Литмир - Электронная Библиотека

Я спокойно оставила Петра Ивановича на попечение Андерсена и отправилась готовить чай.

Вернувшись обратно с двумя наполненными чашками, я обнаружила, что Пётр Иванович задремал. Он сидел на стуле, сгорбившись, уронив голову на сложенные на столе руки. Андерсен, забравшись на стол, грустно смотрел на него.

— Пётр Иваныч!.. Пётр Иваныч!.. — позвала я. — Чай готов!

Кот спрыгнул на пол. Наш посетитель поднял голову, выпрямился на стуле и рассеяно уставился на чашку.

— Вы, наверно, очень любите животных? — сказала я, пытаясь хоть как-то заполнить паузу.

Он, казалось, не расслышал вопроса.

— Спасибо, — наконец произнёс он. — Вы и ваш кот порядочно меня здесь задержали. — Я… собственно… попрощаться зашёл, — неожиданно сказал он.

— Вы собираетесь куда-то уехать? — настороженно спросила я.

— Да уж, уехать… — как-то странно произнёс Синицын. — Да, сегодня последний день, — добавил он, тяжело, будто с усилием двигая губами. Я почувствовала, что пауза может затянуться.

— Куда-то далеко? — спросила я. Он не ответил. — Навсегда? — спросила я напролом.

— Навсегда. Вы догадались? — безразлично спросил он.

— Догадалась. Значит, это ваш последний день?.. — переспросила я, заранее зная ответ. Он промолчал. — Это очень хорошо, что вы зашли проститься, Пётр Иванович. Это очень… — я мучительно подыскивала слова… — Очень по-человечески.

— Я почему-то доверяю вам, — сказал Синицын и, судя по всему, решился мне что-то рассказать.

— Вы действительно никому не расскажете? — спросил он для начала, на всякий случай, — впрочем, довольно безразлично.

— Никому. Обещаю.

И я приготовилась слушать.

— У меня недавно умерла жена. Мы прожили вместе больше тридцати лет. Наверно, мы срослись за это время — как, знаете, два дерева срастаются… — Он помолчал. — Понимаю, это звучит малодушно, но мне… незачем оставаться. Я не могу, да и не хочу, если бы даже и смог. Я всё уже решил.

— Я понимаю вас, — сказала я, очевидно, единственное, что могла придумать. — Наверно, вы всё хорошо обдумали, — как можно твёрже продолжала я, очень боясь сбиться.

— Обдумал, только слишком долго тянул. — Он помолчал. — Можете себе представить, ведь это должно было случиться вчера.

Мне вряд ли удалось скрыть охвативший меня ужас. Я вдруг ясно чувствовала, что он был заморочен, загипнотизирован, зомбирован своей идеей. Он был одержим ею, и что бы я сейчас ни сказала, какое бы выражение ни придала своему лицу — он не в состоянии заметить моё притворство. Мне долго не удавалось выдавить из себя ни одного слова.

— Я, как ни странно, задержался только из-за вашего кота, — сказал он по-прежнему холодно, но с некоторой ноткой удивления, так, словно его удивляли собственные слова.

— Андерсена! — с непонятной мне самой настойчивостью поправила я его.

— Андерсена… — машинально повторил Пётр Иванович и задумался.

— Он, кажется, ко мне привязался?.. — вдруг спросил он, и в голосе его чуть слышно зазвенела надежда. Это было похоже на короткую, но благоприятную перемену ветра.

— Да, он очень вас ждал, — сказала я торопливо. — Боюсь, ему не хватает мужского начала. Я это остро чувствую!

«Что за чушь я несу!..»

— Он необычный у вас, — сказал Пётр Иванович, снова проваливаясь душой в неведомые бездны, и голос его опять звучал глухо и отстраненно.

— Мне пора, — с усилием произнёс он, не двигаясь с места.

— А родственники? — очень быстро выпалила я. — Ваши родственники, как они это переживут?

— Спокойно, — сказал он уверенно и безразлично. — У меня только старшая сестра. Она живёт далеко, в Краснодаре. Я ей не нужен.

— А… вы один сейчас живёте? В отдельной квартире? — спросила я быстро.

— Нет, с соседкой, — нехотя ответил он. — Но мы почти не общаемся.

— Она, наверно, не очень приятный человек? — настойчиво продолжала я допрос.

— Баба Люба? — рассеянно переспросил он. — Почему? Обычная.

Он явно не понимал цели вопросов. Было бы неплохо, если бы я сама её понимала.

— Значит, она — моя тёзка!.. — сказала я.

