Вспыхнув до корней волос, Белла убежала к хору. Аккомпаниаторша повторно заиграла вступление к «Велосипеду для двоих». Белла, уже на своем месте, делала глубокие вдохи, чтобы успокоить выпрыгивающее из груди сердце и приготовить дыхание к пению.
Жак Лефевр прикоснулся к ней! Она до сих пор ощущала его легкое касание. Негодяй испугал ее так, что она чуть не превратилась в соляной столб!
Белле захотелось побольше узнать о любвеобильном призраке, поэтому после репетиции она села в свою машину и поехала в ближайшую библиотеку — на Сент-Чарлз-авеню. Ей принесли индекс статей в местных газетах. Полистав указатель по темам, девушка обнаружила в «Нью-Орлеанес геральд» тридцатых годов статью о привидении в «Сент-Чарлз-опера». Через несколько минут она сидела перед диаскопом и просматривала микрофильм с нужным номером газеты: на не слишком четком черно-белом фото явственно угадывался тот самый мужчина, которого она видела в театре. Чувственные темные глаза, чарующая улыбка… Белла так и обмерла перед экраном. На фотографии Жак Лефевр улыбался в камеру, поставив одну ногу в сапоге на позолоченную низкую скамеечку обитую бархатом. На певце была белая свободная рубашка и темные брюки. Довольно похоже на тот костюм, в котором он ей предстал в настоящем времени.
Подпись под фотографией гласила: «Жак Лефевр, призрак которого вот уже сорок лет то и дело появляется в „Сент-Чарлз-опера“. Был убит в августе 1896 года — по всей видимости, ревнивым мужем или любовником одной из многочисленных красоток, которым Лефевр умел вскружить голову».
Белла прочитала всю статью, где описывалось, как Лефевр ослепил новоорлеанскую публику блестящим выступлением в «Кармен» — эта опера была поставлена до «Калейдоскопа». Ну а затем, как и рассказывал Личфилд, певец был убит во время смены декораций в «Калейдоскопе».
Далее автор статьи подробно писал о тщательном расследовании, которое, впрочем, оказалось безрезультатным: не было ни одного свидетеля убийства, и преступника так и не нашли. Призрак Лефевра объявился после следствия и с тех пор появлялся в театре более или менее регулярно и продолжал свое привычное дело — норовил соблазнить каждую хорошенькую особу женского пола, норовил утащить у них веера, перчатки и шарфики. Выключая диаскоп, Белла ощутила укол разочарования. Конечно, потрясающе увидеть фотографию Жака Лефевра, но в общем статья не дала никакой новой полезной информации. Разгадки таинственной смерти так и не было.
Лишь в одном Белла совершенно не сомневалась. Призрак Жака Лефевра — реален. Он существует. Это не игра ее воображения. И Белла была очарована этой фигурой.
На следующей неделе труппа прилежно репетировала. Механизм хрустального шара починили, и теперь «калейдоскоп» вращался бесшумно. Белла хоть и любила «Старую милую песню любви», на последних тактах боялась выходить на сцену: резкая смена тьмы и света сбивала ее с толку. В темноте случались досадные недоразумения — руки и ноги Беллы вскоре были в синяках от столкновений с коллегами из хора, с рабочими и острыми углами реквизита. Страдали и другие: балерина из номера «Мечтательный вальс» подвернула лодыжку, убегая со сцены во время калейдоскопического затемнения.
Белла переносила мелкие злоключения между номерами покорно: ведь именно в эти моменты ей чаще всего являлся призрак Жака Лефевра. Складывалось впечатление, что он дразнит ее, играет в кошки-мышки. Однажды она увидела фантома, убегая со сцены. Она едва не проскочила сквозь него! Девушка отшатнулась, а Лефевр протянул к ней руку, улыбнулся и шепнул: «Идем со мной, Белла!» Теперь она была готова следовать за ним с еще большей решимостью, чем в прошлый раз. Однако Лефевр снова испарился в мгновение ока.
Дважды девушка мельком замечала его у кулисы, когда выбегала на сцену во время смены декораций. Как-то при затемнении Белла не увидела призрака, но отчетливо услышала, как он поет «Старую милую песню любви». Какой восхитительный, неповторимый тенор! Софи Кроуфорд тихо наигрывала мелодию, заполняя паузу, и Лефевр — подумать только! — аккуратно подстроился под аккомпанемент. Белла застыла как вкопанная. Небесной красоты голос Лефевра пронизывал все ее существо, волновал до дрожи. Отчего она была уверена, что поет именно Жак Лефевр, Белла и сама не знала. Но это был голос невероятной красоты, потрясающий лирический тенор — такого она никогда не слышала. Даже голос ее отца ни смог бы соперничать с этим чудом.
