– Понятное дело…

Концерт был на следующий день, и на следующий, и через неделю… Время шло своим чередом, то быстро, то замедляясь, полетели недели, вторая, третья… Солнце, ветер, приехала и уехала моя подружка, уехала и Катькина, дочитана предпоследняя книжка…

– Мам, пойми, если ты не возьмешь сейчас билеты, то мы полетим в самое неудобное время и с самыми дорогими билетами.

– Да, да, Катюнь, вот я сейчас решу только, на самолете или на поезде, и какого числа, двенадцатого или четырнадцатого…

– Уже решили, мам! – Катька, чуть не плача, даже перестала есть. – Ну решили же! На самолете!

– А тебя укачает…

– Пусть укачает. Зато быстрее и тебе чемоданы не тащить…

– Ну да. Но… у меня что-то опять авиафобия началась. Как подумаю про самолет, сердце начинает колотиться…

– Хорошо. Тогда на поезде.

– Договорились. А двенадцатого или четырнадцатого?

– Как хочешь.

– А ты как хочешь?

– Я? – Катька засмеялась. – Я вообще никак не хочу. Я бы осталась в Литве до первого сентября.

– А если серьезно?

– Серьезно – чем дольше здесь будем, тем лучше.

– Ясно… А вот я к своим цветам хочу. Бросила все, хочу домой, на дачу. Приедем, чтобы еще лето было впереди.

– Мам, я на любое согласна.

– Хорошо, я обещаю купить билеты до конца недели.

А дальше началось удивительное. Как только я решала, что мы уедем двенадцатого, меня тут же одолевали кошмары. То в моей голове заводили разговоры обеспокоенные голоса: «Во-от, ведь она не хотела лететь этим рейсом. Ведь как не хотела!» – «Точно-точно!» – «Ай-яй-яй… Какое горе, какое горе…» То я видела себя в самолете и чувствовала, как выпрыгивает мое сердце на взлете и как рядом плохо Катьке… Тогда я решала – нет, в понедельник точно нельзя лететь. Все, едем в среду, четырнадцатого! В пять. Или нет, в половине девятого, точно в половине девятого. А четырнадцатого – по прогнозу гроза. И в Москве, и в Калининграде, из которого нам лететь. А в грозу очень страшно в самолете, очень. Молния может ударить. И вообще. Мне плохо в магнитную бурю. А уж в грозу-то, в самых электрических разрядах лететь… Нет, едем на поезде.

– Все, решено. На поезде – четырнадцатого августа.

– Пошли за билетами, мам?

– Ну да. Завтра давай. Может, еще двенадцатого надумаем… Вот как утром встану…

Я дотянула до последнего дня, авиабилеты стали на глазах дорожать – на тысячу, еще на полторы…

– Я куплю в Интернете. Всё, куплю сейчас. Доставай карточку.

Я быстро вошла на сайт «Аэрофлота», ввела паспортные данные, данные карточки.

– Купила!

– На какое число, мам?

– На… Ой, подожди, что такое? Почему-то отказ банка, непонятно…

Я стала звонить в «Аэрофлот» и неожиданно узнала, что есть билеты в три раза дешевле, но продаются только в Москве. Энергично позвонила своей подружке Лене, та обещала завтра же съездить в офис компании и купить для меня билеты по цене плацкарта в поезде.

– Вот, видишь, как здорово, как неожиданно все получилось! Как удачно…

Весь день я, совершенно не умеющая экономить и выгадывать, все рассуждала и рассуждала о том, как же здорово и отлично все вышло. Такие дешевые билеты – ну вообще!.. Подарок судьбы… Чем меньше времени оставалось до того, как Лена собиралась в офис, тем сильнее меня одолевали сомнения.

– Что-то мне с этим рейсом как-то… Неприятно о нем думать. Давай полетим в этот же день, но в другое время. А, Кать?

– Да мне, мам, все равно, когда тошнить, ты ж знаешь! – весело отозвалась Катька, не поднимая головы от книги. – Ура, дочитала! Ужас какой! Зачем нам это задали?

– А что ты читаешь?

– «Суламифь» Куприна! Ты читала? Помнишь?

– Читала, не помню.

– А-а-а-а! Почитай! Порадуешься моему раннему развитию!

– Да что такое… Хорошо, Кать, только сейчас надо решить с самолетом…

– Мам, ты себя измучила. Давай монетку кинем, хочешь? Помнишь, мы кидали и сдали билеты в результате?

