27 сентября 1601 года Господь, благословляя монарший брак, одарил Марию Медичи сыном. Произошло это в Фонтенбло, и мальчика крестили именем Луи.
Король был настолько счастлив, что день рождения наследника престола был тут же объявлен национальным праздником. Что же касается парижан, то они встретили новость о рождении дофина (а это был будущий король Людовик XIII) с огромным воодушевлением. Массы народа высыпали на улицы города и принялись благодарить Господа за ту милость, которую он сотворил для их любимой Франции.
Генрих IV выглядел пьяным от счастья и выражал всяческие знаки внимания своей жене. А она – своему мужу. Рассказывают, например, что однажды королевская чета направлялась в Сен-Жермен, и при переправе на пароме неловкий кучер опрокинул карету в реку, и не избежать бы Марии Медичи верной гибели, если бы ее не вытащили за волосы. И все якобы восхитились тем, что, едва придя в себя, королева справилась о судьбе короля.
Кардинал де Ришелье в своих «Мемуарах», описывая этот случай, отмечает:
«Поскольку главным для нее было нравиться королю, она приучилась быть терпеливой даже в том, в чем нетерпеливость не только простительна для самых сдержанных женщин, но и вполне пристойна».
С другой стороны, он же отмечает и тот факт, что Генрих IV «многих дарил своим вниманием». Словно в подтверждение этого его любовница Генриетта де Бальзак д’Антраг 3 ноября того же года также родила мальчика, которого нарекли Гастоном-Генрихом (впоследствии он станет герцогом де Вернёй и губернатором Лангедока).
Кстати говоря, в следующем году «дуплет» повторился: 22 ноября 1602 года Мария Медичи родила в Фонтенбло дочь Елизавету (будущую королеву Испании), а Генриетта де Бальзак д’Антраг, опять чуть позже, – Габриэль-Анжелику (она выйдет замуж за сына герцога д’Эпернона).
Как утверждает Ги Бретон, «весь двор веселился по случаю этого двойного события, а добрейший народ Франции, который так легко было взволновать, радовался от души тому, какой у него прыткий и галантный король».
Историк Ги Шоссинан-Ногаре не без иронии отмечает:
«Когда Генрих IV женился, Мария Медичи втянула его любовницу <…> в своеобразные гонки, в курьезные соревнования по плодовитости, так что для фаворитки стало делом чести рожать в том же ритме и с такой же регулярностью, как королева».
Став отцом еще и двух девочек, Генрих IV вдруг тяжело заболел. Его страдания были столь сильны, что он даже стал серьезно опасаться за свою жизнь. Мария Медичи была очень обеспокоена этим. Она начала уговаривать короля перестать вредить своему здоровью и своей репутации, но, как пишет в своих «Мемуарах» Ришелье, «все ее самые убедительные доводы были не в состоянии отвратить государя от страстей, чью серьезность, ослепленный ими, он не осознавал».
Впрочем, в данном случае заболевание оказалось серьезнее, чем все думали, и король, думая, что пришел его конец, завещал Марии Медичи править страной до совершеннолетия их сына, ориентируясь исключительно на месье де Сюлли[4], единственного из министров, которому якобы можно было полностью доверять. Назвал Генрих и имена тех, кого следовало опасаться.
К счастью, болезнь вскоре отступила, и все эти советы потеряли свою актуальность. А «жизнь втроем» продолжилась: король еще более оживился, и его внимания вновь стало хватать и на жену, и на фаворитку.
Ги Шоссинан-Ногаре по этому поводу пишет:
«Возникла полная путаница, и у короля появилось намерение соединить матерей, как он соединил детей. Когда он навещал своих многочисленных отпрысков, его сопровождали либо жена, либо возлюбленная, а иногда и обе вместе. Генрих IV не представлял собой чего-то исключительного, и семейные сцены, включавшие всех королевских женщин, возникали довольно часто».