После этой особенно памятной встречи Белла чувствовала присутствие Лефевра рядом с собой едва ли не в каждый момент своего пребывания в театре. И с каждым днем Жак, казалось, становился ей ближе.
Вечером во время одной репетиции его присутствие стало особенно ощутимо. В этот день Белла была чрезвычайно восприимчива к музыке. Поток прекрасных мелодий вскружил ей голову. Она стояла возле рояля и перелистывала ноты перед Софи Кроуфорд, пока Анна Мария Бернард и Виктор Дейли разучивали берущий за сердце дуэт из «Дон Жуана» и милую «Песенку Мюзетты» из «Богемы». Прочувствованный дуэт Пуччини напомнил Белле о том времени, когда эту же мелодию она слышала в исполнении родителей, во многом куда более совершенном.
В кульминационном месте дуэта из глаз Беллы брызнули слезы. Девушка потупила взгляд и дрожащей рукой перевернула нотную страницу. К счастью, репетиция скоро закончилась, все заторопились, зашумели, и никто не заметил, как глупо она расчувствовалась.
Артисты разошлись, оставив Беллу одну у рояля. Ей вдруг донельзя захотелось петь. Такой внезапный певческий зуд случался с ней и раньше. Она развернулась в сторону пустого зрительного зала. Мелодия рвалась наружу, необходимо было дать выход захлестнувшим ее эмоциям. В такие моменты Белла остро ощущала, чего ей не хватало, по чему она томилась. Любовь. Настоящая душевная близость. Насыщенная страстью мелодия явилась символом ее нерастраченной любви.
Тут она опять увидела его. Он стоял в зрительном зале у оркестровой ямы и смотрел на нее снизу. И его присутствие наполняло девушку особой музыкой. Белла зачарованно смотрела на Жака Лефевра.
— Иди ко мне, Белла! — негромко сказал он. — Ты будешь петь для меня.
Дрожь пробежала по ее телу. Разве она сможет петь для Жака? Кто он? Не ответ ли на ее страх — страх не только публики, но и страх любви, да и жизни вообще? И не он ли — стимул той рвущейся изнутри песни, того горячего чувства, что поднимается в ней? Быть может, судьба привела ее в этот театр, к призраку, чтобы открыть смысл ее собственного бытия?
Впервые она ответила ему, и ее голос был исполнен грусти:
— Если я сделаю хоть шаг, вы исчезнете.
— Иди ко мне, Белла, — повторил он.
Она рванулась к нему — но, как обычно, Жака Лефевра и след простыл…
— Белла, почему бы тебе в эти выходные не поехать со мной на загородный прием? — спросил Джон.
Через две недели после памятной репетиции, когда Лефевр попросил ее спеть для него, Белла стояла с Джоном Рэндолфом на палубе «Речной королевы», одного из множества прогулочных речных пароходиков старинного вида, на которых туристов катали по бесчисленным рукавам дельты Миссисипи неподалеку от Нового Орлеана. Стоял прекрасный летний вечер, воздух был свеж и прозрачен после прошедшего днем дождя. Белла как ребенок радовалась красоте окружающего пейзажа. У зеленых берегов, густо поросших мхом, прогуливались белые цапли, там и сям виднелись колонны плантаторских домов. Лягушки истерично квакали, болотные птицы на разные лады кричали из зарослей кипарисов. От реки поднимался запах рыбы, ила и зацветшей воды.
Белла чуть растерянно покосилась на Джона. Его предложение застало ее врасплох. Во время репетиций она сдружилась с Джоном, легкий характер молодого, человека и вечная готовность шутить были ей по вкусу. Однако в последнее время он норовил пригласить ее на настоящее свидание. Ей же нисколько не хотелось превращать их простые отношения в любовный роман.
Она улыбнулась:
— А кто устраивает пирушку? Напомни, пожалуйста.
— Дедушка Джеффа Шелтона, — пояснил Джон. — Старшеклассниками мы с Джеффом ездили в один летний лагерь. Я слышал, его дедушка из тех, кто умеет закатить настоящий праздник. Прием состоится в плантаторском доме на берегу одного из протоков. Возможно, будут даже несколько конгрессменов и один сенатор. Собираются варить креветок и речных раков и танцевать до утра. — Тут он подмигнул Белле: — Мы с тобой можем улизнуть от толпы в один из летних домиков для гостей, которые тут называют холостяцкие берлоги. И уж там мы с тобой найдем чем заняться!