— Почему? — тупо спросил он.

— Потому, что меня тоже зовут Люба! — ответила я.

— А… — равнодушно отозвался Синицин. — А кота — Андерсен, — проговорил он с подобием теплоты в голосе.

— Андерсен, — как можно твёрже, повторила я, подсознательно понимая, что почему-то это сейчас важно, — мой кот и его имя. Правда, я ни за что не смогла бы объяснить почему.

— Мне пора идти, — глухо, но решительно сказал он. И поднялся со стула.

Мне очень хотелось удержать его. Но я не знала как. Я чувствовала болезненную беспомощность. От бессилия, мне хотелось заплакать.

Полуобернувшись, Синицын остановился в шаге от двери, — он морщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.

— Вы же звали меня, сегодня… Зачем? Что-то… хотели… про кота… — напряжённо вспоминал он.

— Да, — вдруг выпалила я. — Помогите мне, пожалуйста. Заберите Андерсена на одну неделю. Только на одну неделю. Я умоляю вас.

Я не помню точно, какими словами убеждала, что именно говорила, — помню только, что весь монолог сводился к тому, что, если он не позаботится об Андерсене, мы оба пропадём, — я и Андерсен. Моя речь была столь пламенна, что вскоре я осталась совсем без сил и замолчала, судорожно глотая воздух. Но, может быть, именно поэтому мои мольбы возымели действие. Однако, самую важную роль в этом деле сыграл сам Андерсен. Он, будто понимая, о чем я прошу, просто запрыгнул на руки Петра Ивановича и тем самым поставил точку в разговоре.

Андерсен, конечно, не умел произносить речи, но в уме и прирожденной чуткости ему нельзя было отказать…

Вас, наверно, немного удивил мой решительный настрой в деле Петра Ивановича? Вы, может быть, даже предположили, что я обладаю опытом общения с самоубийцами? Нет, не обладаю. Но по странному стечению обстоятельств, в запасе у меня оказался… чужой опыт.

Нынешней весной одна из наших дам-завсегдатаев принесла мне почитать редкую и чрезвычайно интересную книгу. Даму зовут Изольдой, — потом я ещё расскажу вам о ней. Мы с Изольдой ни в чём не похожи друг на друга, но всё же умудрились немного подружиться.

Итак, Изольда принесла мне огромный том под названием «Книга жизни». Это вовсе не религиозный трактат, как вы, возможно, подумали, а хрестоматия по психологии; её автор и составитель — Иван Алексеевич Сикорский, отец известного авиаконструктора Игоря Сикорского, талантливый учёный-психиатр.

Одна из статей Ивана Алексеевича поразила меня. В ней рассказывалось о девочке-подростке, которая «заболела» мыслью о добровольном уходе из жизни. Профессор Сикорский взялся вылечить её, — и вылечил, а потом подробно описал, как именно проходила психотерапия. Потрясающая, захватывающая статья!..

Я, как вы уже успели заметить, не врач. Никаких способностей к целительству у меня, к сожалению, нет и никогда не было. Познакомясь с Петром Ивановичем, я из всех сил пыталась применить к нему всё, что вычитала у Сикорского, но боюсь, что главным психотерапевтом оказался всё-таки Андерсен.

Андерсен хоть и не читал «Книгу жизни», но добровольно отправился на целую неделю в чужой дом, к малознакомому человеку. Почему? Зачем мы с Андерсеном всё это затеяли? Был ли во всём этом хоть какой-нибудь смысл?.. Честно говоря, я боялась даже задумываться об этом.

Баба Люба

Кот из Датского королевства - _8.jpg

Прошло несколько дней. Андерсена мне уже очень не хватало. Перед уходом некому было налить молоко в блюдце. Никто не провожал меня до двери с высоко поднятым хвостом. Вырезанное в двери кладовой неровное отверстие для ночных прогулок Андерсена во двор сейчас стало бесполезно. А может и ещё хуже: что если ночью через него проберётся к нам в лавку чужой — глупый и невоспитанный — кот?..

Рабочий день подошёл к концу. Я заперла магазин, но почему-то не спешила уйти домой. Настойчивый звонок с улицы прервал мои печальные мысли. Я быстро подошла к двери. «Что если они вернулись?..» — промелькнуло у меня в голове. Но я увидела перед собой незнакомую пожилую женщину. Она была невысокого роста, полноватая, с очень бледным лицом. На голове небрежно завязана синяя, видавшая виды, выцветшая косынка.

6
{"b":"228278","o":1}