²³ Каламбур: метла — веник.

1883 г. Июня 12. Самарский хутор.

Воскресенье.

Нынче пошла 4-я недѣля изгнанія (добровольнаго). Скучно, хочется скорѣе быть вмѣстѣ; но намъ здѣсь хорошо, спокойно, здорово и нѣтъ ничего дурнаго; дай Богъ, чтобы и у тебя также было.

Послѣ 3-хъ писемъ, еще не имѣлъ отъ тебя, остановился на томъ, что ты съ Алсидомъ поѣхала къ доктору въ Тулу.¹ Больше всего безпокоюсь за тебя и Алешу. Черезъ два дня получу извѣстіе. Бибиковъ ѣдетъ въ Самару, и я пишу съ нимъ. Послѣднее мое письмо было въ четвергъ. Гости уѣхали, и хотя они были очень интересны и хороши, — я радъ. Со вчерашняго дня я началъ мѣрять съ мужиками землю, которую сдаю имъ. Работу эту можно было сдать землемѣру и заплатить 300 р[ублей]. А я хочу сдѣлать самъ. Вчера сдѣлалъ первый опытъ, и очень хорошо. Я, Ив[анъ] Мих[айловичъ], Вас[илій] Ив[ановичъ] и человѣкъ 8 мужиковъ цѣлый день ходили по степи, мѣряли, вычисляли и примѣчали. Было жарко и устали; но было очень пріятно, и дѣло пошло хорошо. Послѣднее время моего пребыванія, если буду живъ, посвящу этому. Сережа вчера случайно не пошелъ съ нами. Онъ вѣроятно будетъ ходить. Погода у насъ жаркая, мухъ бездна; но дожди частые, и хлѣба обѣщаютъ быть чудесные. Я дичаю все больше и больше; — нетолько не пишу, но ничего не читаю, — чулокъ не надѣваю, ни рубашки. Каждый день мы съ постели идемъ купаться. Если жаловаться мнѣ на что, то на сонъ. Долго не засыпаю и встаю поздно. — Съ твоимъ предложеніемъ,² чтобы мнѣ вернуться 1-му Іюля, я совершенно согласенъ, и такъ и считаю дни. Ужасно тянетъ домой, — къ тебѣ и къ работѣ; но все думается, что 5 недѣль кумыса совсѣмъ освободятъ меня отъ гемороидальнаго состоянія, того, съ кот[орымъ] такъ трудно бороться, п[отому] ч[то] оно дѣйствуетъ на душу.³ Кузминскій вѣрно уже пріѣхалъ,⁴ кланяйся ему и Урусову.⁵ Нашихъ цѣлуй. Рука останавливается писать про нашихъ. Что, какъ что нибудь не благополучно и ты одна. Жертвую еще 75 к[оп.], чтобы телеграмой⁶ извѣстить тебя и еще 75 к., чтобы самому узнать. Прощай, душенька, обнимаю тебя. Какъ то прервалось письмо, а выдумывать не хочу, чѣмъ наполнить.

На конверте: Тула. Графинѣ Софьѣ Андревнѣ Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 195—196. Датируется на основании почтовых штемпелей: «Самара. 14 июнь. 1883; Почтовый вагон. 16 июнь. 1883; Тула. 16 июнь. 1883» и пометы Толстого «воскресенье», которое падало на 12 июня 1883 г.

¹ С. A. Толстая писала 31 мая в связи с нездоровьем сына Алексея: «еду советоваться с Кнерцером [тульский врач] и везу с собой Альсида и Лёлю. Альсид сейчас за обедом порезал себе графином четыре пальца, не можем остановить кровь. Madame чуть не в отчаянии и умоляла его везти к доктору. Соединив эти обстоятельства, мы решили ехать к доктору».

² 31 мая С. А. Толстая писала: «тебе спокойно можно жить еще четыре недели. К концу июня или первого июля я и так жду тебя. Береги здоровье и помни меня и люби, хотя и недостойную, не такую, какой бы ты меня хотел».

³Зачеркнуто: ясность

⁴ A. M. Кузминский вследствие отсутствия денег приехал из Петербурга в Ясную поляну только 21 июня.

⁵ Кн. Л. Д. Урусов. С. А. Толстая писала: «Читаю я из стола твою рукопись с большим интересом. Ее только теперь привез Урусов, он ее переписывал. Урусов благодарит тебя за память и кланяется тебе» (письмо от 19 июня).

⁶ Телеграмма была послана 13 июня.

В ответ на это письмо С. А. Толстая писала 19 июня: «Сегодня получила еще письмо от тебя, милый Левочка, то, которое ты послал в Самару с Бибиковым, письмо вялое, не веселое, и тем мне не понравившееся, что ты на себя взял этот землемерческий труд, который кроме вреда ничего не принесет. На солнце, на жаре нагибаться, отходить далеко от кумыса, и всё это из трехсот рублей, стоит ли того! Я понимаю, что тебе приятно думать, что ты заработал, как будто. Но ведь ты теперь лечишься и это главное надо было помнить» (ПСТ, стр. 224—225).

