Въ Оптиной пустыни въ продолженіе болѣе 30 лѣтъ лежалъ на полу разбитый параличемъ монахъ, владѣвшій только лѣвой рукой. Доктора говорили, что онъ долженъ былъ сильно страдать, но онъ не только не жаловался на свое положеніе, но постоянно, крестясь, глядя на иконы, улыбаясь, очевидно, искренно выражалъ свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, которая теплилась въ немъ. Десятки тысячъ посѣтителей бывали у него, и трудно представить себѣ все то добро, которое распространилось въ мірѣ отъ этого, лишеннаго всякой возможности дѣятельности, человека.
Пока есть жизнь въ человѣкѣ, онъ всегда можетъ и имѣть истинное благо и давать его другимъ людямъ. Можетъ имѣть это благо, потому что, совершенствуясь въ любви, не можетъ не испытывать того высшаго блага, которое свойственно человеку, положившему въ этомъ совершенствованіи цѣль своей жизни, и вмѣстѣ съ тѣмъ не можетъ не содѣйствовать благу людей, заражая ихъ тѣмъ свойствомъ любви, которое одно даетъ истинное благо людямъ.
III.
Вѣдь неизбежно одно изъ двухъ: или человѣкъ сознаетъ себя въ неразрывной зависимости отъ какого-то неизвѣстнаго ему, не вещественнаго, но несомненно существующаго начала и видитъ смыслъ своей жизни въ исполненіи закона этого начала, или, напротивъ, признаетъ себя одного началомъ всего и не знаетъ никакого другого закона, кромѣ своихъ желаній. А такъ какъ желаній этихъ можетъ быть безчисленное количество и самыхъ разнообразныхъ, и самыхъ неисполнимыхъ, и вообще исполненіе желаній, зависящихъ отъ внѣшняго міра, не во власти человека, то ясно, что для человѣка, такъ понимающаго жизнь, жизнь, въ которой не исполняются его желанія, не представляетъ никакого смысла и цѣнности и потому должна быть уничтожена.
Да, удивительно то одурѣніе, въ которомъ въ наше время находятся люди нашего христіанскаго міра, и одурѣніе это съ каждымъ годомъ, съ каждымъ днемъ становится все больше и больше, какъ это и не можетъ быть иначе, потому что одурѣніе это непрестанно производится съ двухъ противуположныхъ концовъ, приводя людей къ однимъ и тѣмъ же ужаснымъ послѣдствіямъ. Съ одной стороны, одуpѣнiе это производится тѣмъ, что называется церковью, съ другой стороны тѣмъ, что называется наукой.
Одурѣніе, совершаемое церквами, какъ католической, греко-россійской, такъ и всѣхъ разныхъ наименованій протестантскими, всѣмъ и извѣстно и понятно. Оно состоитъ въ томъ, что подъ именемъ истинной христіанской вѣры старательно и упорно внушается нѣчто столь несовместимое съ міровоззрѣніемъ самыхъ мало просвѣіценныхъ людей нашего времени, какъ, напримѣръ, твореніе въ 6 дней, Троица, искупленіе, воскресеніе, таинства и мн. др., что большинство людей, какъ такъ называемыхъ просвѣщенныхъ классовъ, такъ и людей рабочаго народа, не въ силахъ будучи выдѣлить религіозную истину отъ примѣшанной къ ней лжи, перестаютъ вѣрить въ какую бы то ни было религію и остаются въ самомъ несвойственномъ людямъ состояніи, безъ всякой религіи, т. е. всякаго объясненія смысла и назначенія жизни и внутренняго руководства въ ней.
Таково дѣло церкви. Ученіе же, называемое наукой, додѣлываетъ то, чего не успѣла сдѣлать до конца церковь. Ученіе это заключается въ томъ, что законъ жизни человѣческой можетъ и долженъ быть выведенъ изъ законовъ, наблюдаемыхъ. нами въ мірѣ природы. И что такъ какъ въ этомъ, наблюдаемомъ нами мірѣ внѣшней природы происходитъ борьба существъ за свое существованіе, происходятъ измѣненія видовъ, движеніе и прогрессъ, то въ этомъ самомъ и законъ жизни людей, т. е. въ сущности то, что то самое, что дѣлаютъ люди, какъ животныя существа, то и должно дѣлаться ими.
Такъ что среди всего христіанскаго міра не только не существуетъ никакого разумнаго, религіознаго, т.-е. свойственнаго разумному существу человѣку пониманія жизни, но существуетъ и царствуетъ пониманіе жизни, совершенно исключающее возможность какого бы то ни было свойственнаго человѣку, какъ разумному существу, пониманія. Этимъ только и можно объяснить то кажущееся сначала непонятнымъ существованіе и даже возрожденіе въ наше время разныхъ квази-христіанскихъ, дикихъ для нашего времени вѣрованій: католической, лютеранской, баптистской и кромѣ того разных теософическихъ, спиритическихъ и другихъ странныхъ квази-религіозныхъ ученій. Одни люди съ чуткимъ самосознаніемъ чуютъ нелѣпость. и внутреннее противорѣчіе царствующаго пониманія жизни — эволюціи, прогресса, т. е. признаніе хорошимъ и должнымъ всего того, что дѣлается всѣми и,429 не имѣя ничего другого, хватаются за самыя странныя, но все таки отвѣчающія на высшія требованія души, суевѣрія, другіе же, большинство людей, раздѣляя общую всѣмъ безумнымъ черту упорства и непоколебимости въ своемъ заблужденіи, становятся все болѣе и болѣе недоступными какимъ либо разумнымъ доводамъ и все болѣе и болѣе самоувѣренными и самодовольными.
