– Пойми, у нас всего пятьдесят человек. Если мы выделим женщинам хотя бы вшивый десяток, это не спасет их, и погубит нас, нарвись мы на менее усталых разбойников. Мы и так зашли в пустыню дальше, чем этого следовало.
– Дождетесь ночи, – понял приказ правителя на свой лад десятник Абоб, – дождитесь ночи, но не спите. В небе приблизительно там, – он показал пальцем в сторону запада. – Да, там появится звезда. Идите на нее. Идите все время на звезду, и к концу второго дня перед вами предстанет небольшой оазис. Там вас покормят и дадут работу. – Он отвесил Ироду хилый поклон, и поняв, что тот не возражает, продолжил объяснения.
– Куда он посылает их? – Я посмотрел на раскачивающуюся в седле ведьму, девчонка должно быть либо уже потеряла сознание, либо была на грани. Сердце мое сжалось. Я подскочил к бывшей пленнице и успел упредить ее падение, подхватив на руки.
– В город Восора[27] отмахнулся Ирод, – там они все снова попадут в рабство, но должно быть такова их судьба.
– Спасать для того, чтобы они из одного рабства попали в другое? Не так ты поступал с тем полоном, что спас в день моего приезда.
– Согласен, но только мы слишком далеко от дома, и если местные правители застанут нас в компании с этими беднягами, они, пожалуй, примут мой личный отряд за презренных разбойников, пленивших и теперь ведущих на продажу в Аскалон этих женщин и детей, и нападут на него. Посему, все, что мы можем сделать по отношению к этим людям – мы уже сделали. А именно спасли их и дали свободу.
– Но они же погибнут в пустыне! – Не верил я своим ушам.
– Тогда бери их себе! – Ирод вскочил в седло и тут же дал коню шпор.
Его примеру последовали пять десятков воинов. Поняв, что спасители того и гляди умчатся восвояси, бывшие пленники громко завыли, бросаясь под копыта коней, хватаясь за одежды воинов и стремена, и пытаясь удержать Ирода со свитой. Куда там.
О, Боги! Что же я наделал?! Я смотрел вслед уносящемуся куда-то на запад золотистому пыльному облаку не веря своим глазам и понятия не имея, что теперь делать. Да уж, в пограничной Идумее люди взрослеют раньше и мои благородные увещевания, которые могли бы произвести впечатление на сенат в Риме, здесь казались в лучшем случае детскими капризами. К слову, женщины здесь тоже взрослели раньше нежели в крупных и сравнительно безопасных и культурных городах, поэтому, узрев, что их бросили на безусого юнца, они сделали первое что с их точки зрения казалось единственно правильным – обступили меня со всех сторон, обхватив потными руками, и непрерывно воя и треща на языке смысл которого я мог разобрать лишь весьма приблизительно, так как он немного походил на арамейский.
Во, попал. Конечно «Черные пауки» могут жить в любых условиях, сражаться с числом противников в несколько раз превосходящих их самих, но… я был юн, совсем один, и к тому же в чужой стране, в пустыне! Возможно, уже провалил задание, потому что, сочтут ли меня местные стражники за презренного разбойника привезшего на рынок живой товар, или я встречусь с настоящими разбойниками, имея на руках безоружных, голодных и измотанных женщин и детей, я все одно не сумею уйти. С другой стороны, бросить полон на неизбежную погибель в пустыне, для того, чтобы спастись самому и догнать Ирода – проявить малодушие, за которое суровый правитель вполне мог отлучить меня от своей особы, выслав обратно в Рим, или еще скорее, выдворив за пределы своего дворца, дабы я сдох или выжил согласно разумению пославших меня богов.
Понятия не имея, куда теперь следует отправиться, я снова посадил себе в седло не способную еще передвигаться самостоятельно ведьму, и взял курс на полуисчезнувшее за отрядом Ирода облачко пыли. Вроде бы правитель говорил, что до Аскалона, если двигаться в выбранном направлении, оставалось не более двух суток пути. Поняв какое направление я решил избрать, женщины застрекотали, показывая в сторону Восора – направление указанное им десятником. Теоретически они были правы, этот путь представлялся более коротким, но в Аскалоне, я еще мог найти Ирода и помириться с ним, в то время как в Восоре меня могло ожидать все что угодно, включая собственное пленение и попадание в позорное рабство.
