Что касается до моего отношения тогда к возбужденному состоянию всего общества,2 то должен сказать (и эта моя особенная хорошая или дурная черта, но всегда мне бывшая свойственной), что я всегда противился невольно влияниям извне, эпидемическим, и что если тогда я б[ыл] возбужден и радостен, то своими особенными, личными внутренними мотивами, теми, кот[орые] привели меня к школе и общению с народом.
Вообще я теперь узнаю в себе то же чувство отпора против всеобщего увлечения, кот[орое] б[ыло] и тогда, но проявлялось в робких формах. Кажется, я не так отвечаю на ваш вопрос. Если не так, то не взыщите. Я хочу сказать, что во мне всегда шла такая внутренняя, не скажу работа, а тревога, волнение, борьба, что я не замечал внешнего современного настроения и был равнодушен к нему. Нынче приезжает М. С. Сухотин и Саша. Они расскажут мне про вас. Привет Паше,3 Ан[не] Ни[колаевне]4 и детям.
Я живу по своим грехам незаслуженно хорошо. Прощайте, голубчик.
Л. Толстой.
1906. 18 февраля.
Нынче вспомнил, как в этот день 53 г[ода] тому назад б[ыл] в сраженьи и ядро попало в колесо пушки, к[оторую] я наводил.5 И подумал: надо писать отдельные эпизоды из своей жизни, о к[оторых] живо вспомн[ил], а то по порядку не идет.
Впервые отрывок опубликован Б, I, стр. 397—398. Неполностью опубликовано в ПТС, II, № 485.
Ответ на письмо Бирюкова от начала февраля 1906 г.
1 См. прим. 4 к письму № 97.
2 Бирюков спрашивал Толстого, как он, «живя и действуя в полной силе в шестидесятых годах», относился к этой эпохе.
3 Павла Николаевна Бирюкова.
4 Анна Николаевна Шарапова (1863—1923), сестра П. Н. Бирюковой.
5 Эпизод, о котором пишет Толстой, произошел 17 февраля 1853 г., во время его службы на Кавказе фейерверкером 4-й батареи 20-й полевой артиллерийской бригады. Об этом случае Толстой впоследствии вспоминал неоднократно.
* 141. Н. В. Давыдову.
1906 г. Февраля 18. Я. П.
Николай Васильевич,
Будьте так добры передать мою рукопись Прав[ительству], револ[юционерам], нар[оду] моему приятелю С. Д. Николаеву, кот[орый] передаст вам эту записку.
Дружески жму руку.
Л. Толстой.
1906. 18 февр.
Ответ на письмо С. Д. Николаева с предложением отдать в печать только что законченную Толстым статью: «Обращение к русским людям. К правительству, революционерам и народу». Историю печатания статьи см. т. 36, стр. 700—714.
* 142. С. Ф. Ожиганову.
1906 г. Февраля 18. Я. П.
Книг таких, о кот[орых] вы спрашиваете, нет, да и не может быть. Заниматься чтением пустых романов Тургенева, Л. Толстого, Гончарова и др. я вам не советую. Читайте лучше евангелие и книги мудрецов. Есть собранные мною Мысли мудр[ых] людей. Чтение таких книг может навести вас на полезные для жизни мысли. Вообще же чтение только тогда хорошо, когда оно содействует хорошей, нравственной, чистой, доброй жизни, п[отому] ч[то] в этом (в доброй жизни) не только главное, но единственное дело всякого человека.
Лев Толстой.
18 февр. 1906.
Печатается по копировальной книге № 6, лл. 491—492.
Стефан Фокич Ожиганов — в 1906 г. рабочий на Нижне-Тагильском заводе.
Ответ на письмо Ожиганова от 9 февраля 1906 г., в котором он просил прислать книги — «руководства пишущим».
143. Г. А. Русанову.
1906 г. Февраля 18. Я. П.
Простите, что пишу только несколько слов, дорогой Гавр[ила] Андр[еевич]. Всё лучше, чем ничего. Спасибо за ваше письмо, что вы уведомляете о себе. О том, чем кончится всё теперь совершающееся, в каких конкретных формах выразится, нельзя ничего предвидеть. La seule chose à laquelle il faut s’attendre toujours c’est l’innatendu.1 В настоящем же значении жизни, в совершающемся теперь нет ничего особенного: как в нашей с вами личной, отдельной жизни постоянно происходит всё большее и большее просветление, освобождение от времени (понятие времени доступно нам, нашим внешним чувствам, а они постепенно умирают), к[оторое] совершится вполне при смерти, так и в обществе, в совокупности людей происходит тот же процесс. И как в нашей жизни процесс просветления шел не прямолинейно, а зигзагами или спирально, так и в обществен[ной] жизни. И теперешняя революция много духовно подвинет человечество, к[оторое] становится всё более и более солидарно. Общение теперь с Китаем, Японией, африканскими народами даже, много содействует взаимному уничтожению суеверий.