– Помню… Только сейчас… мне как-то тревожно, Кать… И от понедельника тревожно, и от среды, и в пять тревожно лететь, и в одиннадцать…

– А в половине девятого – нормально? – с надеждой спросила Катька. – Мам, ну ты совсем не отдыхаешь!

– Не отдыхаю… – со вздохом согласилась я. – Не знаю, что такое. Наверное, я с ума сошла, что ли.

– Нет, мам! – Катька легко спрыгнула с кровати (кресла у нас в номере нет, но Катька как выросла в этом номере, как приезжала сюда с четырех лет, так в другой категорически не хочет) и подошла ко мне, обняла. – Ты просто у меня очень трепетный человек.

– Это ты у меня трепетный человечек, Катюня, – я поцеловала Катьку. – Отойди от меня.

– Ма-ам? – Катька обиженно посмотрела на меня, но не отодвинулась.

– Кать, я так нервничаю, от меня энергия плохая во все стороны исходит. Ты же знаешь – у нас даже предохранители иногда вылетают в машине, когда из меня дым идет. И лампочки перегорают.

– Ты не понимаешь, да, мам? – сочувственно спросила умница Катька. – Не читаешь сигналы?

– Не читаю. Не знаю, что со мной. Не понимаю. Может, потом поймем…

Потом мы поняли. А тогда я была практически уверена, что слышу из будущего какие-то сигналы об авиакатастрофе, только не разбираю, какие. Когда нам ехать? На чем?

За полчаса до того времени, когда Лена должна была ехать за билетами, я начала слать ей сообщения. «Лен, позвони мне». «Лен, подожди, не покупай билеты». «Лен, позвони, прежде чем покупать билеты»… Ее телефон не отвечал. Лена – синхронный переводчик, очень нервное и ответственное занятие, и на время работы она всегда выключает телефон.

– Ой, что-то, Катюня, мне так тревожно…

– Мамуль, тебе тревожно уже две недели!

– Ну да… Ох…

И правда, моя тревога достигла такого предела, что я просто не могла нормально сидеть, читать на пляже. Ничего не вижу в журнале. Ничего не понимаю. «Лагранжевы когерентные структуры могут стать чем-то большим, чем просто средство для ретроспективного анализа…» О чем я сейчас прочитала? Из какой области это вообще?

И тут позвонила Лена:

– Я купила билеты! Прыгай!

– Спасибо… На какое?

– На какое ты просила, ты же писала вчера вечером, – на другой рейс. Все хорошо? У тебя все хорошо?

– У меня все хорошо, только я… Да, хорошо, спасибо. А их можно сдать?

– Сда-ать? – Лена засмеялась. – Ну, наверно, можно. Позвони, если что, я сдам. А так я тебе их в электронном виде перешлю. Да?

– Да, спасибо…

Я нажала отбой и разрыдалась.

– Мам, мам, ты что?

– Не знаю, нервы сдали…

– Мам, я с зимы не видела, чтобы ты плакала, с нашей черной зимы…

– Да не обращай внимания… Просто… Просто не надо нам лететь четырнадцатого!

– Ну не надо, не полетим, не переживай только, мам! Не полетим!

На мое счастье, резко налетела туча, мы всё же успели бегом искупаться и даже домчаться до номера, пока не началась гроза.

– Мам, гроза быстро пройдет, не волнуйся! – сказала Катька, решительно откусывая край нежной розовой грудинки. – Будешь мне такую свинину в Москве делать?

– Буду, если мне из Литвы привезут свинью, которая веселилась, когда ее закалывали. Не подавись. Только я насчет грозы не волнуюсь… – Я взглянула на голодную Катьку, которая с ужасом смотрела то на окно, где в черно-фиолетовом небе били огромные фантастические молнии, то на кусок сочной свинины, которая еще недавно была веселым литовским поросенком, с пятачком, со смышлеными глазками… У Катьки воображение получше моего… – Давай пересядь спиной к окну, ничего там хорошего сейчас нет. И ешь спокойно.

Уговоры были уже бесполезны. Поросенка она представила слишком красочно, свинину отодвинула от себя подальше, жевала теперь, давясь, огурцы, заедая хлебом. И то и дело поворачивалась к огромному окну, которое в хорошую погоду открывается целиком, делая из нашего номера практически веранду. За окном было по-прежнему черным-черно, бушевала гроза, и где-то совсем рядом пренеприятно били молнии.