Оскорбленная, Каролина поднялась и устремила на него холодный взгляд.

— При чем тут твое состояние? Я бы вышла за тебя тогда, когда у тебя не было ни гроша, но ты предпочел мне золото. Так ступай же, женись на своем золоте, Джек. Я больше не желаю слушать твою ложь!

И повернулась, чтобы покинуть кабинет, но Джек успел схватить ее за руку. На лице у него было написано полное отчаяние.

— Так дело в Джордже? Ты любишь его? Я сегодня же пойду к нему и объясню все, что случилось. Если вы так любите друг друга, то это недоразумение не должно встать между вами.

Каролина смотрела на него леденящим взором и отказывалась отвечать, пока он не отпустил ее запястья.

— Объясняйся с кем и как тебе угодно, если это облегчит твою совесть. Всего хорошего, Джек.

И, овеяв его шлейфом лавандового аромата, оставила посетителя ни с чем. Злое лицо Генри Торогуда, когда он вернулся, также не облегчило страданий Джека. Он понял, что навсегда потерял Каролину. Ужасающая пустота в душе заполнялась лишь внутренними стенаниями.

Несмотря на предшествующую бессонную ночь, Каролина с вечера никак не могла заснуть. Невозможно было забыть выражение глаз Джека, когда тот выслушивал ее отказ. Но разве можно было ожидать ее согласия после всего, что он натворил тогда? Чего он добивался своим нынешним предложением?

«Эми! — вдруг осенило ее. — Ему нужна мать для Эми. Ну конечно! Должно быть, я подала ему надежду, когда так необдуманно приняла девочку под свою опеку. Вместо красивых обещаний он теперь решил воспользоваться своей дочерью, чтобы уговорить меня».

Но почему-то эта мысль не казалась ей правдоподобной. Теперь Каролина была достаточно опытной, чтобы различить, когда ею пытались манипулировать. У нее не оставалось романтических иллюзий. По крайней мере Джорджу хватало ума обращаться с нею как с разумным существом, способным принимать самостоятельные решения, и не пытаться завлечь ее ни глупыми речами, ни уловками. Неужели Джек никогда так и не научится относиться к ней подобным образом?

Эти мысли еще сильнее встревожили ее. Она встала, надела халат и принялась расхаживать по комнате. В вежливой записке Джорджа Хэмптона говорилось лишь, что Джек заезжал к нему и что он все понял. Что же именно? Понял ли он, что ей сейчас, как никогда, нужно его присутствие, нужно слышать его голос, произносящий эти слова? Очевидно, нет. Зато Джек понимал это, иначе не помчался бы так поспешно к Джорджу с объяснениями. Если бы ей нужен был Джек, то он стоял бы у ее дверей через несколько минут после получения записки. Уж Джек никогда не обделял ее своим вниманием.

И даже теперь… На туалетном столике стоял новый букет с запиской, в которой рассказывалось о том, как поправляется Эми. Каролина чуть не расплакалась, увидев его. Весь день она чувствовала себя ужасно одинокой. Отец не желал с ней разговаривать. Скудное послание Джорджа не помогло. И ни одна живая душа не зашла к ним в тот день. Лишь эта записка Джека, в которой он делился своими заботами, нарушила ее одиночество.

Она просто сумасшедшая, что так думает! Через несколько дней Хэмптон будет сопровождать ее на очередном светском рауте, сплетни утихнут, и все снова пойдет своим чередом. Так к чему же делать далеко идущие выводы из букета цветов и нескольких добрых фраз? Джек всегда был щедр на знаки внимания. Это было вполне в его духе. И, увы, ничего не значило.

Но Боже всемогущий, как же она хотела, чтобы это что-нибудь значило! Значило, что она ему небезразлична, что он сделал это предложение, потому что любил ее и не хотел снова с нею разлучаться. Каролина хотела верить, что Четэм явился к ней в тот день после бала, чтобы признаться в любви и в том, что глубоко страдал все эти годы вдали от нее, страдал так же, как до сих пор страдала она сама.

Наконец, в рыданиях бросившись на постель, Каролина забылась сном. Лишь в сновидениях она могла верить, что эти теплые серые глаза и жадные ласки загорелых рук — не эгоизм, а нечто иное.