Ах, ну отчего ни мой благородный отец, ни мудрейший учитель Люций Грасса Вулпес, не удосужились научить меня способам выживания в пустыне? Почему я не потрудился выспросить секреты борьбы с ночной стужей, отсутствием воды и пищи у воинов Ирода или у него самого? Я не испытывал лишений находясь среди отряда правителя, живя там на все готовенькое, теперь же все зависело от меня самого, а я был растерян и подавлен.
Ночью, когда мы трясясь от холода шли по выбранному направлению, я боролся с искушением дать шпор коню, дабы отделаться от невыносимого эскорта, но проклятые женщины были начеку. В темноте их глаза светились дьявольским огнем, а длинные похожие на когти хищных птиц ногти казались когтями самих гарпий. А как они шумели – о великие мойры, чью драгоценную пряжу я не постеснялся бы забить в эти не знающие покоя рты. Как они галдели, то и дело для чего-то показывая мне своих детей, и заставляя последних держаться за потник моего коня или хвататься меня за одежду. Все это было невыносимо.
К утру, когда я устал слушать их непрекращаемый многоголосый вой, мы сделали привал, и тогда женщины легли вплотную ко мне, согревая меня своими телами. Пол дня мы проспали истомленные тяготами пути, и поднявшись я разделил между собой и бывшим полоном остатки воды из своего личного бурдюка, и оставшуюся часть похожего на сухих змей вяленого мяса. После чего пытка пустыней продолжилась, и мы вновь пустились в путь.
К середине второго дня зловеще посерело небо, а тревожный ветер начал поднимать песок, кружа его точно крошечные веретенца, поднимать вверх, швыряя пригоршнями нам в лица. До этого двигаясь по сравнительно спокойной пустыне я лицезрел только разноцветную ее шкуру, удивляясь про себя тому, что местами пустыня напоминает застывший океан, с маленькими похожими одновременно на огородные гряды и замерзшие волны песчаными холмиками. Теперь ветер начал приводить эти волны в движение, поднимая верхние слои песка с их застывших было гребней. Мы продолжали идти, я – потому что плохо представлял, что будет дальше, а женщины, потому как не останавливался я. Девочка сидящая передо мной в седле отвернула от пыльного ветра заплывшее после побоев лицо, удобно ткнув его мне в грудь, в то время как я, что бы ни делал, ни почем не мог справиться с набивающемся в рот, ноздри и даже глаза песком. Наверное, следовало устроить привал, чтобы как-то переждать бурю, но неожиданно в воздухе кроме серой пыли, сквозь которую не пробивалось даже убийственное солнце начала ощущаться влага. Это казалось странно, потому что не смотря на то, что сделалось не столь жарко, дышать реально было нечем. Не в силах укрыться от пыли мой конь лег, и не желал больше трогаться с места, пока я не избил его плеткой. Наконец мы приметили бархан побольше, с опасно нависающим песчаным навесом, под которым и спрятались от настигающего нас песка, готовые на все, даже быть погребенными заживо, лишь бы впустить в забитые песком ноздри хоть каплю воздуха. Какое-то время мы пытались продышаться закрыв головы своей скудной одеждой и хотя бы, таким образом, уворачиваясь от кружащего вокруг нас подобно пустынным демонам песка.
А потом пошел дождь, нет, не дождь, а ливень такой силы, что дышать снова сделалось нечем. По началу мы все бросились к краю песчаного балкончика, подставляя ладони под струящуюся воду, пили, пили, пили. После, уже утолив жажду и умывшись, мы сидели исхлестанные водой, как раньше были избиты песчаной плеткой. Замерзшие, голодные мы могли лишь смотреть на дождь, сетуя уже на то, что остались живы, и ожидая, когда же неизбежно набрякший обильно струящейся с небес влагой песчаный навес низвергнется в одночасье покончив со всеми нашими бедами.
Не помню, как заснул в объятиях с ведьмой и ее товарками. Во сне я продолжал видеть песчаную бурю и смертоносный ливень. Утром меня неожиданно растолкали, я открыл глаза и тут же ведьма залепила мне рот своей грязной ладошкой, показывая на небо в котором среди черных туч слабо угадывалась светлая полоска.
