Религиозно-нравственная философия Толстого, рожденная особенностями большого исторического движения, несмотря на всю свою противоречивость, была своеобразным выражением социального протеста. Не случайно Толстой характеризовал свое учение как «революцию, не разбивающую бастилий», как «мирную революцию», которая разрушит «безбожное устройство жизни» и без крови и боев приведет общество к братству, всеобщей любви и доброй жизни.
«Вся жизнь, не только русская, но и европейская, кишит злодеяниями насилия (китайские, африканские дела), совершаемыми одними людьми над другими, — объяснял Толстой смысл своего учения. — Спокойно смотреть на это нельзя и не должно. Нужно все силы жизни употреблять на борьбу с этим злом насилия. Но вопрос в том, как бороться? Вот тут-то и важно то учение, которое показывает, как надо бороться, именно учение непротивления злу насилием»54.
Противоречивую связь реакционной концепции Толстого с его враждебным отношением к дворянско-буржуазному обществу отмечал Ленин, когда писал, что «борьба с крепостническим и полицейским государством, с монархией превращалась у него (Толстого. — С. Р.) в отрицание политики, приводила к учению о «непротивлении злу», привела к полному отстранению от революционной борьбы масс 1905—1907 гг.»55.
Своим критическим содержанием учение Толстого способствовало разжиганию ненависти народа к старому порядку, усиливало и укрепляло оппозиционные настроения, но вместе с тем оно приносило и серьезный вред русскому освободительному движению. «Толстовщина» нередко служила оплотом для борьбы с идеями социал-демократической партии в годы кануна революции и самой революции 1905 года.
Свою религиозную доктрину Толстой противопоставил теории научного социализма. «Я думаю, что разрешение социальных вопросов без помощи религии есть задача неразрешимая»56, — утверждал он. В письме к Э. Мооду Толстой высказал даже такую парадоксальную мысль: «единственное средство... что может избавить рабочих от их бедствий... только их вера в бога»57. С этих религиозных позиций Толстой осуждает марксизм и вообще философский материализм, отрицает стачки и восстания, народные бунты и мятежи.
В напряженные дни, когда в стране вспыхивали первые зарницы надвигающейся грозы, Толстой усиленно работает над своими социально-религиозными трактатами «Что такое религия и в чем ее сущность?», «О веротерпимости», «К духовенству», которым он, судя по высказываниям в письмах, придает огромное общественное значение. Писатель неоднократно подчеркивал, что рассматривает эти свои работы как выступление по самым злободневным и острым вопросам современности.
«...Выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития, а не одной России»58, — отмечал Ленин, анализируя процессы, происходившие в России в начале XX века.
История революционно-демократических крестьянских движений во всем мире дает тому ряд примеров. В Иране, где буржуазно-демократические восстания возглавили секты бабидов, в Турции, и в Индии, и в других аграрных странах Востока в XIX—XX веках реальные экономические чаяния народных масс, выступавших против феодального гнета, облекались в религиозную форму. Для всех европейских революций, в которых участвовало крестьянство, характерна религиозная окраска. Поэтому русская буржуазная революция, с ее особым характером, который «выделяет ее из числа других буржуазных революций нового времени, но сближает с великими буржуазными революциями старых времен, когда крестьянство играло выдающуюся революционную роль»59, также вызвала и такое сложное явление, представлявшее в некоторых отношениях анахронизм, как религиозно-нравственное учение Льва Толстого.
Подобно Томасу Мюнцеру в XVI веке, который, утверждая идею равенства людей перед богом, подразумевал под ним гражданское равенство плебейски-крестьянских масс, Толстой, доказывая, что «земля божия», имел в виду равное и справедливое распределение земли, уничтожение господства помещиков. Незрелая крестьянская масса, от имени которой выступал писатель, выражала подчас и свое недоверие к верхам, свое недовольство условиями существования, свою горечь и возмущение, свою жажду справедливости и свои законные политические права в религиозном облачении, ссылаясь во имя большей убедительности на авторитет бога.
Но если в ранних буржуазных революциях религиозно-нравственный элемент был не только закономерен, но в какой-то мере способствовал их возвышению и популярности, то в более поздние времена он тормозил процесс политического просвещения «низов» и препятствовал завоеванию тех благ, в которых они испытывали страстную потребность.
Внимательное изучение наследия Толстого, одного из величайших художников слова, раскрывает его глубокую духовную драму. Страстный и мятежный бунт писателя против всех основ эксплуататорского общества, его действенная любовь к обездоленному и страждущему народу не совмещались с догматизмом и бессилием его проповеди.
Художник, неразрывными узами связанный со своим народом, много и мучительно искавший для него счастья, не сумел найти путь к осуществлению тех высоких стремлений, которые одухотворяли его жизнь и творчество.
II
«Все работаю ту же работу, загородившую мне художественную, и скучаю по художественной. Очень просится»60. Эта запись Толстого, сделанная им в апреле 1900 года, передает внутреннее состояние писателя, в котором он находился на протяжении многих лет. Действительно, после перелома в мировоззрении Толстого публицистические статьи, выступления по социально-политическим вопросам, религиозно-нравственные трактаты подчас «загораживали» от него непосредственно литературную работу. Романы и повести все чаще и чаще рассматривались им как нечто второстепенное, чему можно посвятить себя лишь после того, как осуществлены все другие замыслы и планы. «Ровно месяц не писал, — отмечает Толстой в своем Дневнике в конце 1901 года. — За это время написал 2 памятки — недурно. Хочется еще написать о религии, об отсутствии ее и письмо Николаю. Тогда можно отдохнуть за художественным»61.
В письмах, опубликованных в настоящих томах, наиболее полно и подробно освещается завершающий этап в создании «Хаджи-Мурата». Во многих из этих писем писатель обращается к различным лицам с просьбами, касающимися его работы, с вопросами о подробностях быта, жизни и обычаев горских кавказских племен, исторических персонажей, изображенных в повести. Письма эти дают представления о необычайной требовательности писателя к себе, о его поразительной трудоспособности, его внимательном и кропотливом изучении многочисленных источников, исторических трудов, исследований, архивных материалов, мемуаров, свидетельств очевидцев, о его глубокой потребности по-настоящему вжиться в изображаемую эпоху, почувствовать ее. Из переписки с В. Стасовым, А. Толстой, И. Накашидзе, А. Каргановой и другими, кто участвовал в собирании материалов для Толстого и в выполнении его многочисленных поручений, видно, насколько чужд ему был самодовлеющий внешний интерес к историческому колориту. Его подчеркнутое внимание к детали, бытовым подробностям, к обстоятельствам бегства и гибели Хаджи-Мурата, поведению и психологии Николая и Воронцова диктовалось стремлением художиика-реалиста конкретно и точно воспроизвести определенную историческую эпоху, правдиво передать своеобразие ее общественных и личных отношений. Письма, посвященные «Хаджи-Мурату», рассказывают также и о тех сложных раздумьях и тревожных сомнениях, которыми сопровождалось творчество Толстого в последние годы его жизни. И в этом смысле они представляют особый интерес.
