But this is only an illusion; all the three modes of activity which you mention in your letter will be more surely attained by a man who regards himself a member of God’s great Society, than by a member of Tolstoy’s Society. Such a man who is earnest, as I know you are, will, firstly spread as much as he can the ideas that give him peace of conscience and energy in life without minding whether they are Tolstoy’s or anybody else’s.
He will secondly try with all his might to induce people to speak their mind on the most important questions of life. He will, thirdly, try to give every person he comes in contact with, as much joy and happiness as it in his power to do and will also help those who get into difficulties through strictly following the teaching of Christ.
A man belonging to God’s great Society, will beside that perform many other useful Christian acts which have neither been foreseen nor formulated by Tolstoy’s or any other Society.
I own there are some advantages in the union of persons of the same mind who form Societies; but, I think, the drawbacks of such organisations are much greater that their advantages, And so I think, for myself, that it would be a great loss to me to change my membership of God’s great Society for the most seemingly useful participation in any human Society.
I am very sorry, dear friend, to differ from your opinion, but I cannot think otherwise.
Your friend
Leo Tolstoy.
Дорогой друг,
Вы правы, предполагая, что Толстовское общество должно мне быть интересно. Я заинтересовался им. Но я сожалею, что во мне еще сохранилось достаточно тщеславия для того, чтоб интересоваться этим. Я всегда был того убеждения, и оно не может измениться, что быть членом старого общества, установленного богом при начале сознательной жизни человечества, более выгодно и для себя и для человечества, нежели быть членом ограниченных обществ, организуемых нами для достижения целей, доступных нашему сознанию. Я думаю, что предпочтение, оказываемое нами нашим собственным обществам, происходит оттого, что роль, которую мы играем в них, представляется нам гораздо более важною, чем наша роль в великом божьем обществе.
Но это только самообман: все три вида деятельности, упомянутые вами в вашем письме, более верно достигаются человеком, считающим себя членом великого божьего общества, нежели членом Толстовского общества. Такой человек, если он искренен, а я знаю, что вы искренни, будет, во-первых, распространять, насколько может, те мысли, которые дали ему душевный мир и энергию жизни, не заботясь о том, Толстого ли они, или кого-либо другого.
Во-вторых, он будет всеми силами стараться побуждать людей к высказыванию их мнений о самых важных вопросах жизни. В-третьих, он будет стремиться доставлять каждому, с кем он приходит в соприкосновение, насколько он может, больше радости и счастья, а также будет помогать тем, которых постигнут бедствия из-за точного следования учению Христа.
Человек, принадлежащий к великому божьему обществу, будет исполнять, кроме того, и много других полезных христианских дел, которые не были ни предвидены, ни определены ни Толстовским обществом, ни каким бы то ни было другим.
Я допускаю, что существуют некоторые выгоды в соединении людей одинакового образа мыслей в общества, но думаю, что невыгоды таких организаций гораздо значительнее, чем их преимущества. И потому для меня лично было бы большой потерей переменить свое членство в великом божьем обществе на кажущееся полезным участие в каком бы то ни было человеческом обществе.
Мне жаль, дорогой друг, расходиться с вами во мнении, но я не могу думать иначе.
Ваш друг
Лев Толстой.
Печатается по машинописной копии. Копия датирована 15 августа 1901 г. Дата нового стиля: в Англии письмо получено 20 августа н. ст. В переводе на русский язык впервые опубликовано в «Свободном слове» 1902, 2, столб. 25.
Перси Редферн — секретарь Толстовского общества в Манчестере (Англия). Толстовское общество объединяло небольшую группу лиц, сочувствовавших религиозным взглядам Толстого. Просуществовало оно недолго.
В письме от 4 августа н. ст. 1901 г. Редферн в связи с приближавшейся годовщиной основания Толстовского общества спрашивал, в какую форму оно должно в будущем вылиться и каковы задачи такого общества.
132. В. Г. Черткову от 9 августа.
* 133. Л. Л. Толстому.
1901 г. Августа 10. Я. П.
