¹ О ком именно говорит здесь Толстой, установить не удалось.

² Сибирским молоканином Толстой ошибочно называет жившего в Сибири крестьянина Тимофея Михайловича Бондарева (1820—1898), автора обширного рукописного труда, озаглавленного им «Торжество земледельца или трудолюбие и тунеядство», которым Толстой заинтересовался по очерку Глеба Успенского «Скучающая публика» (из серии очерков «Трудами рук своих» — «Русская мысль», 1884, 11). Бондарев был крепостным помещика Чернозубова Новочеркасской обл. На 37-м году за мнимую провинность был сдан в солдаты. Отбывая воинскую повинность на Кавказе, под влиянием сектантов — иудействующих (субботников), перешел в иудейство, зa что в 1867 г. был сослан в Сибирь, в Минусинский у. Енисейской губ. Там он и прожил до конца своей жизни. Вышеназванный труд его писался там в течение пяти лет и по окончании был послан им в Минусинский музей, откуда и попал в руки Г. Успенского. Основная мысль этого труда состоит в том, что главным источником всех зол и несправедливостей, наблюдающихся в современном общественном и государственном строе, является пренебрежение людей к самой первой и несомненной нравственной обязанности их, указанной в первой главе Библии: «в поте лица своего снеси хлеб твой». Это сочинение Бондарева Толстой признал замечательным «по силе, ясности и по красоте языка». Впечатление, которое оно произвело на него, было огромно, так же как и впечатление от устной проповеди Сютаева (см. прим. 5 к п. № 36 от 13—14 ноября 1884 г.). «Бондарев превосходно, гениально... да, да, гениально доказал, что земледельческий труд должен быть нравственной обязанностью всякого», — говорил он А. С. Пругавину (см. статью последнего «Из встреч с Л. Н. Толстым. Два гениальных мужика», Русск. вед., 1911, № 157). Впрочем, мысль Бондарева о земледельческом труде нужно понимать несколько шире. Сам Толстой в заметке о нем, написанной для V т. Критико-биографического словаря С. А. Венгерова, говорит: «Бондарев не требует того, чтобы всякий непременно надел лапти и пошел за сохой, хотя он и говорит, что это было бы желательно и освободило бы погрязших в роскоши людей от их заблуждений..., но Бондарев говорит, что всякий человек должен считать обязанность физического труда, прямого участия в тех трудах, плодами которых он пользуется, своей первой, главной, несомненной обязанностью и что в таком сознании этой обязанности должны быть воспитываемы люди». Сам Бондарев считал, что учение его «в четыре года» перестроит мир, и, заботясь об отпечатании и распространении его, наивно подавал прошения об этом разным сановным лицам, в том числе и министру внутр. дел. Толстой пытался объяснить в письме к нему, что «министры все запрещают даже говорить про это» (см. письмо Толстого к Бондареву от ноября-декабря 1885 г., т. 63). Однако он сделал всё от него зависящее, чтобы опубликовать сочинение Бондарева. В 1888 г. он добился того, что оно было напечатано, хотя и с значительными сокращениями, в «Русском деле» С. Ф. Шарапова (№№ 12 и 13), за что Шарапов получил от министра внутренних дел «предостережение». Наконец, в 1906 г. отрывки из рукописи Бондарева были напечатаны, с предисловием Толстого, в издании «Посредника». В полном же своем виде она осталась ненапечатанной.

³ В письме этом, выражая удовлетворение той программой предполагаемого народного журнала, которая была выработана Чертковым при помощи Оболенского, К. М. Сибиряков (см. прим. 1 к письму № 53 от 16 апреля 1885 г.) указывает на необходимость, до начала хлопот о разрешении журнала, подыскать для него редактора, увлеченного теми идеями, которые должны лечь в основу дела, и вместе с тем «широко развитого, образованного и обладающего литературным талантом». Называя трех известных лиц из петербургского литературного мира, которых ему рекомендуют окружающие его, Сибиряков говорит о них в тоне нерешительности. «Идеальным редактором я считаю вас, Лев Николаевич, — заключает он. — В крайнем случае можно найти фиктивного..., без права вмешательства в дела» (AЧ).

⁴ Первый из этих двух рассказов — «Два старика», второй — «Свечка».

⁵ Вторая книга Матью Арнольда (см. прим. 1 к п. № 22 от 24 июня 1884 г. и прим. 13 к п. № 55 от 2 мая 1885 г.), присланная ему через Черткова автором, — либо «Last Essays on Church and Religion», 1877 г., либо «God and the Bible», 1875.

1885 г. Июля 23—24. Я. П.

