— Да той самой, о которой ты сам заговорил, «Блудный сын» Рембрандта.
— Правда? — искренне удивился профессор. Я, признаюсь, не слышал. Кто, ты говоришь, автор? И что, интересная книга? — заинтересованно спросил профессор.
— Да, да, — дважды кивнув головой, подтвердил канадец, — очень интересная. Написал её Генри Моуэн. Учёный!.. Очень интересный человек!.. В силу обстоятельств, ему пришлось работать с умственно отсталыми людьми. Эта работа показалась ему настолько трудной, что в какой-то момент он устал и даже был близок к отчаянию. А потом в чьем-то доме в Канаде он случайно увидел репродукцию картины Рембрандта «Блудный сын». Эта картина, вернее её репродукция, потрясла Моуэна. От хозяина дома он узнал, что оригинал находится в России, в Эрмитаже. Моуэну непременно захотелось поехать в Россию, чтобы увидеть «настоящего Рембрандта». И, к счастью, такая возможность скоро представилась.
Приехав сюда, в Санкт-Петербург, Моуэн тут же отправился в Эрмитаж. Увидев подлинник поразившего его полотна, он не только не разочаровался, а наоборот — картина совершенно заворожила его!.. Моуэн часами не мог оторваться от неё. Он приходил смотреть на картину снова и снова. Повышенный интерес Моуэна к полотну Рембрандта заметили сначала охрана музея, а потом и администрация. И однажды руководство распорядилось принести для учёного канадца удобный стул, чтобы он смог сидя рассматривать любимую картину. Время, проведенное Моуэном в Эрмитаже, не пропало даром. Оказывается, за время многочисленных просмотров в его душе родилась новая философия. Я не знаю, делал ли учёный записи во время своего пребывания в Эрмитаже, но, вернувшись в Канаду, он написал книгу. Эта книга — размышление о картине, о том, как понимал Рембрандт евангельскую притчу, чему пытался научить своих зрителей.
Канадец рассказывал увлеченно, на одном дыхании; можно было подумать, что это он сам написал трактат о «Блудном сыне». Профессор слушал молча, боясь перебить его не только неловким словом, но и жестом.
Ивану Осиповичу казалось, что ему давным-давно не доводилось слышать такие вдохновенные речи. Он был очень рад, что судьба свела его с этим долговязым канадцем. Глен не только сам по себе казался новостью, но и рассказывал о том, что профессору было неизвестно, а главное — как рассказывал!
Иван Осипович тоже хорошо помнил картину, которая однажды так поразила воображение канадского учёного Моуэна. И, когда Глен рассказывал о книге, перед глазами профессора, словно наяву, представало полотно Рембрандта.
Несмотря на то что жара постепенно шла на убыль, тень от ближайших кустов сирени всё ещё не дошла до той половины скамейки, на которой сидел Глен. От долгого разговора в горле у старика пересохло, и он потянулся за бутылочкой с водой, которая стояла под скамейкой.
Воспользовавшись паузой, Иван Осипович внимательно и с явным уважением смотря на Глена, произнёс:
— Ты удивительно интересно рассказываешь, Глен. Знаешь, ты очень хороший рассказчик.
— Ну, не так уж это и удивительно, Иван! — без ложной скромности, согласился с похвалой Глен. — Ведь меня иногда просят читать проповеди в нашей церкви, в Оттаве. И потом я так же, как и ты, когда-то окончил Университет, а там чему-нибудь да учат!
Но ты понимаешь, Иван, дело совсем не в том. Эта книга моего соотечественника о картине, она… вдохновляет. На основе её сюжета Моуэн выстроил целую философию.
Это размышления о том, что один и тот же человек, в разные минуты, вернее, периоды своей жизни, может отождествлять себя с разными персонажами притчи о блудном сыне. Он — то потерянный, окончательно запутавшийся в собственных неверных поступках блудный сын, то изнывающий от зависти к несправедливо обласканному грешнику брат, то любящий и прощающий отец. Но ведь это Иван, что называется, в двух словах. А в самой книге автор раскрывает эти мысли на примерах из собственной жизни. Я мог бы долго рассказывать об этой книге. А на самом деле, её просто нужно прочитать.
— Ты прав, мне захотелось её прочитать! Но ты ведь привезешь для меня эту книгу в следующий раз? — неожиданно даже для самого себя, выпалил профессор.