* * *
Немного забегая вперед, заметим, что эту почти идиллическую картину не разрушил даже заговор против короля, раскрытый в 1604 году, в котором самую активную роль играл отец фаворитки старик Франсуа де Бальзак д’Антраг.
Заговорщики[5] планировали заманить Генриха к маркизе де Вернёй, умертвить его, а королем провозгласить ее сына Гастона-Генриха[6]. Суд приговорил герцога к смерти, а его дочь – к пожизненному заточению в монастырь, но король позволил старику удалиться в свое имение. Что же касается милой его сердцу Генриетты, то король ограничился самоличным ее допросом, и она без всякого труда доказала ему, что невиновна. Не зря же говорят, что у любовницы всегда найдутся добродетели в глазах воображения.
Парижскому парламенту (так в те времена во Франции назывался высший суд, в состав которого входили, кроме непосредственных вассалов короля, высшие придворные чины и ближайшие советники короля) осталось лишь подчиниться воле Генриха IV.
Это выглядит странно, но король не только опять сошелся со своей фавориткой, но и еще больше привязался к ней, хотя прекрасно знал ее злой и скандальный нрав. В свою очередь Генриетта де Бальзак д’Антраг маркиза де Вернёй без зазрения совести принялась еще больше эксплуатировать королевскую щедрость, выпрашивая за каждую ласку деньги и поместья. Она постоянно старалась унизить Марию Медичи и вскоре начисто рассорила ее с мужем.
* * *
Стычки Марии Медичи и Генриетты де Бальзак д’Антраг маркизы де Вернёй продолжались. Король буквально разрывался между ними, стараясь восстановить мир в своем доме. Однако делал он это достаточно своеобразно. Например, он почему-то решил, что ревность его жены вызывает не постоянное присутствие любовницы, а окружение Марии, якобы настраивающее ее против короля. А раз так, он потребовал, чтобы Мария отправила своих «советников» восвояси, во Флоренцию. Прежде всего это касалось ненавистных королю Леоноры Галигаи и Кончино Кончини. Мария, естественно, отказалась, заявив, что не стоит тратить время на поиски соринок в чужом глазу, когда в своем не замечаешь и бревна. Как водится, все закончилось страшным скандалом.
На этом фоне Генриетта повела себя удивительно грамотно: она писала королю ласковые письма, жалела его, уверяла, что любит и будет любить всегда. А что еще нужно мужчине, самого себя загнавшему в стрессовую ситуацию…
Как иронично подмечено в «Мемуарах» Ришелье, «в остальном брак Их Величеств ничем не омрачался». И фраза эта выглядит тем более издевательской, что от флорентийки уже тогда шел лишь один негатив. Она все время что-то требовала, была чем-то недовольна, куда-то тратила огромные суммы денег. Возможно, в ее словах было немало справедливого, но воспринимать их адекватно Генрих уже не мог. Его стало просто бесить общение с женой.
* * *
Несмотря ни на что, 10 февраля 1606 года Мария Медичи родила королю еще одну девочку. Ее назвали Кристиной. Через тринадцать лет она станет женой герцога Савойского[7].
На крестины ребенка Мария Медичи пригласила из Италии свою сестру Элеонору, герцогиню Мантуанскую, также дочь Франческо Медичи и Иоанны Австрийской. Таким образом, она решила показать всем в Париже свою привязанность своей семье и интересам своей семьи. Это, естественно, очень не понравилось Генриху IV. Дальше – больше. Дядя Марии, Великий герцог Тосканский Фердинандо Медичи, скоро отойдет в мир иной. Произойдет это ровно через три года, в феврале 1609 года, и его место займет его сын. А вот он будет уже полностью ориентирован в своей политике не на Францию, а на Испанию. Французский король почувствует себя оскорбленным, и это еще больше осложнит его отношения с женой из клана Медичи. Но это произойдет через три года. Пока же герцогиня Мантуанская прибыла в Париж, и ей пришлось оказывать знаки внимания, соответствующие особе королевских кровей.