* * *

Двигался он неторопясь, наступая тяжёлыми ботфортами на сухой плотный снег издавая при этом хрустящие приятные звуки. Передвигая ноги, одну за другой, он уносился вдаль от собственного дома и приближался к городскому управлению. Переодички из полости рта вылетал морозный пар, а в ушах завывала метель, свист которой разносился по всей округе и благодаря которой окошки каждого домика разукрашивались узорчатыми рисунками. В небе сияло морозное желтое солнце, лишь как данное, а не для нагревания земли. С каждым часом температура падала и падала, холодало, и в данный момент времени на улице было - 35 градусов по Цельсию. Холода наступали на пятки, отчего была плохая видимость и приближался туман. На нём был мант и головной убор барет, а в руке он сжимал толстую золотую цепь. Любой житель королевства узнал бы в нём местного священнослужителя по имени Брабл, собственно говоря кем он и был. До пункта назначения ему стоило ещё прошагать прилично, и это ничуть его не пугало (пока что). Сама метельная непогода кружившая и метавшаяся повсюду плюс пройденные им нескончаемые километровые сотки превращались для него в довольно таки преодолимые препятствия, так как усилия оправдывали цель, суть которой заключалась повидаться с уважаемым ему принцев, с главой холодной части принцевого Скримбиджа, с самим Лоскусом. Если получится, и он не будет занят. Ведь тот к кому он направлялся в данную секунду всегда с охотой отзывался о Брабле и помогал  тому в трудную минуту. Они были похожи как две пары сапог, и зачастую благодаря этому, без лишних слов понимали друг друга. А сейчас…Что сейчас ? Сейчас что-то пошло не так…ни как обычно. Он насмерть замерзал, и старческие его кости придя в неподчинение замедляли ход а посему ему требовалась перегруппировка сил а за ней помощь со стороны. И казалось бы, что пришло время сдавать позиции, и просто брать да садиться на промёрзшую, осыпанную ослепляющем глаза снегом землю, но…но…о победа ! Бог смилостивился над ним…так как впереди замелькала тройка лошадей пришпиленная к убогой карете с восседающим на ней кучером. На радостях, он из последних сил попёр ближе к проездной дорожке, навстречу приближавшейся чёрной точке ясно им замеченной на белом зимнем фоне.

— Попридержите коней, месье. — Крикнул священнослужитель когда уже вблизи себя застал чёрную карету усыпанную снегом, которая направлялась в том же направление, куда ему было нужно.

—  Тррррр…— Стал останавливать повозку лошадей кучер с виду показавшимся ему дико расстроенным. — Чего вам ?

— Могли бы вы подуставшего и промёрзшего старика подбросить к местной мэрии ?

— Бесплатный сыр лишь в мышеловке ! Только за пять шиллингов. — Не растерялся тот.

Чуть посуетившись он согласился.

—  Так и быть, будь по твоему. —  Взобравшись внутрь салона кареты он крикнул. — Когда доберёмся заплачу, а теперь в путь.

Броская карета понеслась быстрее обычного преодолевая множество кочек, кривых и скользких троп, и усыпанного повсюду плотного снега. Иногда карету заносило по сторонам и ему приходилось подскакивать в сидячем положение и тут же наклонятся вместе с ней то влево, то вправо, — одни неудобства, — подумал он. Через каких-то двенадцать минут, им удалось добраться до места назначения. И  вот они уже у  цели. И когда старик слегка пришедший в себя от дикого холода вылазил из салона подкошенной кареты, то не забыл расплатиться и всё таки поблагодарить верховоду за великую помощь. Ведь на дворе стояла как никак лютая зима, и ход пешим запросто мог бы вас превратить в прозрачную сосульку. Брабл потопал по белому снегу к городскому дому, раз за разом оставляя за собой по святому следу. Пройдя массивную дверь он нырнул внутрь и оказался в длинном освещённом холле с красной дорожкой на полах, что змейкой уходила далеко вперёд и в конце пути сворачивала влево, туда, к важным кабинетам, туда, к зажравшемуся городовому…И старик зашагал. В конце пути он встретил передатчика у которого спросил.

—  День добрый ! Я к Лоскусу. Свободен он ?

—  Добрый день ! Ни как нет, занят он. Надо подождать.

Старик Брабл недолго думая полез в карман своего скромного полушубка, откуда мигом вынул конверт с письмом и тут же вручил его служащему мэрии.

—  Вот, передайте мэру. —  Тот смело перенял конверт махнув головкой в знак согласия. —  Спасибо, и до встречи.

—  Прощайте.

Священнослужитель удалился в своём обратном направление.

Плут, встречайте !

Лис был высоким и худощавым малым с наработанной пластикой движений. Имел карие выпученные глаза, под ними, ниже, длинный подбородок и по бокам больших размеров уши, что вне всякого сомнения выдвигало его на первое место в топ-уроды года. Вне конкуренции ! Излюбленным его объектом внимания служили личные густые патлы получавшие повседневно кропотливое ухаживание. Им двигало эгоистическое начало и беспочвенная злость. Внутри него таилось желание погубить где бы то нибыло, кем бы то нибыло, зарождавшиеся добрые начинания. Он был негативным, хитрым, и одновременно злодушным принцем. О его проделках в королевстве знал каждый, от мало до велик, и старался обходить его стороной. Сейчас же он вёл нелицеприятный диалог-грызню с принцем прекрасно знавшего его изнутри.

— Это были мысли вслух, и то не мои.

— Не уж то?

— Думайте как хотите, но я абсолютно спокоен.