— Да, — несколько секунд подумав, ответил канадец, — привезу.
Тем временем на соседней скамейке мама с маленькой девочкой раскрошили большой батон и кормили птиц. Голубей вокруг становилось всё больше и больше. Один из них, видимо, без всякого злого умысла, оставил след на коричневом ботинке Глена. Заметив это, Глен очень удивился, замолчал и с недоумением стал рассматривать ботинок. Почувствовав смущение приятеля, Иван Осипович решил подбодрить его.
— Не обращай внимания, — сказал он. Потом немножко подумал и добавил: — Это хороший знак — богатым будешь!
— Как это? — удивился Глен, пытаясь понять, шутит Иван Осипович, или говорит серьёзно.
— Ну, это шутка такая, — признался Иван Осипович, хотя ему и в самом деле казалось, что подобная примета существует. Впрочем, сам он в приметы не верил.
Глен немного подумал, потом тихонько засмеялся.
— Ну, это вряд ли, Иван,— улыбаясь, сказал он. — Вряд ли я стану богатым теперь. Уж если до сих пор не стал!
Они, видимо, задумавшись каждый о чем-то своём, ещё несколько минут молча смотрели на бесцеремонных голубей.
— Слушай, я что-то проголодался, — неожиданно признался канадец.
— А я нет, — сказал Иван Осипович. — Мне, когда жарко, вообще, есть не хочется. А вот от мороженого я бы не отказался. Давай, по мороженому!
— Давай! — согласился Глен. — Мне так нравится ваше русское мороженое! У вас умеют его делать!
— Согласен, — отозвался Иван Осипович. — В Москве оно тоже вкусное.
— А что, разве в Москве продается другое мороженое?
— Да, немножко другое, но тоже вкусное.
— Верю на слово. Значит, по всей России живут мороженщики высшего класса! — решил польстить русскому приятелю Глен.
— Наверно, — охотно согласился профессор.
Взяв по «супер-трубочке», они вернулись на свободную скамейку.
Несколько минут приятели молчали и сосредоточенно ели мороженое: оно оказалось и в самом деле вкусным, — торопились его доесть, пока не растаяло.
— Так ты говоришь, Иван, рассказ о Блудном сыне — твой любимый сюжет из Библии? — быстро покончив с мороженым, спросил канадец.
— Один из любимых, — уточнил профессор.
— А какой самый любимый? — не унимался канадец
— История Иова, — не задумываясь, ответил Иван Осипович.
— Да-а-а… Да! — покачал головой канадец. А ты Иван, значит, Библию часто перечитываешь? — с любопытством спросил Глен.
— Ну конечно, — сказал Иван Осипович. — Я ведь тоже верующий, только я не протестант, как ты, а принадлежу православной Церкви.
Канадец задумался.
— А, понимаю! — воскликнул он наконец. — Вы похожи на католиков? Да?
— Нет, не похожи!.. — добродушно возразил Иван Осипович.
— А на кого вы похожи? На нас, протестантов? — простодушно спросил канадец.
— Нет, на вас, мы тоже не похожи! — ответил профессор.
— Почему? — обиженным тоном канадец.
— Понимаешь, Глен, с вами у нас ещё больше различий, чем с католиками.
— Объясни! — потребовал канадец.
— Хорошо! — охотно согласился профессор. Он и в самом деле обрадовался вопросу Глена, потому что тема эта ему и самому была интересна.
— Ведь ты, Глен, хорошо знаешь традиции католиков?
— Достаточно, — со скромным достоинством ответил приезжий протестант.
— Правильно! Иначе и быть не может, — согласился Иван Осипович. — Ведь ваша вера и зародилась-то, как протест против католицизма. Согласен?
— Разумеется, согласен, потому что это — прописная истина.
— Правильно. Вы протестовали против папизма, индульгенций и так далее…
— А что, разве ваша религия это поддерживает?
— Но в нашей религии ничего подобного никогда не было.
Канадец задумался.
— Ну, значит, вы тоже протестанты, — предположил он, — просто другая ветвь.
— Нет, — сказал профессор. — Мы не протестанты, у нас с вами слишком много различий. Мы, например, почитаем святых. Кроме того, наши храмы украшены красивыми иконами.