Всякая безграмотная старушка знает, что есть бог и есть его закон и что в исполнении этого закона смысл жизни, и в глубине души, несмотря на внешние суеверия, знает и то, в чем состоит главное дело человека для исполнения этого закона, знает, что главное в том, чтобы жить в любви и согласии и любви. И потому такая старушка человек просвещенный, а женщина, знающая все подробности крестовых походов, интегральн[ое] счисление, спектральный анализ и т. п., но не знающая бога, его закона и смысла жизни, человек очень жалкий по своему невежеству. И такому человеку надо прежде всего понять свое положение и постараться освободиться от того гипноза, в кот[ором] он воспитывался и находится. Для познания бога нужно не какое-либо положительное усилие мысли, а нужно только отрицательное усилие освобождения от обмана, путаницы, тумана, в к[оторых] находятся так называемые интеллигенты. Понять прежде всего то, что опровержение всего того, что приписывает богу тот организованный обман, к[оторый] называется церковью, никак не доказывает того, чтобы не было бога. Так же, как всякие небылицы, кот[орые] говорили бы вам о ваших родителях, никак не доказывали бы того, что их не существует. Ложь церкви очень много содействовала ослаблению сознания человеком бога; но ложь эта только для людей очень поверхностных и легкомысленных, или только для людей безнравственных, желающих освободиться от всякого стеснения, могла быть поводом утверждать, что не существует того, о чем проповедуется ложь. Бога нельзя определять именно п[отому], ч[то] мы знаем и можем знать его не рассуждением, а внутренним сознанием. И всякий человек знает бога, хотя в своем заблуждении может на словах и отрицать его. Только откинь человек то, что заслоняет от него бога, и он познает то, что он никогда и не переставал знать бога. Я составил книгу, называемую Круг чтения (она везде продается). Там на 22 февр[аля] и 24 марта, да и в других местах, есть мысли об этом предмете, кот[орые], думаю, ответят вам на ваш первый да и второй и третий вопросы.

Для себя я на ваши вопросы отвечаю так: себя, свое духовное я, неизвестно откуда появившееся в этот мир и очень скоро долженствующее из него исчезнуть или уйти куда-то, я понимаю как орудие чьей-то недоступной моему ограниченному уму воли. Эту волю я называю богом. Смысл моей жизни я полагаю в том, чтобы соблюсти, развить, усовершенствовать это орудие воли божией, т. е. свое духовное «я». Полагаю я в этом смысл моей жизни, так как это одно из всего совершающегося в мире находится в моей власти [и только это одно содействует моему истинному благу и благу других людей].¹ Как же наилучшим образом жить, что считать главным, наиболее важным и что менее, — вытекает само собою из приписываемого мною смысла жизни. Самое важное и главное состоит в увеличении в себе любви, в пребывании в любви, в воспитании и возращении в себе чувства доброжелательства ко всем людям, ко всему живому, ко всему миру. Руководством же для проявления любви должно служить правило, общее всем религиям: поступать с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой, или, по крайней [мере], не делать другим того, чего не хочешь, чтобы тебе делали.

Советую вам испытать такую жизнь, и вы опытом еще сильнее, чем разумом, убедитесь в истинности ее основ.

От души желаю вам истинного блага, достигаемого только внутренней работой над собою.

Лев Толстой.

1906. 27 февр.

Печатается по копировальной книге № 7, лл. 1—4. В ГМТ хранится также автограф-черновик части письма — со слов: «Для себя я на ваши вопросы...», кончая словами: «...находится в моей власти», написанный на обороте листа 31-го 12-й рукописи рассказа «За что?».

Александра Михайловна Томилина (1887?) — в 1906 г. слушательница исторического отделения Высших женских курсов в Петербурге.

Ответ на письмо Томилиной от 21 февраля 1906 г.

¹ Текст, взятый в квадратные скобки, вписан рукой Ю. И. Игумновой между строк.

154. Г. Е. Бычкову.

1906 г. Марта 1. Я. П.