Долго тебе не отвечал, дорогой Лева, п[отому] ч[то] у меня составилась стариковская привычка отвечать все письма разом, и вот только теперь, 10-го авг[уста], взялся за это дело.1 Пишу тебе первому. Хотя я и понимаю, что тебе не хотелось надолго расставаться с Дорой,2 мне жалко, что ты мало времени пробыл в Англии. Интересный народ именно по тому, как я думаю, кризису в своих нравственных, религиозных основах, к[оторый] он теперь переживает, не говоря уже про необыкновенную даровитость и утонченность этого народа. Чертков писал мне, как он рад был тебя видеть.3 Здоровье мое понемногу поправляется, все-таки не переставая итти, куда должно, к уничтожению этого тела. И всегда болезнь оставляла во мне хорошее впечатление, а особенно эта. Так хорошо, спокойно и телом и душой я подходил к смерти, что не могу не желать, чтобы так же совершилась настоящая. Кроме того, такая болезнь делает то, что вам, молодым, трудно, но чего я всем и тебе очень желаю, — делает то, что ясно понимаешь и после болезни, что жить надо не для того, чтобы делать свои дела, кот[орых] никогда не доделаешь и не сделаешь так, как хочется, а дело того, кто послал нас сюда. И такое состояние и такая деятельность особенно радостны.
У нас теперь в семье всё планы о крымской поездке. Панина4 предлагает свою прекрасную дачу, и Таня и Маша с мужьями хотят ехать, и Андрюша с женой. Таня уже носит вторую половину.
Очень боюсь за нее.5 Теперь у нас в Ясной Маша с Колей. Они приехали п[отому], ч[то] у меня была небольшая rechute,6 и Саша выписала их. Мих[аил] Серг[еевич] вчера проехал в Петерб[ург] отвозить в морской корпус своего сына Сережу.7 Таня очень жалеет мальчика, да и мне жаль, что его отдают в военную карьеру. Обе племянницы: Лиза и Вар[я]8 тут, и мама им очень рада. Всё по-старому, событий никаких особых не случилось. Одно будущее событие, Крым, и приготовле[ния] к нему всех занимают. Количка Ге вчера уехал совсем за границу к детям. Все, и я прежде всех, его очень жалеем, п[отому] ч[то] очень все его любим.
Прилагаю письмо на твое имя. Прощай, целую тебя, Дору, Павлушу.9 Мой сердечный привет твоим beaux-parents.10
Л. Т.
Датируется содержанием.
О Льве Львовиче Толстом (1869—1945) см. т. 63, стр. 199—200.
1 Письмо Л. Л. Толстого, на которое отвечает Толстой, неизвестно.
2 Дора Федоровна Толстая, рожд. Вестерлунд (1878—1933), жена Л. Л. Толстого. Лев Львович ездил в Англию, она оставалась в Швеции у своих родителей.
3 См. письма к В. Г. Черткову, написанные в июле 1901 г., т. 88.
4 Софья Владимировна Панина, владелица имения в Гаспре.
5 Беременность Т. Л. Сухотиной кончилась неблагополучно. 12 ноября родился мертвый мальчик.
6 [возврат болезни,]
7 Сергей Михайлович Сухотин (1887—1926), третий сын М. С. Сухотина от первого брака.
8 Дочери М. Н. Толстой Елизавета Валерьяновна Оболенская (1852—1935) и Варвара Валерьяновна Нагорнова (1850—1921).
9 Сын Л. Л. Толстого, Павел (р. 1900).
10 Тесть и теща Л. Л. Толстого Эрнст Вестерлунд (1839—1924), шведский врач, и его жена Нина Вестерлунд.
134. Г. С. Шопову.
1901г. Августа 10. Я. П.
Любезный друг Георгий,
Письмо ваше я получил уже давно1 и очень был рад и благодарен вам за него, но не отвечал по нездоровью и множеству дел. Пожалуйста, продолжайте извещать меня о своем положении.
Как вы переносите заключение? Строго ли оно? Допускают ли к вам посетителей, дают ли книги? Еще известите меня о своем семейном положении. Есть ли у вас родители? Кто родные и как они относятся к вашему поступку? Не могу ли я чем-нибудь быть полезен вам? Если есть возможность, то переводите мне свои письма по-русски, а если нельзя, то пишите как можно разборчивее, чтобы можно было прочесть каждую букву. Тогда я добираюсь до смысла. Может быть, вам также трудно читать мои письма, но я думаю, что вы должны лучше понимать по-русски, чем мы по-болгарски. То, что судят вас не за причину отказа, а за неисполнение военных приказаний — это они всегда делают. Им больше делать нечего. И я истинно жалею их. И вы, находящийся в их власти и лишенный ими свободы, все-таки должны сожалеть об них. Они чувствуют, что против них истина и бог, и цепляются за всё, чтобы спастись, но дни их сочтены. И та страшная революция, которую вы производите, не разбивая бастилию, а сидя в тюрьме, разрушает и разрушит всё теперешнее безбожное устройство жизни и даст возможность основаться новому. Я все свои последние силы употребляю на то, чтобы служить в этом богу, и, если можно вам доставить, я бы рад был переслать вам то, что я писал об этом.