Дни бежали, как весенняя капель за окном. Бланш видела, что сестра постепенно приходит в себя. Так же было и тогда, в ее первый сезон. Только тогда Каролина по крайней мере продолжала посещать светские сборища, хотя и щетинилась при этом ледяными иглами, что выглядело не очень-то приятно. Но на сей раз она вообще отказывалась выходить из дома, что неизбежно сказывалось и на самой Бланш. Нужно было предпринять что-нибудь радикальное, причем немедленно.

Поглядев на разбросанные по столу обрезки, среди которых завалялось вырезанное неумелыми детскими руками сердечко, Бланш улыбнулась. Опасливо оглянувшись, чтобы убедиться, нет ли в библиотеке старшей сестры, она старательно надписала ту открытку, что была побольше и поаккуратнее, несколькими стихотворными строками и вложила в нее меньшую, которую сделала Эми. Потом упаковала обе в большой самодельный конверт из кальки, надписала его и вручила лакею. Ведь День святого Валентина — для влюбленных, а все мужчины, которые приходили в тот день к ним на порог, не были влюблены, они просто играли в традиционную игру. Романтически настроенная девушка надеялась, что интуиция не обманула ее и что она отправила это послание по нужному адресу.

Джек распечатал пакет в своем кабинете. Сегодня он как раз решил поработать над давно заброшеннной почтой. При виде двух щедро разукрашенных открыток в душе всколыхнулись столь болезненные воспоминания, что он чуть не отбросил конверт в сторону, решив, что это чья-то жестокая шутка. Но взор его привлекла та открытка, которая была сделана менее искусно, и он снова взял оба сувенира в руки.

Прочитав короткую надпись на самодельном конверте, он более внимательно рассмотрел оба сердца. Они были изготовлены любящими руками: парой детских, еще неумелых, и другой парой, ловких и нежных, рук. Он хорошо помнил стихотворение. И то, как читал его в последний раз… Когда Джек снова прочел эти строки, руки его задрожали, а глаза затуманились слезами. Если бы эти глупые стихи ничего для нее не значили, Каролина наверняка забыла бы их за столько лет. Так почему же тогда она ничего не сказала ему?..

Размышляя над этим странным обстоятельством, Джек взял меньшее сердечко и пошел наверх, где быстро поправлявшаяся дочка устроила настоящий кавардак, стремясь как можно быстрее выбраться из постели. При виде отца Эми выпорхнула из-под одеял и, протягивая к нему руки, нетерпеливо запрыгала.

Ее радостные крики «Папа! Папа!» заставили Джека улыбнуться. Он подхватил ее и обнял, стараясь не помять бумажную поделку. Снова поставив девочку на кровать, он торжественно продемонстрировал ей красивую открытку:

— Ты помнишь это?

Темные глазенки засветились радостным волнением:

— Мне Линли помогала! Это для тебя.

— Линли? — Джек присел на край кроватки и улыбнулся: каким забавным детским прозвищем назвала его дочурка эту прекрасную, обворожительную даму, Каролину Торогуд. Демонстрируя отцу все многочисленные достоинства поделки, Эми говорила такими фразами и с такими интонациями, что Джеку казалось, будто он слышит голос Каролины. Чувство одиночества и необходимость увидеть ее целиком завладели им. Он просто не мог больше вынести это половинчатое существование. Что-то нужно было предпринять, но что именно, Джек не знал. Ну разве можно свататься к женщине, которая однажды в ответ на его ухаживания, уже захлопнула дверь перед его носом? То, что он натворил тогда, было непростительно. И разве можно повернуть время вспять?

Щебет Эми вдруг привлек его внимание.

— Что такое, милая? — переспросил он. — Что сказала тебе Линли?

— Она сказала: «Только не разбей его». — Эми с осуждением глянула на отца. Ведь он так невнимательно слушал! — Ты должен сберечь его навсегда-навсегда, запомни, — наставительным взрослым тоном добавила крошка, с головой выдавая ту, от которой это услышала.

Не разбей его… Джек вспомнил о ярких бумажных обрывках. Все эти годы они хранились в музыкальной шкатулке из слоновой кости, которая когда-то принадлежала его матери. Он провез это разбитое сердце почти через полмира как напоминание о том, сколь низко пал. Если б он мог снова соединить эти кусочки вместе и начать все сначала…