Ответ мой на оба ваши вопроса такой: надо поступать всегда, а особенно в делах, от к[оторых] могут пострадать люди, по собственному рассуждению и совести, а не поддаваться внушению (гипнозу), как всегда совершаются забастовки.

Сотни же, как красная, так и черная, допуская насилия и убийства, одинаково гадки.

Лев Толстой.

1 марта 1906.

Печатается по копировальной книге № 7, л. 6. Впервые опубликовано в газете «Русское государство» 1906, № 33 от 11 марта.

Ответ на письмо Бычкова от 27 февраля 1906 г.: «Скажите, пожалуйста, следует ли бастовать и принуждать товарищей к забастовке или же работать? II какая сотня лучше, красная или черная?»

* 155. И. И. Горбунову-Посадову.

1906 г. Марта 1. Я. П.

Посылаю письмо Ч[ерткова]. Я думаю, что вам ничто не помешает исполнить его желание.¹ Я же, разумеется, согласен со всем тем, что может удовлетворить вас обоих, т. е. ваши дела. Вам обоим я знаю, что все эти пустяки не интересны. Целую вас. Сейчас получил коректуры.

Л. Т.

1 марта.

Печатается по копировальной книге № 7, л. 5.

¹ Письмо Черткова неизвестно. Как видно из ответного письма Горбунова-Посадова, он намерен был напечатать рассказ Толстого «Божеское и человеческое» в издательстве «Посредник», во втором томе «Крута чтения». Чертков же настаивал на первоначальной публикации рассказа в его издательстве «Свободное слово». Недоразумение разрешилось соглашением печатать рассказ одновременно.

156. В. Г. Черткову от 1 марта.

157. П. И. Бирюкову.

1906 г. Марта 3. Я. П.

Получил сегодня ваше письмо, милый Поша, и посылаю завтра телеграмму¹ и это письмо. Вчера я получил письмо от Пругавина с желанием напечатать письмо мое А[лександру] III² и письмо ко мне Побед[оносцева].³ Я хотел отказать ему, т[ак] к[ак] мне неприятно б[ыло] от себя посылать письмо, да его у меня и нет, но против того, чтоб поместить у вас в статье, я ничего не имею и очень рад хоть этим услужить вам. Победоносцевское же письмо, я думаю, не следует печатать без его разрешения, а надо и можно спросить его об этом. Если он забыл, то можно напомнить ему: письмо от 15 июня 1881 г. (можно и списать его).

О том, как на меня подействовало 1-е марта, не могу ничего сказать определенного, особенного. Но суд над убийцами и готовящаяся казнь произвели на меня одно из самых сильных впечатлений моей жизни. Я не мог перестать думать о них, но не столько о них, сколько о тех, кто готовился участвовать в их убийстве и особенна А[лександре] III. Мне так ясно было, какое радостное чувство он мог испытать, простив их. Я не мог верить, что их казнят, и вместе с тем боялся и мучался за них и за их убийц. Помню, с этой мыслью я после обеда лег внизу на кожаный диван и неожиданно задремал и во сне, в полусне подумал о них, о готовящемся убийстве и почувствовал так ясно, как будто это всё б[ыло] наяву, что не их, а меня казнят, и казнят не Ал[ександр] III с палачами и судьями, а я же и казню их, и я с кошмарным ужасом проснулся. И тут написал письмо. Первое письмо б[ыло] гораздо лучше. Потом я стал переделывать, и стало холоднее. Помню, я тогда прочел уже последнюю версию Бестужеву,⁴ оружейного завода генералу, и он деловитым тоном объявил, что за такое письмо: «места отдаленные». Судя по тому, как Победон[осцев] относился к Маликову⁵ и его знакомству с Страховым, я решил послать письмо через него. Он прочел или не прочел письмо и возвратил, кажется, Страхову, и тогда Страхов через Бестужева Констант[ина] профес[сора]⁶ передал письмо Сергею Александр[овичу], и он передал А[лександру] III. О том, прочтено ли оно б[ыло] и как принято, ничего не знаю.