсюду – сияющая белизна. А ниже – зубчатые каменные пики и ослепительно сияющий ледник, спускающийся к сумеречно темнеющим лесам и долине. Беспорядочно разбросанные скопления искрящихся огней принадлежали, видимо, городкам и селениям. Она готова была вечно наблюдать эту картину. Но через несколько секунд все скрылось за колышущимся туманом облаков. И она осталась наедине со звездами.