Жак считал себя виноватым. Он не мог признаться Элен в том, что произошло у него в гримерной. Возможно, Белла обиделась на него. Не потому ли она так быстро ушла из театра?.. Хотелось — волосы на себе рвать.
* * *
Он решительно шагнул к Элен.
— Дай мне ключи от квартиры!
— Жак…
— Я должен проверить, там ли Белла. А вдруг она действительно заболела? Лежит там — и никого рядом.
— Ладно, твоя взяла, — вздохнула Элен и протянула ключи. — Когда будешь уходить, положи их под коврик, ладно?
Он кивнул и быстрыми шагами вышел из гримерной. У служебного выхода его, как всегда, поджидала карета. По дороге домой Жак судорожно сжимал в руке ключи и сердце у него замирало от тревоги.
Луис остановил карету возле Нижней Понталбы. Жак быстро пробежал через коридорчик во внутренний дворик и взлетел по лестнице на третий этаж. Открыв дверь и включив свет, он стал звать Беллу.
Никто не отвечал. Он обшарил всю квартиру. Ночная рубашка Беллы лежала в изножье кровати. Жак прижал к губам белые кружева, вдохнул ее аромат… Слезы навернулись ему на глаза. Разом нахлынули воспоминания об их упоительной ночи.
— Боже, где ты, Белла? — воскликнул он и стал в панике озираться, словно девушка спряталась в одном из шкафов. — Как могла бросить меня, не попрощавшись? Даже если ты рассердилась, мы могли бы поговорить и ты дала бы мне возможность загладить вину. Ах, Белла, Белла…
Мысли Жака смешались от горя. Три недели назад Белла внезапно возникла в его жизни. И вот она пропала столь же внезапно и необъяснимо. Почему? Не те же неведомые обстоятельства, которые привели девушку сюда четвертого июля, заставили ее бежать сегодня? Какая досада, что он не узнал у нее побольше о ее прошлом!
Господи, а что, если Белла бежит не от реальной опасности, а страдает от приступов безумия и у несчастной припадки, которые гонят ее с места на место? Ведь безумцам часто случается путешествовать, не отдавая себе отчета в своих перемещениях!
Нет, не может быть. Он не заметил в Белле ни следа сумасшествия. Она здоровая, чувственная и красивая, она бесподобная… Только боится жизни, боится любви, не позволяет проявиться своему оперному таланту. Однако разве это можно счесть признаками безумия? Это характер.
Что-то подсказывало Жаку, что Белла убежала от него, от их любви, от их общей судьбы. Но он не отступится. Он разыщет ее! Убедит ее вернуться! И она будет принадлежать ему навеки, даже если ему придется трясти ее за плечи, чтобы доказать свою правоту, а потом волоком тащить к алтарю… А пока самое важное — найти ее и вернуть.
На протяжении нескольких следующих дней Белла мало-помалу вошла в прежнюю колею, и жизнь в конце двадцатого века перестала казаться ей необычной. По настоянию бабушки она возобновила работу в театре и по-прежнему пела в хоре, стараясь максимальное количество свободного времени проводить с Изабеллой. А ночью приходил сонм горестных мыслей о Жаке, о том, жив ли он и что думает об ее исчезновении.
Пока ее не было, «Калейдоскоп» продолжали играть. Правда, Лесли Личфилд отдал ее роли в номере «Пташка в позолоченной клетке» и в «Полете валькирий» другим. Поморщившись, он все-таки разрешил ей петь в хоре. За эту милость Белла была благодарна — ежедневное посещение театра, атмосфера которого во многом оставалась той же, что и сто лет назад, сближала девушку с Жаком. Однако Белла отчетливо понимала, что она очень провинилась перед Личфилдом и он вернул ее в хор не из симпатии к ней, а из нежелания идти на конфликт с ее бабушкой, чье имя и деньги имели вес в совете директоров театра.
Беллу забавляло, что время в прошлом и настоящем текло как бы параллельно, не считая того, что между постановками «Калейдоскопа» был разрыв в сто лет и три недели. Она выпала из двадцатого века 4 июля 1996 года и в тот же день и месяц попала в год 1896-й, А обратно она перенеслась из 25 июля — опять-таки в 25 июля, только 1996 года! Над этой особенностью своих путешествий она долго и безуспешно ломала голову. Логика подсказывала, что часы в прошлом и настоящем идут в унисон: два потока времени как бы несутся по направлению к одному событию — к некоей общей для двух времен развязке, когда решится судьба Жака Лефевра. Если Белла не вернется к возлюбленному до столетней годовщины его гибели, то шанс на спасение Жака исчезнет навсегда — второй попытки неведомая сила ей не предоставит. Стало быть, прошлое отнюдь не ждет, когда Белла разберется со своими чувствами.
