- Я не могу даже говорить на Вашем языке, - несчастно пролепетала она по-английски. - Я глупая. Я ничего не могу запомнить. Все слова вылетели у меня из головы!

Я видел, что даже то, небольшое знание гореанского, которое она получила, ускользнуло от неё.

- Простите меня, Господин, - вдруг проговорила она по-гореански. -Простите меня, Господин. Простите меня, Господин!

Я был удовлетворён, видя, что она смогла вспомнить, по крайней мере, хоть что-то.

Вся дрожа, она опустила голову.

Я видел, что по крайней мере в течение некоторого времени, не смогу общаться с ней в по-гореански. Очевидно, даже те гореанские фразы, которые она знала, сейчас ей недоступны, да и их было чрезвычайно ограниченное количество.

- Простите меня, Господин, - плача, произносила девушка единственные гореанские слова ей доступные.

Я улыбнулся. Несомненно, эта простая фраза во многих случаях, хотя и не всегда, спасала немало раздетых, рабынь от грозящих наказаний.

Её плечи дрожали, а голова опускалась всё ниже.

Конечно, нет необходимости, быть в состоянии общаться с женщиной, чтобы учить её, если она - рабыня. Женщины очень умны. Они быстро понимают, что такое цепь и кнут. В действительности, многое может быть достигнуто такими простыми, но эффективными средствами, как удар ладонью, или выкручивание рук, таким способом вбивая знания в её тело. Да, такими способами можно научить даже большему и быстрее, чем если просто говорить на её языке.

Я любовался девушкой, стоящей на коленях в траве, и дрожавшей от страха. Я поглядел лежавшие подле меня седло и хлыст. В любой момент, я легко мог сорвать с неё одежду и бросить на её животом вниз на отполированную кожу седла. Я мог при помощи хлыста и ласк, начинать вбивать в неё, каплю за каплей понимание её теперешнего состояния.

- Меня послали на Ваши одеяла, Господин, - прошептала девушка, по-гореански, поднимая голову.

Я видел, что она ещё не была готова к седлу и хлысту. Но всё же, если я оценил её правильно, подготовка к этому не будет слишком долгой. Она была отличным рабским материалом.

Я мягко подозвал рабыню.

Робко девушка, на руках и коленях, подползла ко мне по траве. Когда она добралась до моего одеяла, я аккуратно взял её руками и, положил на спину около себя. Она была напряжена, но робко попыталась потянуться своими губами к моим, но я помещал, положив ей на рот свою руку. Она замерла и испуганно посмотрела на меня. Моя рука была туго прижата к её рту. Девушка лежала неподвижно, и не могла говорить.

- Я говорю на твоём языке, - сказал я ей, очень спокойно. Её глаза расширились. Я говорил с ней по-английски! Но я не позволял говорить ей.

- Это не особенно важно, - продолжал я, - но без моего разрешения Ты не имеешь права рассказывать об этом кому бы, то, ни было. Ты меня поняла?

Она кивнула, как она могла, моя рука неподъёмным грузом прижимала её голову к земле. Убедившись, что неожиданностей не будет, я убрал руку.

- Вы говорите на английском языке? - переспросила она, с любопытством.

- Да, - подтвердил я.

- Значит Вы здесь, чтобы спасти меня и других девушек? – прошептала она с надеждой. – О-о-о! – только и смогла выдохнуть рабыня, когда её голова была снова зажата, на этот раз моя рука держала её под подбородком, а мои пальцы сдавили щёки по обеим сторонам челюсти.

- Где твой ошейник? – строго спросил я.

- В караване.

- В караване, что? – переспросил я.

- В караване, Господин! – сразу исправилась девушка.

- Кто Ты?

- Мне сказали, что я - рабыня, - с трудом ответила она, моя рука, твёрдо удерживала её подбородок. – О-о-о! – послышался стон, её голова отклонилась ещё дальше назад, под властью моего сурового захвата.

- Кто Ты?

- Рабыня! – напряженно пробормотала она. - Я – рабыня, Господин!

- Ты всё ещё думаешь, - продолжил я допрос, - что Вас кто-то будет спасать?

- Нет, Господин, - сказала она. - Нет, Господин!