Не обвиняйте меня, дорогой В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ], что давно не писалъ вамъ. Получилъ отъ васъ, кажется, 3 письма зa это время. Послѣднее — дурное, т. е. вы дурны и страдаете этимъ. Эка какъ твердо установилъ Богъ нравственный т. е. какъ жить — законъ для человѣка: ни на право, ни на лѣво, а иди прямо по узкой дорожкѣ, а то дурно. И ни на чемъ это такъ не ясно (мнѣ — теперь), какъ на половыхъ сношеніяхъ. Сдѣлай себѣ изъ этаго потѣху съ разными женщинами, какъ тѣ господа въ Лондонѣ да и вездѣ, и скверно и другимъ, и имъ еще хуже. Сдѣлай себѣ потѣху даже съ женой, и ей и себѣ скверно. Оскопись, какъ Оригенъ,¹ — скверно. Мучься всю жизнь воздержаніемъ и похотливостью — скверно. Только и хорошо на узкой дорожкѣ — ѣсть то, что сработаешь (тогда жирнаго лишняго не съѣшь), и наработавшись лечь спать съ работающей и рожающей и кормящей женой. Тогда только будетъ и всѣмъ другимъ и тебѣ хорошо. Внѣ же этаго все скверно и все страданія.

Вотъ за эту мудрость и любовь, съ которыми обставленъ нашь вѣчный путь страданіями, чтобы мы не сбивались съ него, я чувствую благодарность къ Богу. Я не пройду по пути, я обстрекаюсь и обдерусь, такъ я не одинъ, а я скажу тѣмъ, кот[орые] пойдутъ послѣ меня, да и самъ узнаю этотъ путь именно потому, что сбился съ него. Только бы не считать кривой путь прямымъ, а Богъ выведетъ. — Не писалъ я вамъ долго отъ того, что былъ боленъ. Болѣла печень, былъ слабъ и въ уныломъ духѣ недѣли двѣ, а потомъ разошлось до болей сильныхъ и жару, а нынче совсѣмъ здоровъ и особенно веселъ и бодръ. Не помню, спрашиваете ли вы что у меня въ вашихъ послѣднихъ письмахъ, помню только, что нѣтъ ничего, съ чѣмъ бы я не былъ согласенъ. Письмо къ Сибирякову я послалъ и все хорошо. — Не помню и не понимаю, какое разногласіе было у меня о правѣ на мои сочиненія, — въ душѣ у меня нѣтъ разногласія, т. е. что я никакого права за собой ни на что не признаю.² Очень мнѣ хочется васъ видѣть. Многое, кажется, что хотѣлось бы переговорить. Оболенскій прислалъ мнѣ письмо изъ Черн[иговской] губерніи съ описаніемъ того, как губер[наторъ] Анастас[ьевъ]³ наказывалъ тамъ жестоко ужасно розгами мужиковъ. Онъ пишетъ, что хорошо бы довесть это до свѣдѣнія Государя, или чтобы вы напечатали это въ англ[ійской] газетѣ. Я не согласенъ съ этимъ. Это раздраженіе. Не могу, не умѣю сказать, почему, но это мнѣ не по сердцу. Вотъ если бы можно сказать этому губернатору и становымъ и солдатамъ, кот[орые] сѣкли, что это не должно и грѣшно. — Какъ вы провели этотъ мѣсяцъ, к[оторый] остались. Дай Богъ, чтобъ хорошо, чтобъ счастливо и любовно. Я въ эти двѣ недѣли былъ нехорошъ, т. е. больше нехорошъ, чѣмъ всегда.

Ничего вамъ не посылаю. Вы уже скоро будете. Я все поправлялъ корректуры. Я думаю, надоѣлъ Сытину, и все писалъ, поправлялъ о деньгахъ.⁴ Вы увидите, что это интереснѣе, чѣмъ вамъ кажется. Хотя согласенъ, что есть темы для меня болѣе полезныя. Впрочемъ, чтò полезно, то Богъ знаетъ, только бы во всѣхъ дѣлахъ идти по пути единому. Прощайте, милый другъ. Какъ мнѣ хотѣлось бы видѣть и знать васъ болѣе счастливымъ и менѣе напряженнымъ. Но можетъ быть, этаго нельзя. Можетъ быть, тогда вы бы не были тѣмъ, за что вы главное и дороги и мнѣ и всѣмъ, кто васъ любитъ. Письмо ко мнѣ Оболенскаго я всетаки вамъ посылаю.

Полностью печатается впервые. Отрывок приведен в книге В. А. Жданова «Любовь в жизни Толстого», кн. II, М. 1928, стр. 88. На подлиннике рукой Черткова: «Я. П. 24 июля 85» — вероятно, согласно штемпелю отправления. Датируем расширительно.