Думаю, что знаете всё про меня через Пав[ла] Ал[ександровича]2 и потому о своих работах3 не пишу. Сил всё меньше и меньше становится, но зато всё лучше и лучше умеешь их утилизировать и всё больше и больше чувствуешь помощь извне, состоящую в притуплении животности. Я думаю, что вы чувствуете то же. Ваши сожаления о недостаточно выраженной любви Нине,4 я думаю, очень хороши. Эти сожаления та же любовь. А любовь вне времени и личности. Она теперь есть в вас, и это главное.
Передайте мою любовь вашим детям, включая Лиду5 и внук[ов]. Я радуюсь на ваше счастие в них.
Ваш верный старый друг
Лев Толстой.
18 февр. 1906.
Сегодня 53 года, как неприятельское ядро ударило в колесо той пушки, к[оторую] я наводил. Если бы дуло пушки, из к[оторого] вылетело ядро, на 1/1000 линии б[ыло] отклонено в ту или другую сторону, я бы б[ыл] убит, меня бы не было. Какой вздор, я бы был, но в недоступной мне теперь форме.
Впервые опубликовано в «Вестнике Европы» 1915, № 4, стр. 17—18*
1 [Единственное, к чему мы должны быть всегда готовы, — это к неожиданности.]
2 Павел Александрович Буланже.
3 В январе—феврале 1906 г. Толстой был занят работой над «Кругом чтения», кончал статью «Обращение к русским людям», начал писать рассказ «За что?».
4 Антонина Алексеевна Русанова, жена Русанова, умершая 6 августа 1905 г.
5 Лидия Александровна Русанова, жена Андрея Гавриловича Русанова.
144. В. А. Шейерману.
1906 г. Февраля 18. Я. П.
Владимир Александрович,
Я вас вполне понимаю; не только понимаю, но сливаюсь с вами в одно и то же сознание бога — основы нашей жизни. На этой глубине сознания мы все соединяемся воедино. И такое сознание есть великое благо. Но мы не можем оставаться постоянно на этой глубине сознания. И главная задача людей, испытавших это состояние, в том, чтобы во-1-х, как можно большую часть своей жизни оставаться в нем, а во-2-х, остальную жизнь, происходящую вне этого сознания, как можно больше приблизить к нему, все поступки пропитать этим сознанием единства со всеми людьми, со всем живым. И это приводит меня к тем мыслям, к[отор]ые вызвало во мне это ваше второе письмо. Вы семейный человек, у вас дети, жена, к[отор]ая, как это и не может быть иначе, не может сочувствовать поступкам, вызванным вашим душевным состоянием; не может сочувствовать п[отому], ч[то] кто не со мной, тот против меня. Сочувствовать изменению миросозерцания, замене мирского миросозе[рцания] христианским — нельзя. Можно разделять или не разделять его. А не разделяя, не только нельзя сочувствовать, но нельзя не относиться к нему враждебно. И таково должно быть отношение вашей жены и ваших (по мирскому) близких вам. Но вопрос в том, каково должно быть отношение ваше к ним? Само собой разумеется, что вы должны всеми силами стараться поступать так, чтобы ваши поступки не производили бы раздражения или как можно меньше раздражения, но есть поступки, к[отор]ые вы не можете не делать по требовани[ям] своей совести, к[оторые], как ваша отдача земли, должны вызывать раздражение, не только семейных, но и посторонних, и вот тут-то надо быть внимательным к себе, чтобы не заразиться их раздражением, а, понимая их положение, хотя и неизбежно раздражая их, не переставать любить их. Пребывающий в любви пребывает в боге и бог в нем. Вот этому-то пребыванию в любви надо стараться не изменять, несмотря ни на какие против тебя поступки и чувства других людей. Обыкновенно и самые добрые люди считают, что главное не раздражить людей, сделать им приятное, вызвать их любовь к себе. Но это большая ошибка: поступать надо независимо от того, приятно или неприятно это будет людям, а только потому, насколько поступки приятны богу. По отношению же людей главное дело в том, чтобы пребывать в любви к ним, т. е. не испытывать к ним недоброжелательства, хотя бы они и ненавидели и оскорбляли. И главное, что нужно для этого, это, любя, понимать их и, понимая, любить их. А то часто бывает, что для того, чтобы не раздражить людей, угодить им, не делаешь того, чего требует от тебя бог, и вместе с тем чувствуешь недоброе чувство к тем людям, ради к[оторых] ты отступил от требований бога. И выходит двойной грех: и тот, что ты не исполнил того, что хотел бог, и не любишь тех людей, ради к[оторых] ты сделал это. А надо б[ыло] напротив: сделать то, чего требует совесть, и, понимая их положение, не переставая любить тех, кому неприятен твой поступок. Тогда ты наверное сделал бы то, что должно для себя, и по всем вероятиям добро тем, с кем имел дело. Я горьким опытом узнал эту ошибку и очень желаю вам не делать ее. Посылаю вам несколько книг. Пишите мне о том, как сложится дальше ваша жизнь.