— Жак Морье, то, что сейчас будет сказано про вас, чистой воды правда. Вы недоделок и смутьян, по вам плачут тюремные решётки. — От переполнившей его злобы у него скривился рот и престарелого принца начало трясти.

— Принцек, вот вы кто, да ещё с заячьей душой, и приостыньте, а не то, последствия для вас могут оказаться весьма страшными и безнадёжными…

— Вы солгали мне, вы солгали советнику трёхглавых, и вы соврёте народу при удобном случае, а случай этот предоставить такому плуту как вы не должно само Небо, посредством нас, через нас, искренних амадеусoв болеющих душой за свой народ и свои родные края.

Разговор шёл о внутрекоролевском.

— Проваливай !

— Вы здесь ни кто иной, как трус…Талантливый трус ! — На последок бросил принц в сторону плута.

— Переварю такогo...-Оскалил зубы Лисий принц.

В перепалке Жак и не заметил как правой ногой по целую пятку с треском провалился в слегка замороженную лужу, где намочил любимый свой ботфорт, к его ужасу пропускавший воду. Стало очень неприятно ощущать попадание холодной водицы внутрь…Принцы разбежались кто куда. Если принц Ферeн поближе к снежной площади Согласия, то вредный Лисий принц потопал в обратном направление, ближе к кабакам. Он думал…”Ну a к чему ему такие игрища ?! Ну ничего, я всем ещё тут покажу, кто главный. У меня для этого имеются крепкие зубы, зубы, которые можно плотно сжать надкусив проблему пополам и успокоиться, хотя бы на короткое время. Отдохнуть от всех, забыться. Выпить что-нибудь в конце концов ! ”

Принцеска Твикса пребывает в горе.

В светлой гостиной комнатке сейчас можно было наблюдать печальную картину ; тут грустило хрупкое существо, и сейчас уже совсем одинокое во всём крохотном принцевом королевстве ; молодая незаурядная принцеска, oтносящаяся к бедному классу среди местных амадеус впала в глубокий транс. И рассчитывать на свои силы не имело никакого смысла. Зато у неё имелась крепкая дружба с синьёритой Баньолой дамкой зрелых лет, представительницей дома клана Атропов, имение коих располагалось в нескольких минутах ходьбы от центральной площади Зимнего края. Благодаря яркому солнечному свечению заполневшиму весь периметр гостиной : та купалась в лучезарных бусинках многоцветиках которые наинаглейшим образом кружась приплясывали повсеместно, куда не глянь, отчего комната позолочено светилась. Был слышен гул с улиц, шедший от жившей ярким зимнем днём молодёжи, он доносился из широких двустворчатых окон и попадал в дом. Среди всего этобы были : звоны колокольчиков привязанных к лошадям, смех, басовый гонор, свисты, крики и какая-то словесная перебранка среди молодых принцев вкупе с собачьим лаем. Амадеувский люд бродивший на площади дарил красочную картинку дню ненароком впуская в свой хоровод тех, кто отказывался покидать свои берлоги предпочитая оставаться в тепле. День жил, дышал надеждой, на кого-то действуя весьма добротно, а кого-то совсем никак не волновал, в силу весомых причин. Особки слабого пола уединившиеся от посторонних лиц не замечали всего внешнего : прекрасия погоды, взошедшего зимнего солнца и гревшего сегодня небывало жарко всю их округу. Сегодня был не тот момент, когда стоило радоваться жизни, лётая на седьмом небе от всплеска радостных эмоций по любому поводу, а тем более плескаясь в водовороте любовных игр, блуждая в зоне романтических исканий, ведь столько красивых прекрасных принцев повсюду. Но…Не у всех так, не сегодня точно...Кому то было не до этого…Кто-то...Кто-то особенно нуждался в сей час в оказании помощи, и этим кто-то была не кто иная, как совестливая и очень восприимчивая милашка. Не помочь ей было равносильно убийству не в чём неповинного мирного и живого существа из белых крылышек. Она была сродни мотыльку, но в данную секунду не жалея себя, убийственно бившегося о горящий фитилёк сокрытый стеклянной лампой. Ей была необходима помощь, и она обратилась по назначению, ведь данный целитель душевных ран был проверенным и надёжным а главное качественным. Вот поэтому она оказалась здесь, и сразу доверилась богатой синьоритке. Принцесске Твиксе было очень горько после разочарования, и это читалось по её глазам...поникшим, да заплывшим. Хозяйка дома ласково держала обе ручки принцесски и заботливо глядела в глубину её глаз, порядком хотела на уровни глаз нащупать связь и понимание между их душками. Она была ей вроде родителя, той опоры без которой всякий психологически сломленный не в состоянии протянуть в одиночку. Они сидели в парадной гостиной на пышном диванчике заправленном шёлковым красивым покрывалом. Первой опустила глазки та,что особо нуждалась в моральной помощи. Она лихорадочно задрожала, но всеми силами попыталась не показывать этого, чего уже сделать было просто невозможно. Сейчас соленные слезинки пытались сорваться с глаз принцесски. Что-то заставляло быть её слабой, что-то тревожило хрупкое её сердечко, но что ? Вдруг из правого глаза покатилась по щёчке милой первая слеза страдальщицы и выдала в ней печальную натуру. Глубоко вздохнув та, у кого последняя гостила, попробовала исправить то, что казалось было уже ни чем не исправить и ничем не стереть,но безоговорочно нуждалось в исправлении. А лучше той, кто всегда был ей опорой и спасеньем, никто не знал как это сделать.