IV.
Кромѣ, какъ я говорилъ уже, ежедневно получаемыхъ писемъ и обращеній ко мнѣ съ угрозами самоубійства, я получаю тоже въ недѣлю не менѣе десяти писемъ отъ молодыхъ, а иногда и отъ немолодыхъ людей, мужчинъ и женщинъ, съ удивительно однообразнымъ вопросомъ: Какой смыслъ жизни? Зачѣмь жить? Вопросы эти бываютъ иногда поразительны своей наивностью и нелѣпостью: спрашивающіе обыкновенно, прочтя нѣсколько самыхъ новѣйшихъ сочиненій, преимущественно художественныхъ, и не найдя въ нихъ объясненій смысла жизни, большей частью, напротивъ, найдя въ нихъ отрицаніе какого-нибудь смысла жизни, вполнѣ увѣрены, что такого смысла и нѣтъ никакого, и что не признавать никакого смысла въ жизни очень мило и показываетъ высшую современную культурность. Такъ на дняхъ я получилъ книжку, озаглавленную «О смыслѣ жизни». Въ книжкѣ этой авторъ отъискиваетъ смыслъ жизни въ сочиненіяхъ Сологуба, Андреева и Шестова. Не забываетъ воспользоваться при этомъ для объясненія смысла жизни и сочиненіями Чехова и другими, столь же компетентными въ вопросѣ о смыслѣ жизни. Точно не было ни Браминизма, ни Будды, ни Соломона, ни Марка Аврелія, ни Сократа, Платона, ни Христа, ни Руссо, ни Канта, ни Шопенгауера и др. Точно все человѣчество до Сологуба, Л. Андреева, Шестова и Льва Толстого жило не имѣя никакого понятія о смыслѣ жизни, который вотъ-вотъ будетъ разъясненъ людямъ Шестовыми, Андреевыми, Сологубами, Толстыми. То же самое и въ письмахъ. Въ получаемыхъ мною письмахъ за вопросомъ о томъ, въ чемъ смыслъ жизни, уже чувствуется рѣшенный отвѣтъ, что смысла этого нѣтъ и не можетъ быть. Спрашивается, напримѣръ, — подлинное письмо — кому вѣрить, Христу изъ Евангелія или Санину изъ романа Арцыбашева; и очевидно, что сочувствіе автора письма на сторонѣ Санина. Въ такихъ письмахъ большей частью рисующійся авторъ выражаетъ свой отвѣтъ на задаваемый имъ вопросъ о смыслѣ жизни. Отвѣтъ этотъ всегда тотъ, что смысла въ жизни нѣтъ, для настоящихъ образованныхъ людей нѣтъ и не можетъ быть никакого, а есть эволюція, совершающаяся по открытымъ наукою законамъ, въ наше время совершенно уже устранившая старыя, отсталыя понятія о душѣ, Богѣ и тому подобныхъ суевѣріяхъ о назначеніи человѣка и его нравственныхъ обязанностяхъ. И высказывается все это съ безпредѣльной самоувѣренностью исамодовольствомъ.
«Все это старое, отжившее. А намъ нужно новое опредѣленіе смысла жизни, новое такое, которое сходилось бы съ Дарвинизмомъ, Ничшеанствомъ, съ самымъ новымъ пониманіемъ жизни. Намъ нужно придумать такое новенькое объясненіе смысла жизни, при которомъ основашемъ всего признавались бы одни законы вещества, изслѣдуемые въ безконечномъ пространствѣ и времени». Въ родѣ того, какъ если бы люди считали, что нужно придумать такую новую геометрію, при которой признавалось бы равенство угловъ треугольника не двумъ, а тремъ прямымъ, или что-нибудь подобное. И эти люди всячески стараются придумать такую новенькую геометрію. И вотъ лучшіе изъ молодежи — несчастные, колеблясь между самодовольствомъ знанія всей болтовни Дарвиновъ, Геккелей, Марксовъ, разныхъ Метерлинковъ, Кнутовъ Гамсуновъ, Вейнингеровъ, Ничше и т. п., почитаемыхъ ими великими мудрецами, и смутнымъ сознаніемъ безсмысленности на основаніи этихъ ученій пониманія жизни, всетаки ищутъ, и разумѣется тщетно, объясненія смысла жизни и все больше и больше, какъ это и не можетъ быть иначе, приходятъ въ отчаяніе, и самые горячіе неуравновѣшенные изъ нихъ кончаютъ самоубійствомъ. По книгѣ Крозе «Der Selbstmord im 19-n Jahrhundert» число самоубійствъ въ одной Европѣ, съ недостающими свѣдѣніями о Россіи и другихъ некультурныхъ странахъ Европы, было въ 19 столѣтіи 1,300,000 и число это постоянно увеличивалось и увеличивается. И это, очевидно, не можетъ быть иначе.