- Никакого спасения для тебя не будет. Ни для тебя, ни для любой другой на вашей цепи.

- Да, Господин, - шёпотом ответила она. - Мы - рабыни.

- Тебе удобно говорить о своём рабстве на родном языке? – поинтересовался я.

- Да, Господин.

Я пристально смотрел ей в глаза. Не выдержав, она отвела взгляд.

- Почему Ты решила, что я мог бы подумать о вашем спасении? – задал я ей вопрос.

- Разве Вы не с Земли?

- Когда-то был, - согласился я.

- Но ведь тогда, Вы должны сочувствовать к нашему тяжелому положению, похищенных с Земли и порабощённых женщин.

- Женщины Земли часто бывали порабощены, - начал я объяснять свою точка зрения. - Неволя не новинка для земных женщин, и их готовность для ошейника долгое время не оспаривалась. На Земле в этот самый момент множество женщин удерживаются в неволе вполне законно, и есть немало других, трудно представить их численность, кто находится в неволе тайно.

Также, всегда в истории человечества, как в прошлом, так и сегодня, многие женщины обнаружили себя порабощенными. Твои неприятности и тяжелое положение, пожалуй, далеки от уникальности. Ты, и те другие с тобой, являетесь просто ещё одной горсткой рабынь, порабощённых женщин, всего лишь новые и свежие экземпляры исторически обоснованного товара.

- Да, Господин, - прошептала она сквозь сжатые челюсти.

Я убрал руку с её горла и лица. Она задыхалась, ей было жутко, но она лежала рядом со мной, не шевелясь. Грудь девушки поднималась, под тонкой тканью рабской туники.

- Теперь Ты можешь начать снова, - разрешил я. - Вернись к своему первоначальному положению. Можешь говорить по-английски.

- Да, Господин, - всхлипнула она. За тем она со страхом отползла от меня в сторону. Через мгновение она уже стояла на коленях, как она прежде, в нескольких футах от меня, на траве. - Господин, - обратилась она ко мне, как положено.

- Да?

- Я - рабыня. Меня послали на Ваши одеяла.

- Превосходно. Ты - симпатичная рабыня, – похвалил я.

- Спасибо, Господин, - покраснев, сказала она.

- Подход, Рабыня, - прозвучала моя следующая команда.

- Да, Господин, - проговорила она, и на руках и коленях, поползла ко мне.

Опять, как и в первый раз, я взял её на руки, и положил на спину, около меня.

- Я - девственница, - сказала она и покраснела.

- Я знаю. Результат проверки твоего тела, сделанный вскоре после твоего приобретения, Грант, твой хозяин мне сообщил.

- Да, Господин.

- Такая информация является общедоступной среди рабовладельцев, -пояснил я.

- Да, Господин.

Я взял ткань её рабской туники, и, перебирая между пальцами, сказал:

- Это - тонкая, слабая ткань.

- Да, Господин.

- И она хорошо Тебя показывает всем окружающим.

- Да, Господин.

- А ещё, у Тебя симпатичные ноги.

- Спасибо, Господин.

- Ты – напряжена, - заметил я.

- Простите меня, Господин.

- Ты знаешь, что с тобой будет сделано сегодня ночью? – спросил я.

- Я должна быть лишена девственности, - прошептала она.

- Это – смехотворно. Это - абсурдно. Скорее Ты должна быть вскрыта, действие, которое, в случае рабыни, в интересах всех мужчин.

- Да, Господин.

- И это вряд ли будет болезненным, но если и будет, то боль будет кратка, и чувствовать Ты будешь её недолго.

- Я понимаю.

- Но если Ты хочешь почувствовать, в некотором смысле, необычность момента, то мы можем завтра, перековать в ланцет один ножей Грант.

- Я поняла, - задрожав, прошептала она.

Это казалось мне лучше, чем предоставить решение этой проблемы дикарям. Они имеют склонность быть нетерпеливыми в таких вопросах, даже с их собственными женщинами. Самодельный ланцет, стерилизовавший в кипящей воде, казался мне предпочтительней, чем заостренная кость кайилиаука или того хуже обструганный колышек.

- Но, очевидно, твоё вскрытие, только лишь простая формальность.

- Очевидно, - сказала она, как мне показалось немного иронично.