Жак был убит в августе. А до августа — всего ничего. Белла суеверно боялась узнать истинную дату его гибели, хотя теперь у нее была такая возможность. Казалось, что знание точной даты принудит ее действовать с бешеной энергией и прорваться в прошлое немедленно, а значит, опять бросить бабушку, которой жить осталось совсем недолго. Кроме того, есть ли гарантии, что она предотвратит гибель Жака?
Опять, как и в девятнадцатом веке, Белла оказалась зажата между двумя несовместимыми желаниями: с одной стороны, ей хотелось быть с Жаком и спасти его, с другой — — терзала тревога за бабушку и хотелось постоянно быть с ней. Здоровье Изабеллы за время отсутствия внучки стало еще более хрупким — к помощи кислородной подушки приходилось прибегать все чаще и чаще. После очередного разговора с доктором Белла была настолько расстроена, что решила бросить хор. Но бабушка и слышать не хотела об этом. Она страшно разволновалась и замахала руками. Было очевидно, что уход Беллы из театру принесет старушке больше вреда, чем пользы. Изабелла даже поклялась, что придет на представление, как только ей станет лучше. И она снова и снова вдалбливала в голову внучки, что та должна следовать своим путем и покориться своей судьбе, даже если при этом придется бросить бабушку.
Во время представлений у Беллы при каждом запуске хрустального шара кружилась голова, мысли мешались. А ну как именно сейчас ее унесет обратно в прошлое, к любимому Жаку! Однако пока прошлое ничем не напоминало о себе. Сразу после возвращения она видела призрак мистера Ашера, а в последующие дни — мельком — призрак Жака.
В первый раз Белла, уходя в темноте со сцены, у самых кулис вдруг услышала за собой властный шепот: «Пойдем со мной, Белла…» Она резко повернулась, готовая немедленно следовать за ним, снова увидеть живого Жака и, может быть, отыскать способ спасти его! Однако не увидела ничего, кроме мелькания пятен света.
В другой раз девушка шла на сцену, чтобы занять свое место в хоре, и в нескольких шагах от себя заметила расплывчатую фигуру. Это был Жак. Он улыбался и моляще протягивал к ней руки. Она кинулась к нему, но он исчез.
Затем встречи повторялись еще несколько раз — всегда дразняще мимолетные. После каждой в душе Беллы оставалась рана. Очевидно, что Жак нуждался в ней. Если она не поможет ему, не спасет его, ему так и жить век за веком неотомщенным призраком в стенах этого театра. Ах, как бы хорошо вернуться к живому Жаку, но бабушка, бабушка…
При всем своем суеверном нежелании узнать последние подробности о гибели Жака Белла принудила себя заняться поиском информации.
Сперва она прочесала новоорлеанские кладбища в поисках его могилы и не нашла ее. Затем направилась в городскую библиотеку, где ничего существенного о Жаке не оказалось. Сотрудница библиотеки посоветовала обратиться в театральную библиотеку «Ройал Орлеан Коллекшн» на Ройал-стрит.
Там Белла попросила что-нибудь о призраке Жака Лефевра.
Библиотекарша усмехнулась.
— Вы имеете в виду фантома, который якобы живет в «Сент-Чарлз-опера»?
— Да.
— Простите, а почему это вас заинтересовало? Пишете книгу о Жаке Лефевре?
Белла рассмеялась.
— Нет. Я пою в хоре на сцене «Сент-Чарлз-опера» и мне любопытны подробности истории этого театра.
Библиотекарша кивнула и попросила Беллу присесть за стол. У них есть целая папка материалов касательно этого привидения.
Белла вся извелась от нетерпения, хотя библиотекарша отсутствовала не больше пяти минут. Она вернулась с папкой, на которой было написано «Призрак „Сент-Чарлз-опера“. Первой в папке хранилась газетная заметка тридцатых годов, которую Белла уже читала. Но затем следовала незнакомая статья, датированная 1985 годом, со снимком Жака в костюме тореадора. Заголовок гласил: „Привидение Французского квартала“ — новая книга, рассказывающая о жизни Жака Лефевра и его эпохе».