1883 г. Июня 13. Богатово.

Отв. уплоченъ. Москов. Курск. дор. Ст. Козловка Засѣка.

Мы благополучны. Телеграфируйте про себя и своихъ Богатое.

Толстой.

Телеграмма. Печатается по телеграфному бланку № 48, хранящемуся в ГТМ. Публикуется впервые. Подана 13 июня в 4 ч. 20 м. дня, получена 14 июня в 1 ч. 30 м. ночи.

1883 г. Июня 15. Самарский хутор.

15 Іюня.

Вчера ночью 15 получилъ и телеграму твою отвѣтную и три письма¹ — послѣднее отъ 7-го Іюня. Я ужъ засыпалъ. Ив[анъ] Мих[айловичъ] еще гулялъ, услыхалъ возвращающагося Ал[ексѣя] Ал[ексѣевича], взялъ письма и телеграмму и принесъ ко мнѣ. Въ тотъ же вечеръ меня уже напугали телеграмой изъ Богатаго. Это была телеграмма отъ Громова.² Онъ спрашиваетъ адресъ, гдѣ сворачивать съ желѣзной дороги. Я пишу къ тому, что по тому страху, к[оторый] я испыталъ, распечатывая телеграму, я узналъ, какъ сильна моя любовь къ тебѣ и дѣтямъ. И вотъ я получилъ радостную телеграму, что всѣ здоровы и веселы, и твое письмо; я первымъ распечаталъ твое письмо отъ 7-го Іюня, послѣднее; и чѣмъ дальше я читалъ, тѣмъ большимъ холодомъ меня обдавало.³ — Хотѣлъ послать тебѣ это письмо, да тебѣ будетъ досадно. Ничего особеннаго нѣтъ въ письмѣ; но я не спалъ всю ночь, и мнѣ стало ужасно грустно и тяжело. Я такъ тебя любилъ, и ты такъ напомнила мнѣ все то, чѣмъ ты старательно убиваешь мою любовь. Я писалъ, что мнѣ больно то, что я слишкомъ холодно и поспѣшно простился съ тобой; на это ты мнѣ пишешь, что ты стараешься жить такъ, чтобы я тебѣ былъ не нуженъ, и что очень успѣшно достигаешь этаго. Обо мнѣ и о томъ, что составляетъ мою жизнь, пишешь, какъ про слабость, отъ которой ты надѣешься, что я исправлюсь посредствомъ кумыса. О предстоящемъ нашемъ свиданіи, кот[орое] для меня радостная, свѣтлая точка впереди, о к[оторой] я стараюсь не думать, чтобы не ускакать сейчасъ, ты пишешь, предвидя съ моей стороны какія то упреки и непріятности. О себѣ пишешь такъ, что ты такъ спокойна и довольна, что мнѣ только остается желать не нарушать этаго довольства и спокойствія своимъ присутствіемъ. О Вас[иліи] Ив[ановичѣ], жалкомъ, добромъ и совершенно для меня не интересномъ, пишешь, какъ о какомъ то врагѣ и разлучникѣ. — Я такъ живо вспомнилъ эти ужасныя твои настроенія, столько измучавшія меня, про к[оторыя] я совсѣмъ забылъ; и я такъ просто и ясно люблю тебя, что мнѣ стало ужасно больно. —

Ахъ, если бы не находили на тебя эти дикія минуты, я не могу представить себѣ, до какой степени дошла бы моя любовь къ тебѣ. Должно быть такъ надо. Но если бы можно было избѣгать этаго, какъ бы хорошо было!

Я утѣшаюсь, что это было дурное настроеніе, к[оторое] давно прошло, и теперь, высказавъ, стряхнулъ съ себя. Но все-таки далеко до того чувства, к[оторое] я имѣлъ къ тебѣ до полученія письма. — Да, то было слишкомъ сильно. Ну, будетъ; прости меня, если я тебѣ сдѣлалъ больно. Вѣдь ты знаешь, что нельзя лгать между нами. —

Сережа ѣдетъ 21 съ Ив[аномъ] Мих[айловичемъ], а я вѣроятно 28-го. Я здоровъ, много работаю въ полѣ, землю мѣряю каждый день, и очень хорошо. Пью кумысъ и чувствую себя хорошо, т. е. уже теперь очень освѣженнымъ. — У насъ дней 5 были ужасные холода, я дрожу за васъ и за коклюшныхъ. — У насъ живется хорошо. Если бы у меня не было работы въ полѣ, то было бы ужасно скучно, что и требуется доказать. —